Чужая жизнь - Люциан Ферр

– Чего ты там сказал?.. – неуверенно переспросил стражник после некоторого молчания – похоже, в моей речи он немногое понял. «Я в тебе нисколечко и не сомневался», – мысленно хмыкнул я.

– Я говорю: отойди от двери, а то зашибу, когда выходить буду, – коротко ответил я.

На некоторое время с той стороны воцарилось гробовое молчание. Скорее всего, стражник впервые столкнулся с подобной ситуацией и теперь усиленно пытался сообразить: то ли он ослышался, то ли разговаривает с сумасшедшим. В итоге, второй вариант оказался милее его «чуткому» сердцу и разговор он продолжил уже радостным тоном. Словно кто-то только что рассказал ему веселый анекдот. Я абсолютно не сомневался, что сейчас его лицо светится от радости и веселья.

– И как же ты собираешься выйти оттуда, волчья сыть? – покровительственным тоном спросил он.

– Через дверь, – в ответ пожал я плечами; конечно, видеть этого он не мог, но меня данный факт не слишком-то волновал.

– Через дверь, говоришь? – протянул он, и я будто наяву увидел его самодовольную улыбку. – Ну попробуй. А я погляжу, как у тебя это получится.

– Раз уж вы настаиваете, уважаемый, – отвесил я шутовской поклон, которого стражник опять же не мог видеть. – Но потом не говорите, что я вас не предупреждал.

Сделав шаг назад, я на секунду прикрыл глаза и тихонько хэкнув с разворота лягнул дверь. Пожалуй, стоит сказать, что эта дверь действительно была выше всяких похвал – толщиной сантиметров десять, да еще и обшитая металлическими полосками, она поддалась бы разве что небольшому тарану, но никак не голой силе. А поскольку тарана у заключенных быть не могло просто по определению, то изнутри открыть камеру не представлялось возможным ни одним из обычных способов.

Даже мне со всей моей силой пришлось бы повозиться, прежде чем я сумел бы выломать эти миниатюрные ворота. Конечно, при условии, что я бы не использовал магию или знаменитую русскую смекалку. И если первое пускать в ход здесь мне не хотелось, – черт его знает, а вдруг они умеют магию отслеживать, – то в использовании второго меня ограничивали лишь собственные возможности. Собственно, именно смекалкой я и воспользовался сейчас. А именно, пока все слушали мою болтовню, я заставил маску перебежать под кожей в руку и организовал на кончике пальца нечто вроде лезвия. Толщину я попытался сделать минимальной, то есть довести до размеров одной молекулы – это позволяло резать все, что угодно, проще, чем растаявшее на солнце масло. К сожалению, кое-чего я все же не учел. Несмотря на всю прочность адаманта, из-за столь мизерной толщины лезвие просто-напросто сминалось. Правда, при отсутствии давления оно мгновенно возвращалось в первозданную форму, но в моей ситуации это не радовало. Поэтому прошлось постепенно наращивать толщину основной части лезвия, оставляя тонкой лишь режущую кромку.

Но через некоторое время мои усилия были вознаграждены – я таки сумел получить достаточно жесткую пластину. И через пару секунд сунул ее в узенькую щель между дверью и косяком, без труда разрезав тяжелый засов. Теперь путь прочь отсюда открыт, и можно было закругляться.

От моего пинка дверь поначалу рванулась наружу, но, не открывшись даже на пару ладоней, вдруг замерла. Будто на какое-то препятствие по пути натолкнулась…

«Хотя почему будто, – мысленно улыбнулся я. – Скорее всего, «вахтер» не послушался доброго совета и все-таки остался стоять перед дверью. Что ж, я его предупреждал – он меня не послушал. Значит, сам виноват».

Еще раз толкнув дверь, – на этот раз рукой и не сильно, – я юркнул в образовавшуюся щель и быстро осмотрелся. Ничего интересного вокруг не наблюдалось, кроме разве что стонавшего на полу стражника. Вот к нему-то я и направился.

