«Крокодил» - Коллектив авторов

С ПЕРВЫМ АПРЕЛЕМ! Весь год не соврав никому ни на грош, мы ждем как небесную манну тот день, когда можно удариться в ложь, невинно предаться обману! Набрав арсенал завиральных затей, с кощунственным трепетом в теле мы ловим доверчивых, честных людей, забывших о первом апреле. И мы их находим, смиренных ягнят, простецки развесивших уши, и стрелы обмана со свистом летят в их светлые, чистые души. Но первоапрельский веселый обман — сердечная наша потеха, и стрелы не кровь высекают из ран, а добрые искорки смеха! О, как же он весел и как же хорош пришедший на смену метелям тот праздник, во смех превращающий ложь! Сограждане, с первым апрелем! О ЛЮБВИ К БОЛЕЗНЯМ Люблю, когда откажет вдруг какой-то орган в бренном теле и прикует тебя недуг к больничной горестной постели! Потоки дружеских забот соединяются в лавины! Таких забот, каких за год не испытаешь половины. Оставив счеты на потом, идет и прошен, и непрошен, пылая мыслями о том, какой ты милый и хороший. Несут и щедро, и легко лимоны, яблоки, вниманье, газеты, птичье молоко и блюда из небесной манны! Несут пешком, везут в метро, едва ль не в пятитонных «ЗИЛах» бифштексы, пудинги, ситро (а кто осилить это в силах?). Приносят блоки папирос, вино, как для большой попойки! Ну, словом, чувств апофеоз, поход любви к больничной койке! Я болен, но не обездолен! И я готов сказать врачу, что жизнью я такой доволен и поправляться не хочу! РОВЕСНИКАМ Эй, ровесники! Салют вам и привет! Обратиться к вам есть веские причины! Мы вступили с вами в пору бабьих лет, хоть частично мы, естественно, мужчины. Бабье лето — украшение Земли, бабьим летом мы в красе еще и в силе! Но уже, увы, частично отцвели и, что делать, даже отплодоносили. Наши ноги, правда, крепки, как шасси, долг свой тоже выполняем аккуратно!.. Годы щелкают, как счетчик у такси: быстро, весело, но слишком безвозвратно! Мы одеты, сыты, благом — пруд пруди! Наши «тачки» словно ласточки летают! Столько счастья позади и впереди! Но чего-то почему-то не хватает. А ведь каждый наш удел — большая честь! Жизнь — такая непомерная награда!.. Не хватает — больше в десять раз, чем есть, ну, а есть (чего лукавить?) все, что надо.

Алексей Ходанов

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

СТАРЫЙ НОВЫЙ ДРУГ

Разбирая как-то ненужные бумаги, я наткнулся на старую записную книжку и с легкой грустью стал перелистывать забытые имена, канувшие в Лету номера телефонов… На одной из страниц внимание мое привлекла полустертая от времени запись, сделанная незнакомой рукой: «Федьке — звонить вечно!»

«М-да… Кто бы это мог быть? — подумал я и хотел уже было перевернуть страницу, как вдруг меня осенило: так это же Федька Сидоров, мой однокурсник, закадычный, можно сказать, друг юности, сосед по комнате в самом неустроенном и самом веселом доме на свете — в студенческом общежитии! Помнится, встретились на улице, потребовал он эту самую записную книжку и собственноручно нацарапал свои координаты. И при этом еще ворчал, что забывать старых друзей грешно.

Это надо же, смущенно рассуждал я, сколько общих волнений, конспектов, вечеров в читалках, шпаргалок, и вот хотел перевернуть страницу, чтоб никогда не вспомнить, не позвонить…

Проклиная себя за черствость, я набрал номер и услышал далекий, чуть погрубевший, но такой же знакомый голос:

— Сидоров у телефона!

— Федька! — закричал я радостно. — Это действительно ты, староста знаменитой двадцать четвертой группы?

— Кто это? — строго спросил голос.

— Это я, Лёдик! Помнишь, бродяга?

Трубка помолчала немного, потом укоризненно сказала:

— Я-то помню, а чего сам исчез?

— Да суета, старик, — жалко оправдывался я. — Дни бегут, звонки звенят, сводки шуршат, не успеваю за стол сесть, а уже домой пора, а там семья, сам понимаешь, обязанности…

— Понимаю, — согласился Федька. — У самого так, но я стараюсь не забывать старых друзей, вот только тебя из виду потерял. Где трубишь? Надеюсь, высоко забрался?

— Да нет, не получилось как-то… Экономистом вкалываю в одной маленькой конторе.

— Бывает, и мал золотник, да дорог. Контора-то что выдает?

— Так, ерундистику. Брючные ремешки делаем из кожзаменителя.

— Действительно ерундистика… — разочарованно, как мне показалось, вздохнул Федька. — Солидные люди подтяжки носят. Гм… ремешки. Надо же!

— А наших, наших-то встречаешь?

— В основном с ними и общаюсь. Валька Зайцева дочь замуж выдала. Димка Козлов кожаный пиджак купил, аргентинский, архимоднейший, щеголяет.

— Молодец! Годы его не берут!

— Ну, а тебя берут? — Федькин голос подобрел. — На мандолине пилишь?

— Да какое там! На счетной машине пилю. Голова не тем забита.

— А зря… — Федька помолчал немного, потом сказал: — Ну, а квартирные условия у тебя как, ничего? Надеюсь, не в коммуналке живешь?

— Да что ты! У меня трехкомнатная!

— Сколько людей проживает?

— Со мной — трое.

— Ну это еще годится. — Федька покашлял и деловито спросил: — Так слушаю тебя, Леонард Кузьмич. Давай.

— Что давай?

— Говори, что там у тебя да как.

— Да по-прежнему на Варьке женат, сын в институ…

— Поступать должен?

— Поступил. Арабский учит, ох, и трудно ему, одно слово «верблюд», говорит, четыре тысячи синонимов имеет!

— С учебниками, что ли, туго?

— Да нет, все есть.

— От картошки освободить?

— Уже вернулся.

— Может, сумку фирменную хочет, чтоб все упали? Есть у меня такая, японская — «Спортклуб, путешествия, приключения», в клеточку, а?

— Да нет, есть у него сумка!

— Тогда, может, сессию завалил? Может, похлопотать надо?

— Спасибо… Тройка, правда, есть, но мы исправим.

— Так… — Федька помолчал и, как мне показалось, удивленно спросил: — Ну так что ты?

— Как что? — не понял я.

— Не может быть, чтобы тебе ничего не было надо!

— Да нет, ничего не надо! — радостно сказал я. — Все у меня есть. Тьфу, тьфу, тьфу, конечно! Очень рад был тебя слышать. Никуда не уезжаешь?