Северная война и шведское нашествие на Россию - Е Тарле

Удар для русской национальной обороны был необычайно тяжелым. На первых порах могло показаться, что "отпадение Украины" и является блестящим началом осуществления плана Карла XII о расчленении России и полном прекращении ее государственной самостоятельности и целостности.

Что же было причиной быстрого и полного провала всех планов изменника и всех надежд шведского короля? Почему с самых первых дней после появления Мазепы в лагере Карла XII шведский король убедился, что это не "могущественный князь Украины", не новый сильный союзник, далеко превосходящий своими средствами польского короля Станислава Лещинского, не новый вассал Швеции, гордо объявляющий войну русскому царю во имя поддержки политики своего нового сюзерена Карла, но что к нему опрометью прибежал искать спасения и защиты запутавшийся в своих интригах старик, который обманным путем привел с собой около двух тысяч казаков, причем с них не следует глаз спускать, потому что они того и гляди разбегутся?

Народная война на Украине погубила изменническое предприятие Мазепы с первого же момента.

Прибытие Мазепы к Карлу походило с самого начала не на посещение могущественного союзника, а на появление беглеца, прячущегося в королевской главной квартире от Меншикова, посланного арестовать его. И никакие церемонии приема, и никакие латинские приветственные речи, которыми обменялись 28 октября 1708 г. Карл XII и Мазепа, ничего тут замаскировать не могли.

В современной антисоветской литературе украинских эмигрантов договаривается мысль, которую по разным причинам не могла или не хотела договорить до ее логического конца историческая "школа Грушевского", и Мазепа возводится в ранг национального героя, будто бы стремившегося создать независимое украинское государство, а не феодальный лен шляхетской Польши, зависимой в свою очередь от шведского короля. Новейший автор этого типа, Микола Андрусайк, торжественно подносит Мазепе титул "отца современного украинского движения в пользу независимости" и всю его предшествующую долгую службу Петру рассматривает как тактический маневр с целью нанести Москве удар в благоприятный момент. Все это - без тени научной аргументации. Но как может Микола Андрусайк, бывший профессор украинской истории в Львовском университете, обнаруживать попутно такое поистине анекдотическое всестороннее невежество в своей специальности, как может он безграмотно писать, что разрушение Батурина предшествовало битве при Лесной; или что Карл XII расположил армию Левенгаупта в качестве своей главной армии в Белоруссии, или что Петр "форсированными маршами" помчался к Полтаве, "взял Полтаву в плен" и этим "создал смущение и разногласия между украинцами и нейтрализовал часть казачьих сил". Как можно с бестрепетным челом подносить такой дикий, курьезнейший, шарлатанский вздор читающей публике, нося звание какого там ни на есть "профессора",-это непостижимо. Этот "профессор" - типичный образчик того умственного уровня, до которого докатилось современное мазепинство.

Отмечаем работу Андрусайка в качестве типичной и по тенденции и по научному уровню для этого рода литературы.

Измена Мазепы назревала давно. Попытка Кочубея и Искры раскрыть Петру глаза на готовящуюся измену окончилась гибелью обоих лиц, сигнализировавших об опасности. Уже в апреле 1708 г. Кочубея и Искру ждали в Смоленске и знали, по какому делу они прибыли в Россию. Граф Головкин уведомил 23 мая 1708 г. царя, что он велел "держать" Кочубея и Искру в Смоленске. Сначала была мысль отправить их в Киев, где они были бы в руках русских военных властей. Этого больше всего боялся гетман, знавший, конечно, как много они расскажут в Киеве, где русские власти будут в самом деле заинтересованы выяснением дела. Поэтому Мазепа стал усиленно хлопотать о том, чтобы заполучить обоих врагов в свои руки. Он не переставал писать Головкину, который докладывал царю: "Он, гетман, пишет, государь, к нам многократно, прилежно прося о прислании оных к нему в войско, а не в Киеву". Для того чтобы поскорее добиться своей цели, Мазепа пустил в ход всегда действовавший на Петра прием. Он сообщил, что уже идет в народе смута: "рассеиваются многие плевелы", на гетмана клевещут, выдумывают, будто у царя "великий гнев" на гетмана, уже народ бьет гетманских служащих и кричит: "приедет де на вашу всех погибель Кочюбей", и всюду распространяются слухи, будто Кочубей "в великой милости" у царя и что Искра будет "города какого добывать, а когда де добудет, отпущен де.будет на гетманство"{40}. Словом, Мазепа грозил смутой на Украине и мятежом, если ему не выдадут головой обоих доносителей. Прием удался изменнику вполне. Его настойчивые просьбы, о которых постоянно упоминает Головкин в своих письмах царю, увенчались успехом.

