Великая русская революция, 1905-1922 - Дмитрий Лысков

Кстати, интересный факт — генерал В. Болдырев, командующий 5-й армией, ранее был арестован за отказ подчиниться Советской власти. Незадолго до описываемых событий, 2 марта 1918 года, он был освобожден из тюрьмы по амнистии. В дальнейшем активно участвовал в боевых действиях в рядах Добровольческой армии.

В результате возникновения тесно взаимосвязанных Правого и Левого центров в Москве, таким образом, сложился совершенно противоестественный тактический союз социалистических партий, стоявших на республиканской платформе, с буржуазной организацией, часть членов которой придерживалась корниловских, а часть — промонархических взглядов. Причем сами эти взгляды имели крайне специфические особенности — внутри Правого центра не было единства по вопросу антантофильской или прогерманской ориентации. Так, убежденным сторонником германской ориентации был руководитель Центра А. Кривошеин. Он настаивал на необходимости «прямого призвания немцев и совершения при их помощи монархического переворота»[692].

Германофильские настроения подпитывала «безболезненность» свержения Советов на Украине при помощи немецких войск. Астров писал: «Все чаще стали раздаваться речи, что Россию следовало бы лет на тридцать отдать в обучение Германии, что война с Германией была крупным недоразумением, что Германия естественная соседка с Россией, что союзники не выдержат напора Германии и никакой помощи русским в борьбе с большевиками не окажут. Германия же… готова низвергнуть власть Советов, только желает сделать это руками русских, которым окажет могущественную поддержку»[693].

Сомнительная заслуга разработки подробного плана свержения большевиков в России с помощью Германии принадлежит лидеру кадетской партии П. Милюкову. По его собственным словам, он был «уверен если не в полной победе немцев, то во всяком случае в затяжке войны, которая должна послужить к выгоде Германии, получившей возможность продовольствовать всю армию за счет захваченной ею Украины… На западе союзники помочь России не могут». При таком раскладе сил, полагал Милюков, немцам «самим выгоднее иметь в тылу не большевиков и слабую Украину, а восстановленную с их помощью и, следовательно, дружественную им Россию». Лидер кадетов надеялся «убедить немцев занять Москву и Петербург, что для них никакой трудности не представляет», и помочь образованию «всероссийской национальной власти»[694].

В мае 1918 года в ходе обсуждения тезисов Милюкова состоялся знаменательный диалог — левый кадет В. Оболенский воскликнул: «Неужели вы думаете, что можно создать прочную русскую государственность на силе вражеских штыков? Народ вам этого не простит». На что Милюков «холодно пожал плечами»: «Народ? Бывают исторические моменты, когда с народом не приходится считаться»[695].

Прогерманской ориентации придерживались также видные деятели кадетской партии, такие, как П. Новгородцев, С. Котляревский, Б. Нольде, В. Набоков[696]. Их неожиданный крен в сторону от союзников по Антанте имел несколько иное объяснение: к 1918 году они, как отмечают исследователи, пришли к «выводу о чисто «потребительском» отношении стран Антанты и США к восточному партнеру, об их готовности воевать «до последней капли крови русского солдата»[697]. От «пораженчества» социалистов их позиция, таким образом, отличалась лишь выбором между двумя хищниками в пользу второго, тогда как большевики изначально говорили — позиция Германии в отношении России не менее «потребительская».

Другой политической линии придерживались проантантовски настроенные кадеты, делая ставку на восстановление «законной власти» при помощи союзной интервенции на территорию России. Здесь они полностью солидаризировались с представителями Союза возрождения, к примеру, генерал Болдырев разработал следующий план: воссоздать русскую армию в каком-либо районе (на востоке или на севере), предварительно защищенном союзническим десантом[698].

В итоге дискуссия расколола и кадетскую партию, и Правый центр, взамен которого был создан Национальный центр. В него, впрочем, вошло большинство членов старой организации, а кроме того, «для связи и контакта»[699] правые эсеры и меньшевики — оборонцы.

