Черта прикрытия - Иэн Бэнкс

Дрон лежал на полу и вяло поворачивался туда-сюда. Уже падая с кровати, Йиме поняла, что ничего хорошего ей это не сулит.

— Думаю, нам надо... — начала она.

С потолка в маленькую машину ударила фиолетовая молния. Она пробила поля дрона и расколола корпус. К ней потянулась тонкая пелена желтого тумана. Мгла была раскалена, искры, стекавшие по туманной занавеси, поджигали все, чего касались. Она увидела, что разряд пробил середину корпуса дрона и разъял машину почти надвое. Туманная завеса паров металла обжигала и плевалась застывающими каплями конденсата. Ее кожу продырявило в десятках мест.

Она закричала и перекатилась по полу, уходя от завесы. Ее система болеподавления автоматически приглушила, притупила сигналы раскаленных докрасна органов чувств.

Из передней половинки разбитого корпуса корабельного дрона вылетела ножеракета и направилась к ней. Она подумала, что дрон пытается передать ей какое-то сообщение.

Новая фиолетовая молния поразила летающий нож. Разогретый добела осколок вонзился ей в щеку, другой проколол ночную рубашку в том месте, где она сбилась на спину. Дым и пламя поднимались отовсюду. Она распласталась на полу и поползла туда, где, по ее предположениям, находились двери.

Что-то бухнуло с такой силой, что ей заложило уши. Это был уже гиперзвук, а не обычный хлопок.

Рядом с ней, всего в метре, вдруг оказался другой нож. Потом он подлетел вверх, и сияющее вытянутое поле ножеракеты нацелилось в потолочные перекрытия. Оттуда явилась новая фиолетовая молния, и ножеракету на полпути к потолку вбило обратно в пол, будто ударом молота.

ПРИПАСТЬ К ПОЛУ! ПРИСЕСТЬ НЕМЕДЛЕННО! ПРИЖАТЬСЯ К ПОЛУ! ПРИЖАТЬСЯ... — завопила ножеракета. Следующий разряд расколол ее в ошметки. Что-то больно ударило Йиме по голове.

К тому времени, как дрон дошел до слова ПОЛ, она уже скорчилась в позе Чрезвычайного Перемещения — лодыжки сомкнуты, колени вместе, пятки прижаты к ягодицам, руки переплетены на щиколотках, голова опущена на колени.

Воздух наполнило светло-вишневое пламя, и жуткий хлопок сотряс все вокруг так, что у нее сбилось дыхание. Затем, на неисчислимо краткий миг, воцарились тишина и мрак. А потом ее затрясло и скрутило — затрещали кости, позвоночник стал прогибаться под невыносимой тяжестью, суставы заскрипели. Если бы не включенный загодя режим болеподавления, она бы уже давно извивалась и выла в агонии.

В следующий миг ее с подобным звуку мощного взрыва хлопком перенесло в залитую мягким теплым светом главную каюту ОКК Бодхисаттва. Ее кожу саднило и жгло в самых разных местах. Каждая косточка скрипела от натуги, голову пронизывала звеняще-режущая боль.

Она упала на плотный пушистый ковер грудью вниз, и ее вырвало мутной водой. Затылок и спина раскалывались от боли.

Она бросила прояснившийся взгляд на свои руки. В тех местах, где она плотно обхватила ими ноги, то есть на запястьях, кожи не было, она оказалась содрана начисто. На внешней стороне каждого запястья было содрано по лоскуту плоти шириной около трех сантиметров, и оттуда текла начинавшая свертываться кровь. Ноги тоже были какими-то влажными на ощупь и мелко дрожали. Кровь струилась из правого виска и заливала глаз. Она подняла руку и ощупала висок. Из головы торчал горячий металлический осколок, и она выдернула его. В черепе послышался смутный, но явственный шум, похожий на скрежет костей. Она утерла кровь с правого глаза и внимательно оглядела осколок. Он достигал сантиметра в длину.

Может, не стоило его вытаскивать?

Кровь на блестящей серой поверхности осколка продолжала дымить, а кончики пальцев, которыми она удерживала его, обгорели дотемна. Она бросила его на пол. Ковер тут же задымился.

Она ощупала затылок и поняла, что ее частично скальпировало. Касаться затылка было очень больно.

Корабль издавал тяжелый глубокий жужжаще-свистящий звук. Шум нарастал. Она никогда не слышала таких звуков от корабля Квиетуса.

Впрочем, она никогда прежде и не ступала на борт такого корабля.

Но еще не было такого, чтобы корабль — любой встреченный ею корабль — не приветствовал ее на борту, вежливо и обходительно.

Дело швах.

Гравитация вдруг скачком выросла. Ее понесло по полу вместе с ковриком, пока они не уткнулись в стену каюты.

Ее вмяло в переборку и перевернуло вверх тормашками. Корабль, казалось, встал кормовой частью вниз. Тяжесть все нарастала. Ее сжимало и выкручивало, словно комок белья.

Значительное ускорение внутри полевой структуры корабля — это очень, очень скверно. Хуже некуда.

Но она подозревала, что это лишь цветочки, а ягодки еще впереди.

