Самое Тихое Время Города - Екатерина Кинн

– Околеева… – подхватил было словотворец.

– Щаз как дам! – рявкнула Маргарита.

– Все. Виноват, неправ, молчу, – залебезил Черный Плащ. – А то по шее получу…

– …и подвиг свой не совершу, – не удержавшись, доцитировал Андрей.

И они под моросящим дождем направились через Нескучный сад, в котором не горел ни один фонарь, к Ленинскому проспекту, а Андрей повел беглянок к себе на Остоженку.

Было уже за полночь, когда вся троица, грязная, мокрая и до предела вымотанная, ввалилась в квартиру Андрея. Говорить сил не было.

– Можно позвонить? – бросилась к телефону Анастасия.

– Да ведь ночь…

– Ничего, мне очень надо позвонить!

– И мне тоже, – подхватила Лана.

– Конечно, звоните, – сказал он и отправился инспектировать холодильник. – Зияющие пустоты, – пробормотал он, чувствуя приступ волчьего голода.

Зрелище было печальным. Замороженная до твердости кирпича курочка, пакет сока и картошка с морковкой. Ничего, чтобы можно было съесть сразу…

– Придется потерпеть, – заключил Андрей, захлопывая дверцу.

Анастасия присела у стола, подвинула к себе старый аппарат с дырчатым диском. Аппарат был тети-Полин, сам Андрей пользовался нормальным кнопочным из своей комнатки, а этот стоял заброшенный. Три года уже, как тетя Поля умерла, а он так и не убрал с кухонного столика ни этот аппарат, ни коробку с листочками рецептов и растрепанной записной книжкой, ни кулинарных книжек с полочки над столом…

Заботы отвлекали от тревожных, мучительных мыслей. Снова была облавная охота. И снова он вмешался. И снова сделал выбор. Он прислушался к себе. Нет, он не жалел. Он всегда, раз выбрав, никогда не оглядывался назад и не жалел. Но вместе с ощущением правильности в душе ширилось ощущение близкой потери. Хотя боль была светлая, с привкусом надежды.

– Какой такой надежды… – помотал он головой, прислушиваясь к шуму дождя за окном.

И все же она была. Непонятная, нелогичная, но была – как маленький росток, пробивший асфальт. Андрей невесело усмехнулся и пошел зажигать колонку. Сейчас всем надо под горячий душ, тяпнуть коньяку и в чистую постель. И отключиться до утра, чтобы потом уже думать, что делать.

Достав из шкафа тети-Полины халаты и полотенца, он сунулся на кухню.

Анастасия сидела у телефона бледная как смерть.

– Что случилось?

Анастасия еле разлепила синие губы:

– Катюшу украли…

– Катюшу?

Лана схватила Андрея за руку и, оттащив в сторону, зашептала:

– Это ее дочка. Она позвонила свекрови, а та сказала – ты же вечером сама ее забрала. Приехала в гости без предупреждения, привезла денег, сказала, что прямо сейчас едем в Египет, что путевку выделили от новой работы… Только почему-то была вся в красном и в квартиру не заходила, говорила по мобильнику из машины… Катя ехать не хотела, но эта, которая якобы Анастасия, ее все равно забрала…

Лана с надеждой смотрела на Андрея.

Анастасия, словно в трансе, встала и пошла к двери:

– Я возвращаюсь…

Лана едва успела ее перехватить:

– Не смей! Я же тоже не знаю, что с мамой! Там трубку никто не берет… Я же не сдаюсь, я надеюсь! – Она почти кричала, и Андрей видел, что Лана едва удерживается от истерики.

– Катя…

Лана несколько раз глубоко вздохнула и совершенно спокойным голосом сказала:

– Не смей. У тебя ведь был номер… ты позвони… Звони. Сегодня Судьба играет.

Анастасия кивнула, набрала номер:

– Алло? Игорь? Вы меня слышите? Алло!.. Черт. Сорвалось.

Перезвонила. Покачала головой:

– Что-то с линией.

– Ладно, – сказал Андрей. – Расскажите мне все, тогда хоть можно будет прикинуть, что делать. – Он взял Анастасию за руку. – Сдаваться не будем. Будем драться. Расскажите.