Никуда, таким образом, не делась и странная связь кадетов и монархистов с социалистами Союза возрождения. Идеологические и политические противоречия, впрочем, отвергались в организациях в принципе. В письме кадета Степанова в московское отделение Национального центра говорилось: «При моем вступлении в Союз возрождения я заявил, что я монархист, и ставил вопрос о том, насколько это совместимо с моим пребыванием в Союзе». В этой связи энес В. Мякотин, председатель Союза возрождения, дал «вполне успокоительные разъяснения и сказал, что «различие оттенков политической мысли даже желательно»[700]. В свою очередь правление Союза «единогласно признало, что монархические убеждения Степанова не мешают ему продолжать работу в Союзе»[701].

В дальнейшем подобная политическая неразборчивость уже не представляла собой чего-то из ряда вон выходящего. После Чехословацкого мятежа и установления на Волге, Урале и в Сибири «народных» правительств, подпольные организации направили в освобожденные от Советов регионы своих эмиссаров. Так, в Самару, где установилась власть право-эсеровского Комуча, выехал в качестве представителя от «социалистического» Союза возрождения России кадет Л. Кроль. Одновременно по поручению ЦК КДП он должен был установить контакты с губернскими комитетами своей партии с целью координации действий. Вскоре Кроль перебрался в Екатеринбург, где стал одним из руководителей недолго просуществовавшего Временного областного правительства Урала.

Осенью 1918 года многие члены антисоветского подполья перебирались в регионы, находящиеся под контролем чехословаков. В этой связи нельзя не упомянуть эпизод, связанный с отъездом в Уфу кадетов Н. Бородина и А. Клафтона. Сам Бородин устройство своего отъезда из Москвы называл «замечательно удобным и менее всего рискованным случаем легального выезда»[702].

Дело в том, что в захваченной Уфе остались семьи видных большевиков, которые были взяты чехословаками в заложники. В обмен на их освобождение командование корпуса требовало отпустить ряд пленных чехословаков. ВЦИК сразу же стал подыскивать лояльных представителей буржуазии, которые смогли бы с полномочиями Красного Креста выехать в Уфу для переговоров. Выбор пал именно на Бородина и Клафтона, которые, однако, прибыв к чехословакам, составили для штаба корпуса «длинный список находившихся в заключении в Москве лиц разных партий». Этот список был передан в Москву по радио с требованием в обмен на семьи большевиков освободить не только пленных чехов, но и перечисленных лиц[703].

10. Социалистические антисоветские правительства Сибири, Волги, Севера

Мятеж Чехословацкого корпуса и интервенция Антанты расчистили путь для установления на захваченных территориях так называемых «народных» правительств, наиболее известны из которых самарский «Комуч» и Временное сибирское правительство в Омске. Об этих правительствах можно сказать, что ведущую роль в их формировании играли отодвинутые от власти в октябре эсеры, сами правительства формально являлись социалистическими. Однако по мере своей деятельности они все больше склонялись вправо, к ликвидации советских завоеваний, восстановлению старых (часто дореволюционных) порядков, переходу от демократических методов управления к диктатуре. Как такая политическая и идеологическая трансформация стала возможна, чем была обусловлена и почему политическая партия социалистов-революционеров, вновь оказавшись у власти, не использовала свой второй шанс, так и не приступила к реализации программных установок, рассмотрим на конкретных примерах.

Между 26 и 31 мая 1918 года, в ходе мятежа Чехословацкого корпуса, в Новониколаевске и Томске заявило о себе первое из «народных» правительств — Сибирское. Во взятых чехословаками городах вышел из подполья и объявил себя легитимной властью так называемый Западносибирский комиссариат, действующий от имени Временного правительства автономной Сибири.

Это правительство, во главе с одним из лидеров сибирских эсеров П. Дербером, было сформировано еще в январе 1918 года на подпольном заседании Сибирской областной думы, которая, в противовес Советам, заявила, что «вступает на путь верховной законодательной власти в свободной отныне автономной Сибирской республике»[704]. В состав выдвинутого думой кабинета вошли 20 министров, по преимуществу эсеры. Правительство, также действовавшее подпольно, уже через несколько дней переместилось из Томска в не контролируемую на тот момент Советами Читу, рассчитывая оттуда руководить антибольшевистским подпольем. Но вскоре Дерберу с частью министров пришлось перебраться на Дальний Восток, а к началу Чехословацкого мятежа он находился уже в Харбине.