Глубокая охота - Михаил Александрович Лапиков

Тошнотно-розовые, как плоть демона с храмовых фресок, столбы цветного дыма разрывов вставали почти вплотную к бортам корабля.

Имперский пилот давно забыл про любые шифры и тараторил не умолкая, как спортивный комментатор на игре в петанк на кубок Прованса. Всей разницы, что делал он это по дохлому радиоканалу ближней связи. Под его непрерывным присмотром дымы эсминцев значительно потеряли в эффективности.

Подвела его одноместная кабина.

«Имперец» просто физически не мог одновременно контролировать море и небо вокруг себя. А вот у двухместного гидроплана армейской разведки Конфедерации таких проблем не было в принципе.

– Дави его, Тося! – приказала Рысь, едва завидев цель в паре тысяч футов ниже. – С пролёта, на пикировании! Немедленно, пока он подставился!

– Мы, вообще-то, разведка, – вздохнула Антонина Мифунэ, но послушно толкнула гидроплан вниз. Возражать новой знакомой, куда более высокородной, чем она сама, и уж совершенно точно куда более нахальной, она попросту не могла.

– Считай это разведкой боем! – откликнулась Пшешешенко и торопливо принялась за турельную спарку пулемётов, не прекращая докладывать по дальней связи. – Контакт! Цель воздушная, одиночная, имперский гидроплан артиллерийской разведки, курс… а-а-а, курва, уйдёт же!

– Пикирую. – Мифунэ приникла к прицелу. Часто и как-то совершенно несерьёзно затрещали носовые пулемёты. Армейский разведчик предназначался для полётов на большие расстояния, так что о пулемётной батарее «Казачка» с весом залпа в фунтах свинца в секунду оставалось только мечтать.

– Подержи мне его! – выкрикнула Пшешешенко, и Мифунэ послушно выровняла полёт. Ненадолго, всего на какие-то секунды, но её напарнице этого хватило. Она довернула пулемёты и с двух стволов от всей души влепила добрых полбанки с каждого в уязвимое брюхо вражеского гидроплана.

– Pierdol się, pedale! – выкрикнула Рысь, когда из маслорадиатора под брюхом имперца под ударом сдвоенной плети трассеров полетели жирные чёрные клочья.

Тоня издала какой-то странный звук, чётко различимый даже через рёв мотора на форсаже.

– Куда-куда ты его послала? – отдышавшись, переспросила она.

– Ну а хрен ли он? – Пшешешенко разжала по одному пальцы на рукоятках пулемётов. Руки почему-то трясло.

– Ну так не по дальней же связи? – уточнила Мифунэ.

– Курва! – Только в этот момент до Рыси дошло. – Командир! – торжествующе объявила она. – Мы сбили корректировщика противника!

На доске полётного контроля в командном отсеке ВАС-61 «Кайзер-бэй» расторопно поставили отметку боевой победы экипажа и время огневого контакта.

– Збых-сан, что со временем прибытия сил флота? – Нечленораздельное хрюканье операторов почти бесполезного сейчас радара Такэда невозмутимо проигнорировал.

– «Триумф Демократии», «МакГиз» и «МакКейн» на тридцати шести узлах хода выйдут на дистанцию уверенного огневого контакта через пятнадцать минут, – откликнулся подчинённый. – Айвен Иванович, у девочек подлётное десять.

– У них до бинго по горючке тридцать семь, пусть ждут, – приказал Такэда. – «Имперец» должен увязнуть в бою.

* * *

К моменту прибытия всех трёх отрядов морской ударной полусотни изменилось не так уж и много. Марыся Пшешешенко крайне эмоционально, но почти бесполезно выкрикивала поправки к накрытиям. Теперь, когда роли поменялись, огонь крейсера стал гораздо эффективнее. Будь на месте аристократки настоящий корректировщик огня, «имперцу» пришлось бы худо. Но Рысь на корректировщика тянула крайне условно. Даже свой бинокль она просто у подруги в гидроплане нашла.

Строй «Казачков» с розовой машиной во главе заложил плавный длинный овал вокруг «имперца». На этот раз под крыльями несли смешанное вооружение. Торпедам после вечернего позора особого доверия не осталось.

Такэда ещё на утренний инструктаж перед вылетом притащил фотографии разведчика Мифунэ. Влажные и ещё пахнущие химией. Нужно отдать должное мастерству фотографа, водяной столб в кормовой оконечности «Адмирала Хорнблязера» удался.

Ещё два подрыва на соседних кадрах выглядели не так впечатляюще, но в том, что это именно подрывы, не оставалось ни малейших сомнений.

И на проклятого «имперца» на первый взгляд это попросту не оказало никакого воздействия!

На второй, уже после короткого предрассветного артиллерийского боя с «Перуном» – тоже.

Поэтому самолёты получили и торпеды, и тяжёлые бомбы, и даже – вот как их только оружейники Белого флота вообще согласились выдать? – пузатые бочонки химических бомб.

В любом случае до неминуемого контакта с конвоем попыток оставалось, как мрачно пошутил на предполётном инструктаже Такэда, всего две – первая, она же последняя.

– Нравится вам это или нет, вторая попытка случится уже чуть ли не в строю конвоя. Всего, что от него осталось. Если эта тварь сожжёт второй танкер, с нашей горючкой, мы просто не сможем летать. И… есть другая проблема. – Такэда решительным жестом отчеркнул часть карты. – Предельная дальность имперской тяжёлой авиации. Ракетный удар по надстройкам, пушечная штурмовка из всех стволов – любой торгаш превращается в костёр. Воевать одновременно с имперским суперлинкором и морской авиацией мы попросту не сможем. Девчонки, ещё пара вылетов полным составом – и вас можно будет вывешивать сушиться. На верёвочку. Как бельё.

– А неполным? – мрачно поинтересовалась Газель Стиллман.

– А идти равным количеством машин на перехват «кайсаров» или, пуще того, ввязываться с ними в дуэли при численно меньшем составе я категорически запрещаю, – отрезал Такэда. – И вы, патент-лейтенант, отлично знаете почему. На собственном опыте.

По рядам пронёсся тихий ропот, но вслух озвучить возражения никто так и не рискнул.

– «Имперец» держит курс на перехват, – Такэда указал на почти идеальную прямую на карте. – Тридцать пять узлов хода. Ещё несколько часов, и он сможет выбирать себе любые беззащитные цели, какие только захочет. Имперские подводники резали конвой всю ночь. Фон Хартманн лично обратился к ним с угрозой всех перетопить… и что хуже всего, обещание своё исполнил. Я очень удивлюсь, если на его лодке осталась хоть одна торпеда. Сейчас только от вас зависит, чем это всё закончится. Постарайтесь не подвести меня… и фамилии своих родителей. Вольно… и удачи в небе!

К моменту прибытия в район цели Газель Стиллман всерьёз задумалась, что предпочла бы любой удаче запас терпения. И чем больше тот оказался бы, тем лучше. Минуты едва ползли. Секунды утекали тошнотворно-медленно и, полное на то впечатление, лишь когда Газель не смотрела на часы.

Затем к месту боя подошёл «МакКейн», и всё окончательно отправилось коту царя морского под хвост.

* * *

Нельзя сказать, чем именно думал командир «МакКейна» и думал ли он что-то вообще. Но к противнику он вышел почти с юга, на чистой воде и в полном одиночестве. После замены турбин его ходовая давала тридцать семь узлов хода, и не в меру дерзкий крейсер заметно вырвался из строя несколько более медлительных боевых товарищей.

«Адмирал Хорнблязер» на первый взгляд даже курс не поменял. Он просто медленно и плавно