31 мая 1708 г. последовала записка в двух строках от царя к Мазепе, гласившая: "Чтоб он был известен о присылке к нему воров, Кочюбея (sic. - Е. Т.) и Искры, и их казнить по их достоинству"{41}.

Кочубей и Искра после страшных пыток были казнены 14 июля 1708 г. в обозе гетмана Мазепы в местечке Борщаговке (в 8 милях от Белой Церкви).

Ужасающая ошибка была царем совершена. Слишком много доносов на гетмана получал он долгий ряд лет, и все они победоносно опровергались Мазепой. Очень ловко изменник внушил Головкину и Шафирову, а те - Петру, что Кочубей в Искра сами действуют как предатели, сеют умышленно смуту и рознь в народе, распуская слухи об измене гетмана и подстрекая этим украинский народ к неповиновению законным украинским властям.

Личные мотивы Мазепы подвергались неоднократно и под пером шведских и под пером некоторых украинских историков ("школы Грушевского") "глубокомысленному" и сочувственному анализу, причем строились не имеющие под собой ни малейшего основания тончайшие и затейливые гипотезы. Гетман долго колебался и взвешивал и никак не мог решить окончательно вопроса, кто сильнее - Карл или Петр. Оттого он и говорит так часто Орлику и старшине то одно, то другое. Оттого и княгиня Дульская, через которую некоторое время велись переговоры об измене, то именовалась в устах Мазепы "проклятой бабой, которая беснуется", то ее "цидулки" прочитывались гетманом со все возрастающим вниманием.

Но в октябре 1708 г. колебания кончились, потому что вопрос об относительной силе обоих врагов был решен, наконец, Мазепой бесповоротно: "Бессильная и невоинственная московская рать, бегающая от непобедимых войск шведских, спасается только истреблением наших селений и захватыванием наших городов", - писал гетман стародубскому полковнику Ивану Скоропадскому, соблазняя его на измену.

Письмо Мазепы было получено в Почепе фельдмаршалом Шереметевым, который 9 октября собрал военный совет ("конзилиум"). Вынесено было решение, которое показывает, что хотя Мазепе еще доверяли, но все-таки избавить его от обязанности немедленно идти со своим войском в Северскую Украину не желали. Военный совет предложил Мазепе "определить знатную и верную особу в наказные гетманы", т. е. назначить как бы заместителя на время своего отсутствия, причем этот наказный гетман обязан будет "для надежды малороссийскому народу" смотреть, "дабы в оном не произошли какие шатости от неприятеля какие факции", а в случае таких шатостей{42} "оныя пристойным образом усмирять". А кроме того, велено было князю Дм. Мих. Голицыну идти с частью пехотных полков "в малороссийский край и стать в Нежине" с артиллерией. Все это показывает, что донесению Мазепы о возможных волнениях в народе была придана полная вера, но все-таки главной своей цели Мазепа не достиг. Сам-то он принуждался все-таки ехать немедленно в Новгород-Северский, к русской армии, со всеми наиболее надежными своими силами. Мало того. На другой же день после военного "конзилиума" Головкин пишет (10 октября) Мазепе большое письмо, в котором, повторяя содержание решения военного совета, напоминает Мазепе о царском приказе ему идти непременно на соединение с русской армией: "Изволите потщитися по непременной своей к царскому величеству верности, на оборону малороссийского народу, в особливое ваше управление от бога и от его царского величества врученного, поспешить безотложно"{43}. Еще более выразительно звучали слова, что малороссийский здешний край и народ "зело сумневается, что от вашего сиятельства весьма оставлен в наступление неприятельское"{44}.