А тем временем в Нескучном саду среди дня случилось, как говорится, страшное. Ибо из нефункционирующего сортира в холме возле Летнего домика, из коего не так давно выбралась компания беглецов, полезло. Надо сказать, место это в какой-то мере сакральное. Даже не просто место, а МЕСТО. И было оно некогда широко известно в узких кругах по всей Москве, и ходили в это МЕСТО, как на прием – в определенной форме, в определенное время, в определенный день. А именно – в четверг. В этот день от метро «Октябрьская» транспорт приезжал, переполненный разного пола и возраста личностями, коих объединяло одно – деревянные дрыны, гордо именуемые мечами, гитары, «хайратнички», фенечки и плащи из занавесок. Разговоры их были оживленны и непонятны транспортной публике, а свет в глазах, по большей части усиленный очками, пугал.

Но, следуя неумолимой логике перехода количества в качество, четверговое сборище стало разрастаться и перерождаться подобно раковой опухоли, пугая местных жителей и посетителей Нескучного сада. Клумба перед Летним домиком вытаптывалась эти стадом, в дни сборищ и читатели в библиотеку, что в Летнем домике, не ходили. И однажды пришла милиция и выгнала всех из сада. И переродившееся сборище плавно перетекло под длань Вождя на Октябрьской площади, на Поганище, а заколоченный сортир остался на месте, под холмом, как и прежде. И будет он тут стоять до самого скончания времен, такой же таинственный и вечно-заколоченный.

Однако потихоньку сюда стали возвращаться те, кто начинал здесь. Уже тихие, ностальгирующие по безбашенной юности. И вот у них на глазах и полезло. Главное, что первым вылез, вернее, вылетел из сортира характерный «хайратый» и фенечкастый парень:

– Я там был! Спасайся, кто может!

Народ остолбенел. Но тут заколоченный зев сортира растворился, чернота вздулась пузырем, пузырь с хлюпом лопнул, и из него полезли «терминаторы». Не то чтобы Шварценеггеры, но все сразу поняли, что это именно «терминаторы» и что надо делать ноги. Вернее, ноги сделались сами, а понятие пришло уже на ходу.

Дело было в том, что «хайратый» парень с заковыристым именем Эльрандир (по паспорту – Юра) с утра поехал в окраинный лесопарк поискать местечко для игры на выходные. Шатался он там долго, забрел на окраину и вылез на жестоко перекопанную поляну. Если бы он был небанальным поэтом (каковым он считался в ближнем своем кругу), то ему на ум пришло бы небанальное сравнение с вывороченными наружу кишками земли. Они были песчано-желтого и красно-глинистого цвета. Если бы он умел наблюдать, то понял бы, что рисунок канав очень странный – похоже, они очерчивали какой-то периметр. А посередине перерытой поляны торчало здание старой водонапорной башни, настолько напоминавшее донжон, что Юра аж подпрыгнул от радости и полез ее исследовать на предмет годности для игры.

Башня была заброшенной, но вполне годилась. Он спустился по полуразвалившимся кирпичным ступеням в неожиданно нашедшийся здесь подвал. Запахло тайной. У Юры быстро забилось сердце. Конечно, разумом он понимал, что это всего-навсего водонапорная башня, но шестое чувство, которое всегда колет шилом в зад всем на свете приключенцам, говорило, что тут что-то есть. И Юра полез в подвал. Ржавая решетка поддалась быстро. Пол в коридоре был грязным и влажным, пахло сыростью и гнилью. Спички были, коридор никуда не сворачивал, и Юра некоторое время шел вперед, раздумывая, когда еще сможет сюда попасть ради более тщательного исследования таинственного места. И тут впереди забрезжил свет. Рассеянный, голубоватый, холодный… После Юра никак не мог описать, что с ним произошло. Но что это было где-то ТАМ, он был совершенно четко уверен. Он помнил тяжелые шаги за спиной, свои собственные вопли, привкус железа на языке и странный, нездешний запах. Помнил, как бежал куда-то, инстинктивно находя дорогу, а потом вдруг, когда ужас стал просто невыносимым, когда он захотел стать самым крошечным, самым маленьким в мире существом, самым незаметным, – тогда вдруг зиявшая впереди тьма лопнула, и он вывалился в свет дня с криком: