Индия, Судан, Южная Африка. Походы Британской армии - Черчилль Уинстон

Эсткорт, 10 ноября 1899 г.

Когда я проснулся вчера утром, в воздухе разносился странный гул — вибрация, которую трудно даже назвать звуком, но тем не менее она сильно давила на уши. Я вышел из палатки, чтобы прислушаться. Только что рассвело, воздух был спокойным и чистым. Легкий ветерок дул с севера, со стороны Ледисмита, и я понял, что он доносит до Эсткорта отдаленную канонаду.

Немного позднее мы выехали, чтобы подобраться поближе к источнику звука. Все силы были брошены на рекогносцировку в направлении Коленсо. Проскакав через красивые покрытые травой холмы к северу от города, я вскоре добрался до места, откуда можно было видеть колонну. Сперва показался один велосипедист, наталийский доброволец, неторопливо ехавший, забросив за спину ружье, затем еще двое, затем около двадцати. За ними, на расстоянии примерно четверти мили, следовала кавалерия — эскадрон Императорских легких кавалеристов, шестьдесят наталийских карабинеров, отряд конной пехоты и около сорока наталийских конных полицейских. Это все кавалерийские силы Наталя, остальные заперты в Ледисмите, и для защиты колонии от армии противника, где большинство составляет кавалерия, едва ли наберется три сотни всадников. Следом шла пехота — Дублинские фузилеры, доблестный полк, отличившийся при Гленко, и пограничный полк, которому еще только предстояло завоевать свои шпоры. Батарея добровольцев была зажата между двумя британскими батальонами, в арьергарде двигались добровольцы из Дурбана. Силы, которые прошли передо мной, как на смотре, казались удручающе незначительными, и впечатление усиливалось сознанием того, что все теперь зависело от них.

Высокий холм с плоским верхом, расположенный к северо-западу, обещал хороший обзор и место поближе к Ледисмиту, откуда можно слушать канонаду. В сопровождении двух спутников я направился к холму и через час мы стояли на его вершине. Местность расстилалась перед нами, как на карте. Правда, Эсткорт был скрыт окружавшими его холмами, но Коленсо мы ясно видели. Далеко на востоке могучей стеной поднимался темный зазубренный хребет Дракенсберг. Но мы направляли свои бинокли не на эти красоты. Справа от Коленсо холмы ниже и реже, и страна, лежащая за ними, хотя и подернутая дымкой, была открыта взору. Сперва шел участок низких каменистых холмов, разбросанных в странном беспорядке и спускающихся с другой стороны в низину. Над этой широкой впадиной, подобно пару над кипящим котлом, поднимались тучи дыма от горящей травы и других источников огня. На дне ее, невидимый даже с нашей возвышенности, располагался город и военный лагерь Ледисмит.

Пока мы все это рассматривали, к нам присоединился владелец соседней фермы, высокий рыжебородый человек, серьезный и рассудительный.

— «У них был тяжелый бой этим утром. — сказал он. — С того самого понедельника (Черного Понедельника этой войны) не было такой стрельбы. Но на этом они сегодня, похоже, закончили». Поглощенные этой далекой драмой, тем более завораживающей, что значение и исход ее были неясны и загадочны, мы стояли, выделяясь на фоне неба, и тут наш разговор был неожиданно прерван. Сзади, из-за гребня холма, вынырнули двое всадников. В сотне ярдах слева трое или четверо спешились среди скал. Еще трое появились с другой стороны. Мы были окружены, правда, не бурами, а наталийскими карабинерами.

— «Взяли вас, я думаю, — сказал прибывший сержант. — Будьте любезны сообщить, кто вы». Мы предъявили наши пропуска и объяснили патрулю, что мы совсем не те, кого следовало бы брать в плен. Сержант был разочарован, но утешился, когда его сфотографировали «для лондонских газет». Мы поспешили принять приглашение фермера на ленч. «Всего лишь грубая простая пища, — сказал он, — но вы, наверное, привыкли переваривать такое».

Ферма стояла на углу холма, ниже по склону, недалеко от его вершины. Это был просторный дом с каменными стенами и крышей из рифленого железа, окруженный несколькими сараями и пристройками. Четыре или пять голубых камедных деревьев давали немного тени и вносили некоторое разнообразие в этот ровный, покрытый травой пейзаж. У входа нас встретили две женщины, жена и сестра хозяина. За превосходным ленчем мы многое обсудили с этими добрыми людьми, говорили о том, что нация на этот раз решила покончить с бесконечными раздорами между британцами и бурами.

— «Мы всегда знали, — сказал фермер, — что это должно кончиться войной, так оно и случилось, и я не могу сказать, что жалею об этом. Но война нам дорого обойдется. Я здесь единственный на двадцать миль не оставил свою ферму. Конечно, здесь мы беззащитны. В любой день могут явиться голландцы. Нас они, может быть, и не убьют, но разграбят и сожгут все вокруг, а это все, что у меня есть в этом мире. Я проработал здесь пятнадцать лет и я сказал себе, что мы остаемся, а уж там — будь что будет».

Мы двинулись обратно, поскольку дело шло к вечеру, а в сумерках опасно наткнуться на пикеты. К настоящему времени военная ситуация сложилась, несомненно, серьезная и критическая. Война шла уже три недели. Армия, которая должна была защищать Наталь и способная, как полагали, отбросить противника с большими потерями, оказалась запертой и обстрелянной в собственном укрепленном лагере. Почти в каждом пункте вдоль границ буры наступали, а британцы отступали. Всюду, где мы пытались занять оборонительную позицию, нас окружали. Буры взяли в плен более 1200 живых и здоровых британцев, число постыдно несоразмерное по сравнению со списком потерь и с тем количеством буров, которых захватили мы. Все это, в первую очередь, свидетельствует о нашей неготовности. А то, что мы оказались не готовы, — следствие деятельности в Англии тех, кто прилагал все усилия, чтобы создать препятствия на пути правительства, кто смеялся над самой возможностью агрессии со стороны буров, кто выставлял любую предосторожность, принимавшуюся для защиты колоний, в качестве намеренной провокации и вызова Трансваалю. Кроме того, мы серьезно недооценили силы буров. Эти военные республики в течение десяти лет копили боеприпасы. Окруженные золотыми приисками, они пять лет вооружались и готовились к борьбе. Весьма примечательно, что этим невежественным крестьянским общинам хватило ума и предприимчивости привлечь на свою сторону хороших советчиков и использовать экспертов при решении всех вопросов, связанных с вооружением и ведением войны.

Их артиллерия уступает нам только в численности. Вчера я посетил Коленсо, отправившись туда на бронепоезде. В одном из брошенных редутов, построенных британцами, я нашел две коробки со шрапнелью и зарядами. Буры не потрудились взять их. У них пушки более позднего образца, и они используют снаряды, в которых заряд и боеголовка соединены вместе, как в ружейном патроне. Впервые в истории войн используемая комбинация — тяжелая артиллерия и мощная кавалерия — оказалась внушительной и эффективной. Мужество, выдержка врага и его уверенность в своих силах не менее удивительны. Короче говоря, мы весьма недооценили их военную мощь.

Но возвратимся к Эсткорту. Его гарнизона явно недостаточно для защиты от буров. Если враг нападет, войскам придется отступать к Питермарицбургу хотя бы уже по той причине, что они являются единственной силой, которую можно использовать для защиты надежной оборонительной линии, возведенной вокруг города. За пределами Ледисмита так мало кавалерии, что буры могут совершать рейды во всех направлениях. В момент, когда я пишу эти строки, ситуацию спасает, по моему мнению, только крайняя самоуверенность противника. Они сконцентрировали все свои усилия на Ледисмите и надеются принудить его к сдаче. Однако можно с уверенностью сказать, что город способен продержаться еще не меньше месяца. Силы подкрепления уже в пути, в море. Железнодорожное сообщение с берегом поддерживается. Даже сейчас строятся запасные ветки и готовятся поезда для перевозки войск. Вот чем следовало бы сейчас заняться бурам, и они вполне способны заставить нас отступить к Питермарицбургу, уничтожить железную дорогу, взорвать мосты. Все это может задержать продвижение армии, идущей на помощь Ледисмиту, и тогда у них будет больше шансов превратить Ледисмит во вторую Саратогу. Мы опасаемся этого с прошлой субботы. Но прошла почти неделя, а они ничего не предприняли. Почему? Я думаю, в какой-то мере это связано с тем, что они опасаются разлива реки Тугела позади своих рейдерских отрядов, что отрезало бы им путь к отступлению. Но в какой-то мере, возможно, это следствие рассудительных и уверенных действий генерала Вольфа Мюррея, того, как он обращается со своими войсками, — постоянные рекогносцировки создают иллюзию наличия значительных сил. Но что бы ни говорили по этому поводу, мы стоим перед фактом — враг не уничтожает железную дорогу, потому что не боится наших подкреплений, не верит, что их будет много, потому что он уверен — сколько бы их ни пришло, он сумеет разбить их. Именно поэтому они сохраняют дорогу так же тщательно, как и мы, и охраняют мосты. По этой дороге будут снабжаться их войска во время похода через Наталь к морю. После того, что они уже совершили, было бы глупо смеяться над их планами.