«Легким» пинком в лицо я отправил местный вариант Фомы-неверующего и глубокий нокаут. Опустившись на корточки, быстро обыскал его и нашел то, что и рассчитывал найти – большую связку ключей. Они были нужны для того, чтобы меня никто не заметил. То бишь для большого побега, во время которого на меня просто никто не обратит ровным счетом никакого внимания.

Поднявшись на ноги, я обернулся к камере. Теперь уже бывшие заключенные быстро покидали свое недавнее узилище, скапливаясь в коридоре. Когда камера опустела, я громко откашлялся, привлекая внимание уголовников.

– Вот ключи, – сказал я, бросая связку в толпу, и чьи-то ловкие руки легко ее подхватили. – Можете бежать так, а можете выпустить сначала всех остальных, тогда кому-нибудь, может быть, все-таки удастся сбежать. Впрочем, мне все равно. Вар-Хиш, веди.

Последние слова были обращены к орку. Тот коротко кивнул и, выбравшись из толпы, прошел мимо меня. Я окинул зэков последним взглядом и, развернувшись, последовал за орком. Тем временем у меня за спиной разгорелся яростный спор – уголовники решали, как им действовать дальше. Через несколько секунд голоса стихли и вместо них послышались глухие звуки ударов и грязные ругательства сквозь зубы.

«Похоже, новый «пахан» наводит в своем воинстве порядок, – про себя отметил я, не сбавляя шага. – Возможно, действительно кто-то да выберется. Ну а если нет, то хоть отвлекут внимание от нижних уровней. Что мне собственно и нужно». Через минуту голоса затихли в отдалении.

Вдвоем мы шли по запутанным коридорам местного подземелья. Надо сказать, выглядело оно не в пример мрачнее большинства ранее посещаемых мною подземелий – грязное и очень-очень узкое, что ли. Для человека, страдающего клаустрофобией, здесь сущий ад. Орк клаустрофобией не страдал, а вот за себя ручаться я уже не мог. И несмотря на то, что десятилетий, проведенных под толщей камня, я абсолютно не помнил, мое подсознание в этой каменной кишке мигом довело до сведения, что оно, в отличие от меня, ничего не забыло. Стоило больших усилий пинками загнать поднявшийся было страх обратно, туда, откуда он вылез, и стиснув зубы идти дальше.

Кроме того, от прочих подземелье отличалось тем, что было практически не освещено. Лишь тусклый свет проникал сквозь узкие воздуховоды. Мне-то это проблем не доставляло – тело без спроса сделало так, чтобы я мог видеть в темноте. А вот мой проводник в особо темных местах превращался в «слепого котенка» и мне приходилось изображать из себя «собаку-поводыря». Вообще, меня несказанно удивило то, что орк не видел в темноте. Обычно во всех романах-фэнтази писали, что орки, как порождения тьмы, просто обязаны прекрасно видеть во мраке. Либо что орки обязаны иметь ночное зрение… просто потому, что они орки – и этим все сказано.

«С другой стороны, с чего бы вдруг? – отстраненно размышлял я. – Разделение рас на созданий Тьмы и созданий Света всегда казалось мне непроходимой глупостью. И эту глупость я готов простить только профессору Толкиену, – просто потому, что он был первым, – и еще нескольким проверенным товарищам. Хотя это и не значит, что я согласен с такой трактовкой бытия. По-моему, бессмысленно разделять расы на злые и добрые. Не существует абсолютно злых народов. Как собственно Зла и Добра в чистом виде. Любое деяние можно рассмотреть в разных аспектах. И от перемены угла зрения меняется и смысловая наполненность события. Например, тот же «Властелин колец». Саурон хотел власти и ничего злого в подобном желании нет. Оно естественно для многих. Но с другой стороны, были сущности, которые не хотели, чтобы Саурон пришел к власти и всячески мешали ему. Вот от этого конфликта интересов и получилась чертова куча горя для всех. А ведь если бы Саурону не мешали, он бы просто тихонько подмял под себя все Средиземье и никто бы горя не знал. Потому что историю пишут победители и если бы о…»