Народные сказки и легенды - Иоганн Музеус

Первое известие о счастливой перемене в судьбе любимого в душе обрадовало её, но вовсе не потому, что она собиралась стать совладелицей большого состояния. Она радовалась за свою добрую мать, отказавшуюся от всех земных благ, с тех пор как потерпела крушение задуманная ею свадьба с соседом Пивным Королём. Теперь же Мета хотела, чтобы Небо не услышало церковной молитвы о счастливом завершении путешественником его дел, а напротив, желала ему лишь хлеба и соли, которые он с радостью делил бы с ней.

Прекрасная половина человечества совсем не владеет искусством скрывать свои тайные переживания. Мать Бригитта скоро заметила грусть на лице дочери и догадалась в чём дело. Впрочем, для этого и не требовалось особой проницательности: слух о вновь взошедшей счастливой звезде её бывшего компаньона по торговле льном, который приобрёл репутацию человека, представляющего собой образец порядочности, благоразумия и деловитости, не миновал её. Не были для неё тайной и мысли милой Меты. Если бы его любовь была серьёзной, рассуждала мать Бригитта, то ему незачем было бы так долго медлить с объяснением. Но, щадя дочь, она никогда не говорила ей об этом, пока наконец Мета, сердце которой переполнилось горем, сама доверчиво не открыла доброй матери настоящую причину своей печали.

Умная женщина услышала немногим больше, чем ей уже было известно. Это доверчивое признание сблизило обоих, и мать не делала дочери по этому поводу никаких упрёков, понимая, что всё случившееся как нельзя лучше говорит само за себя, и обратила своё красноречие на то, чтобы утешить Мету и убедить её стойко перенести крушение несбывшихся надежд.

— Доченька, сказав «А», ты должна сказать «Б», — поучала она. — Ты пренебрегла счастьем, когда оно само искало тебя, так покорись судьбе и не ропщи, если оно не встретится больше с тобой. Бывает и самая верная надежда обманывает, поэтому поверь моему опыту, — откажись от прекрасной лицемерки и она перестанет мешать твоему спокойствию. Не рассчитывай на лучшую судьбу и довольствуйся своим положением. Уважай прялку, что кормит тебя. Зачем тебе счастье и богатство, если ты можешь обойтись и без них?

Эта сердечная проповедь сопровождалась жужжанием прялок, навёрстывающих время, потерянное на разговоры. Мать Бригитта философствовала так от чистого сердца. У неё был план устройства их будущей жизни, который, после того как попытка восстановить былое благополучие не удалась, так упростился, что судьба больше ничего не могла в нём спутать.

Но Мета была далека от её философского спокойствия, поэтому предостережения, поучения и утешения матери оказывали на неё обратное действие. Совестливая дочь считала себя разрушительницей сладких материнских надежд и упрекала себя за это, и хотя в будущем рассчитывала только на хлеб и соль, всё же, узнав о вновь расцветшей торговле и богатстве друга сердца, не удержалась от того, чтобы мысленно не довести количество блюд в суточном рационе до шести.

Мету воодушевляло, что её выбор одновременно давал возможность осуществить давнюю мечту доброй матери. Но эти прекрасные грёзы мало-помалу рассеивались, как дым, ибо Франц исчез из поля зрения Меты и ничем больше себя не обнаруживал. К тому же весь город облетел слух, что он приказал как можно лучше украсить свой новый дом к предстоящей свадьбе с богатой антверпенкой, которая находится уже в пути. Эта печальная весть совсем вывела любящую девушку из равновесия, и она поклялась отныне изгнать из сердца вероломного изменника. При этом слезинки, одна за другой, скатывались из её девичьих глаз.

В один из таких грустных вечеров, когда Мета, закончив работу, как обычно вспомнила любимую поговорку матери, которой та поощряла её к труду и прилежанию: «Пряди, дочка, пряди, — жених сидит в пряже!», чей-то палец нежно постучал в дверь. Мать Бригитта выглянула в окно… За дверью стоял жених! И кто же? Не кто иной, как приятель Франц из узкого переулка!

Он был одет в великолепное праздничное платье, а его тщательно расчёсанные русые кудри благоухали дорогими духами. Вид гостя возвещал, во всяком случае, не о том, что он пришёл вести разговор о торговле льном. Поражённая мать Бригитта хотела что-то сказать, но язык не повиновался ей.

С бьющимся сердцем Мета поднялась с кресла и стояла молча, только щёки её пылали, как алые розы. Но Франц прекрасно владел речью, и нежные звуки адажио, которые когда-то выводила его лютня, он одухотворил изящным текстом, выразив на этот раз свою безмолвную любовь ясными и недвусмысленными словами. Через мать Франц сделал торжественное предложение её дочери, добавив, что в его доме уже закончены все приготовления к встрече невесты, если только прелестная Мета даст своё согласие.

