Тайна двух океанов - Григорий Адамов

– Что же делать? – спросил старший лейтенант. После короткого молчания капитан сказал:

– А пока, Александр Леонидович, поднимите инфракрасный разведчик над поверхностью льдины и выясните все, что нужно, чтобы иметь ясное представление об окружающих нас условиях. Через два часа я созову совещание всего командного состава, и тогда мы примем окончательное решение.

На совещании старший лейтенант доложил, что размеры льдины – четыреста семьдесят пять метров в длину с веста на ост, а ширина в том месте, где находится подлодка, – триста шестьдесят восемь метров с зюйда на норд. Ширина ледяной перемычки, отделяющей внутреннюю полынью от открытого моря, равняется на норде девяноста двум метрам, на зюйде – семидесяти шести. Температура воды в полынье – на границе замерзания: один и восемь десятых градуса ниже нуля. Можно думать, что она скоро покроется льдом. Температура наружного воздуха – тридцать два градуса ниже нуля. Судя по высоте и длине волн в открытом море, шторм десятибалльный, идет с веста; льдина крепкая, ее части уже примерзли одна к другой.

Совещание прошло очень оживленно. Было принято решение: в течение трех дней выжидать результатов действия шторма, держать корпус подлодки «на пару», согревая воду в полынье, чтобы не допустить ее замерзания и насколько возможно ослабить этим смерзание частей льдины; кроме того, по предложению старшего акустика Чижова, пустить в ход на полную мощность обе ультразвуковые пушки, кормовую и носовую, действуя лучами по линии шва, разрыхляя ими в этих местах лед и ослабляя его сопротивление шторму.

Потянулись долгие, томительные часы ожидания, безделья и тревоги. Шторм продолжался, не только не утихая, но даже усиливаясь. По поверхности океана катились огромные волны, достигавшие порой двенадцати метров высоты, и, как гигантские тараны, били по айсбергу. Их громовые удары, оглушительный грохот и рев были ясно слышны даже в полынье под водой.

Ультразвуковые пушки работали на полную мощность, все глубже разрыхляя лед по линии соединения обеих частей айсберга.

Непрерывное звенящее гудение моторов не давало ни спать, ни думать на подлодке.

Цой плохо провел первую ночь ледяного плена и уже с утра вошел в лабораторию с головной болью. Работа не клеилась. Что-то непонятное, какое-то неосознанное беспокойство уже два дня неотступно донимало его. Это началось с вечера в честь Скворешни. Нет-нет, и вспыхнет перед Цоем злобный взгляд черных, глубоко запавших глаз, испуг и бледность детского лица…

«Какая глупость! – думал он, подвинчивая регулятор в микроскопе… – Какое злопамятство! Из-за мешка… Совсем по поговорке Скворешни: „Велыкий до неба, а дурный, як треба“. Мешок! Притронулись к его мешку!.. Экое неуважение!.. Какая обида!..»

Цой тряхнул головой. Даже думать об этом стыдно – стыдно за взрослого, серьезного человека!

«Но в мешке ли только дело? А ящичек… Он вырвал его из рук Павлика. Вырвал со злобой и ненавистью…»

Цой устремил в пространство широко раскрытые, неподвижные глаза.

«Что же это за ящичек из пишущей машинки, который таскают за собой во время глубоководных экскурсий? Зачем он там нужен? Да ведь он не выдержит чудовищного давления воды… Однако выдержал… Значит, это не простой комнатный ящичек для запасных частей… А может быть, он действительно был сплющен? Павлик об этом не говорил. Надо спросить у него. Это очень, очень важно…»

Почему это было важно, Цой не мог бы ответить и самому себе.

Он нашел Павлика в каюте Плетнева. Мальчик сидел за небольшим столиком у переборки и что-то записывал в толстую тетрадь. Увидев Цоя, он смутился и закрыл тетрадь.

– Здравствуй, Павлик! Чем это ты занят? – спросил Цой, не зная, как приступить к разговору.

Павлик в смущении заерзал на стуле:

– Да так, записываю… Ты к Виктору Абрамовичу, Цой? Он на вахте.

– На вахте?… Гм… Так, так… – Цой уселся на стул возле стола. – А у меня голова разболелась от этого шума. Работать не могу… Вот и брожу по подлодке, бездельничаю… А ты что записываешь? Дневник ведешь, что ли? Это ты хорошо придумал, очень хорошо! И обиды свои тоже записываешь? – добродушно усмехнулся Цой. – И про ящичек Федора Михайловича?

Павлик все больше смущался, краснел.

– Да, – проговорил он чуть слышно. – Очень много интересного. Чтобы не забыть. Ребятам буду читать, когда приеду и поступлю в школу. Только ты, Цой, никому не говори, пожалуйста.

– Ну, зачем же зря болтать! А капитан знает, что ты ведешь дневник?

– Капитан?! – Павлик с удивлением посмотрел на Цоя. – Зачем? Я даже Виктору Абрамовичу не говорю. Я всегда пишу, когда он на вахте. Ты первый узнал об этом. И ты мне обещал об этом… и ты мне обещал никому не говорить… Правда? Ты никому не скажешь?

– Я-то не скажу, будь уверен. А вот капитану ты должен сам рассказать. И перед приходом подлодки во Владивосток должен будешь показать ему свой дневник. Разве тебе неизвестно это правило? Оно обязательно для всех, участвующих в плавании.

– Неужели? – растерявшись, спросил Павлик. – А я не знал… Зачем же это нужно капитану?

– Ну как ты не понимаешь, Павлик! Ведь на нашей подлодке есть много секретного: и то, как она устроена и как вооружена. Представь себе, что ты подробно опишешь что-нибудь из этих секретов в своем дневнике. Ты можешь потерять свою тетрадь или ее украдут у тебя, и какими-нибудь путями она попадет в руки врага… Ты же знаешь, что враг всегда и всюду следит за нами, за всем, что делается в нашей стране: за нашими вооруженными силами, за нашей армией и флотом, за заводами и фабриками, которые выделывают для них оружие и боевое снаряжение. Враги всегда мечтают, как бы напасть на нашу страну, уничтожить наших защитников – армию и флот, отнять наши земли, фабрики и заводы, посадить нам на шею капиталистов и помещиков, чтобы весь советский народ работал на них, чтобы опять вернулись в нашу прекрасную страну нищета, безработица, голод, холод, унижение, рабство… Надо всегда помнить об этом, Павлик. Надо всегда помнить, что мы окружены врагами.

Павлик никогда не видел своего друга в таком волнении. Цой быстро ходил по тесной каюте, возбужденно размахивая руками. Его глаза горели, всегда приглаженные волосы растрепались. Павлик сидел тихо, внимательно слушая.

– Эти враги, – продолжал Цой, – подсылают к нам шпионов, чтобы выведать секреты наших вооружений. Они ищут и подкупают разных мерзавцев и предателей, чтобы при удобном случае, особенно во время войны, те взрывали у нас заводы и фабрики, мосты и электростанции, разрушали железные дороги, выкрадывали наши планы обороны и планы наших крепостей, чертежи самых лучших самолетов, пушек, броненосцев, подводных лодок…