Все, что ей оставалось, так это ждать, пока ее не укроет коконом защитного поля.

Поле окутало ее, и после этого мир погас.

Он увеличивал скорость, стремясь догнать ее. Они поднимались все выше и выше в потоках теплого воздуха — к верхушке исполинского, немыслимого дерева. Он прокричал какое-то приветствие.

Девушка улыбнулась в ответ и что-то сказала.

Они кружились на теплых ласковых воздушных течениях, невесомые, как перышки, и шум ветра был отнюдь не так силен, чтобы заглушить ее слова.

Он подлетел ближе, держась в метре от нее.

— Что ты сказала? — спросил он.

— Я сказала: Я не на твоей стороне, — ответила доктор.

— Разве?

Он недоверчиво усмехнулся.

— И за установленными по обоюдному согласию пределами конфликта Военная Конвенция теряет смысл.

— Что? — переспросил он.

Внезапно летный костюм разорвался на клочки, будто сотни остро отточенных лезвий пронзили его разом. Он полетел вниз, крича и зовя на помощь.

И пока он совершал один отчаянный кувырок, дрожа и стуча зубами от предельного ужаса, с исполинского древа облетела вся листва. Ствол вспыхнул и задымился. Ветви и сучья усохли и осыпались на землю под порывами смертоносно жаркого ветра, как переломанные кости.

Его падение ускорялось, бесполезные лохмотья, бывшие некогда летным костюмом, полоскались за спиной, и клочья темной материи облекали его члены, будто языки черного огня.

Он завопил не своим голосом, охрип, захлебнулся, набрал полную грудь воздуха и заорал опять.

Темная ангелица — доктор Меджейар — беззвучно снизилась и поравнялась с ним. Она была спокойна и сдержанна, движения ее — исполнены изящества.

Он был вне себя от ужаса.

Она была очень красива. Руки превратились в огромные черные крылья, черные волосы ниспадали на плечи. Минималистичный костюм не скрывал, но скорее подчеркивал формы прекрасного темнокожего тела. Она могла сейчас любого свести с ума.

— Вы пытались взломать наши коды, полковник, — сообщила она, — а это против правил войны. И следовательно, вы сами более не под защитой Конвенции. Хакерство приравнивается к шпионажу. А шпионам у нас нет пощады. Гляньте-ка вниз!

Он посмотрел вниз. Там были огненные ямы, кислотные реки и леса заостренных кольев. На некоторых уже корчились в агонии обнаженные тела.

Ад стремительно приближался. Оставалось несколько секунд полета.

Он закричал так, что чуть не оглох.

Все замерло. Он продолжал смотреть на огонь, дым и жуткие сцены пыток под собой, но падение прекратилось.

Он попытался отвернуться, но не смог.

Темная ангелица сказала наставительным тоном:

— Вы даже этого не заслуживаете.

Ее челюсти клацнули, и его не стало.

Ватуэйль сидел за своим столом в пространстве Трапеции, медленно раскачиваясь туда-сюда и время от времени фыркая под нос.

Он ждал. Остальные появлялись один за другим. Можно было отличить друзей от врагов по тому, кто встречал его взгляд, а кто старался отвести глаза. Те, кто всегда считали попытки хакнуть код Преисподней вздорной затеей, пустой тратой драгоценного времени и ресурсов — по сути, лишь слегка усложненным способом оповестить Врага, что они вконец отчаялись, — глядели на него и усмехались. Те, кто был одного с ним мнения, приветствовали его кратким кивком и на мгновение обменивались взглядами — и это было все. Когда он пытался задержать на них взгляд, те отворачивались, кусали губы, вычесывали шерсть, вычищали грязь из-под ногтей на лапах.

— Не получилось, — возвестил желтый вместо вступления.

М-да, информативное начало, подумал Ватуэйль. Впрочем, не то чтобы у нас каждая минута на счету...

— Не вышло, — согласился он и взялся распутывать колтун красной шерсти на брюхе.

— Думаю, всем тут понятно, что нас ждет на следующем уровне, — сказал пурпурный, — и в чем состоит последнее средство.

Они переглянулись, и это каким-то образом облекло должной степенью формальности смущенные взгляды, кивки и неразборчивое ворчание.

— Позвольте мне внести ясность, — подхватил Ватуэйль, помедлив пару мгновений. — Мы собираемся перенести войну в Реальность. Мы намерены презреть и отбросить правила конфликта, установленные по взаимному согласию в самом начале. Мы обсуждаем возможность отбросить установления, которые мы так трепетно взлелеяли, которые отстаивали, по которым жили и сражались так долго. Мы собираемся объявить все, чем мы были заняты последние три объективных десятилетия, чему мы полностью отдавали свои жизни, ерундой и пустышкой. — Он остановился и оглядел собравшихся. — Речь идет о Реальности. Там нет перезагрузок. Есть, конечно, дополнительные жизни, но не для всех. Муки и смерть, которые мы можем претерпеть, будут вполне реальны. И так же реален будет позор, которым мы можем покрыть себя на веки вечные. Готовы ли мы к этому?