Рассудительная мать, приведя в равновесие свои чувства, хотела, как водится, взять восемь дней на обдумывание предложения, но Франц, которому слёзы радости, катившиеся по щекам доброй женщины, не предвещали с её стороны никаких препятствий, был тем не менее так настойчив, что она выбрала середину между материнским достоинством и желанием жениха, а окончательное решение этого вопроса предоставила на усмотрение милой Меты.

С той минуты, когда в комнату вошёл Франц, в девичьем сердце произошла заметная революция. Появление молодого человека было красноречивым доказательством его невиновности. При этом, во время беседы, выяснилось, что кажущаяся холодность её сердечного друга объяснялась ничем иным, как стремлением, отчасти, поскорее пустить в ход торговое дело, а, кроме того, сделать необходимые приготовления к предстоящей свадьбе. Поэтому у него просто не оставалось времени для ежедневных свиданий.

Итак, на пути к тайному примирению влюблённых не было больше камня преткновения. Девушка поступила с изгнанником, как мать Бригитта с прялками, преждевременно выставленными ею в чулан, или, как первородный сын церкви с изгнанным парламентом[206], — она с почётом вернула его в своё сильно бьющееся сердце, предоставив все прежние права. Коротенькое словечко из двух букв — «Да», утверждающее счастье любви, с невыразимой прелестью соскользнуло с её нежных уст, и счастливый влюблённый не мог удержаться, чтобы не запечатлеть на них пылкий поцелуй.

Отныне у нежной пары появилась возможность расшифровать и перевести на звучный язык слов иероглифы их тайной любви, что сделало беседу между ними самой приятной из тех, что когда-либо вели друг с другом двое влюблённых. Так что нашим экзегетам[207] можно только пожелать, чтобы и они так же правильно и без искажений понимали и истолковывали любой текст. Восхищённому жениху, как и в тот день, когда он отправлялся в свой крестовый поход в Антверпен, не легко было расстаться с прелестной невестой. Но у него оставалось ещё одно неотложное дело, которое он хотел выполнить сам, поэтому ему пришлось всё-таки взять небольшой отпуск. Франц направился к Везерскому мосту в надежде найти там одноногого солдата, которого ещё не забыл, хотя и не сдержал пока своего обещания.

После того разговора со щедрым бездельником, Седая Голова всякий раз зорко высматривал его, беря на мушку каждого прохожего. Он помнил обещание Франца и всё же не очень-то надеялся снова его увидеть. Но встреча с ним не изгладилась из его памяти, и теперь, ещё издали увидев хорошо одетого молодого человека, отставной солдат поспешил ему навстречу. На дружеское приветствие Франц ответил тем же и сказал:

— Приятель, не мог бы ты пойти со мной в Нейштадт, сделать там одно дело? Я награжу тебя за твоё усердие.

— Почему же нет? — ответил старик. — Хотя у меня только одна нога, а другая деревянная, но я могу ходить так же быстро, как тот хромой карлик, который обежал когда-то городской луг[208]. Деревянная нога, скажу я вам, имеет одно преимущество, — она никогда не устаёт. Только подождите немного. Сейчас должен пройти Серый Кафтанчик, — он каждый вечер проходит через этот мост.

— Что это за Серый Кафтанчик? — спросил Франц. — И почему он так тебя интересует?

— Серый Кафтанчик каждый день приносит мне серебряную монету на ужин, не знаю от кого. Но не над всякой же вещью полезно ломать себе голову, поэтому я и не любопытствую. Раз мне это нравится, то пусть Серый Кафтанчик будет хоть самим чёртом, вознамерившимся за деньги купить мою душу. Но чёрт он или не чёрт, — что мне за дело. Я с ним сделку не заключал.

— Я полагаю, — сказал Франц, улыбаясь, — за Серым Кафтанчиком скрывается какой-то плут. Но следуй за мной, а в серебряных монетах у тебя недостатка не будет.

Деревянная Нога похромал за своим провожатым, и тот улочками и переулками повёл его на край города, пока не остановился у маленького, вновь отстроенного домика, вблизи городского вала. Франц постучал, и когда дверь открылась, сказал, обращаясь к спутнику:

— Друг, ты подарил светлый вечер в моей жизни и будет справедливо, если я сделаю тебе подарок, который украсит вечер твоей жизни. Этот дом со всем, что в нём находится, и с садом вокруг него принадлежит тебе. В кухне и погребе есть всё необходимое. Слуга будет ухаживать за тобой и, сверх того, ты будешь ежедневно перед обедом находить под тарелкой серебряную монету. Открою тебе тайну: Серый Кафтанчик — мой слуга, которого я каждый день посылал подать тебе честно заслуженную милостыню, пока строился этот дом. Если хочешь, можешь считать меня своим добрым ангелом, ибо твой ангел-хранитель не заслужил твоей благодарности.