Огневой бой. Воевода из будущего (сборник) - Юрий Корчевский

– А ты утоли душу винцом хорошим, князь, глядишь, на душе легче станет.

– Кабы обо мне одном речь шла, я бы так и сделал. А холопов, ратников, скотину, коль сильный враг подступит, куда девать?

Макар задумался. Видно, было о чем – сам в пленных после Опочки побывал.

А я так и сделал, как задумал. Вот только трудно вопросы мне такие решать, когда Андрея рядом нет. И заменить-то его некем. Впрочем… Я вспомнил о братьях-близнецах, Михаиле и Василии. Вот! Надо поговорить с Василием.

– Макар! Сходи-ка на конюшню да позови Василия.

Через некоторое время передо мной предстал, как был – в рабочей одежде – помощник конюха.

– Как работа, Василий, нравится?

– Да не то чтобы очень, но кормиться-то надо, барин.

– Я вот о чем, Василий. Давно я присматриваюсь к тебе и вижу – мужик ты справный. Мне такие нужны. Думаю, пора тебе более серьезным и важным делом заняться. Хочу я тебя управляющим в Охлопкове поставить. Избу тебе выделю и жалованье положу хорошее. Согласен ли?

Василий задумался. Оно и понятно – с поместьем управляться непросто. То, что не кидается с кондачка решать, об основательности говорит. Я уже заметил – рачителен и бережлив, и это отрадно. А торопить такого – лишнее.

Наконец, Василий справился с одолевавшими его сомнениями и решительно сказал:

– За доверие такое благодарствую, барин. На первой сложно будет мне. Но если что – с Михаилом совет держать буду.

– Вот и ладно.

Прошла неделя. Василий быстро взял в руки управление хозяйством. Я даже не ожидал, что он окажется таким хватким. Ну что ж, пожалуй, уже можно с ним и о моем плане поговорить.

Сел я с Василием, рассказал ему о задумке своей часть людей в Смоляниново переправить, да прикинул, кто на пахоте да севе нужен. Получалось, если незанятых людей со всех моих деревень убрать – их почти сотня получится. Да это же обоз целый! Но деваться некуда.

– Вот чего, Василий! Живность всю: свиней, коров, птицу – в Коломну вези, на продажу. На вырученные деньги купи тягловых лошадей и подводы. По четыре человека на подводу, да скарб еще. Итого – двадцать пять лошадей и подвод надо.

– И-и-и, князь, зачем уезжать?

– Летом, а может, по осени, узнаешь.

– Исполню, как велишь, – пожал плечами Василий.

– С обозом и сам поедешь.

– Что-то я не пойму, князь. То управляющим в Охлопкове ставишь, а то вывозить всех собрался.

– Ладно, скажу тебе, но больше никому не сказывай, ни к чему людей раньше времени тревожить. Как бы татары нонешним летом не ударили. Вот людей и берегу.

– Вот оно что! Так это почитай ненадолго?

– Думаю, месяца на два.

– Эх, елки-моталки! Самая горячая пора ведь! Урожай, сенокос!

– Все успеем, лишь бы людей сохранить!

С присущей ему основательностью взялся Василий поручение мое исполнять. Оказалось, небыстрое это дело – живность распродать. Ну, с птицей – той проще. Связали лапы, да на подводу. Свиней – так же. А вот коров вести за веревку надо, да и шаг у коровы медленный. Как ее хворостиной ни подгоняй, все равно – то траву сочную сорвать пытается, то у ручья норовит остановиться.

– Ох и намаялся я с коровами, барин! – жаловался Василий.

На вырученные деньги управляющий лошадей с подводами купил. То-то ратники дивились, глядя, как в ворота въезжает длиннющий обоз с порожними подводами.

Собрали в дальнюю дорогу холопов – в основном женщин, стариков и детей. Скарб их немудрящий на подводы погрузили. Впереди на телеге – Василий.

– Смотри, Василий, честь высокую тебе оказываю и труд великий поручаю: доведи до Смолянинова всех целыми и невредимыми. Деньги на прокорм я тебе дал. В дороге Федор со своим десятком охранять вас будет. Доведешь обоз, отдохнешь там немного, и возвращайтесь с Федором.

Федор! Сопроводишь обоз до поместья, два дня отдыха даю и – сюда.

– Слушаюсь, княже!

– А тебе, Тит, мой особый наказ – сбереги Набега!

Обоз тронулся и еще полчаса вытягивался из имения.

Осиротели без людей деревни: не слышалось привычного кудахтанья кур, не скрипели более вороты у колодцев, не топились печи. Дивясь наступившему безмолвию, крутились у курятников в поисках пищи вороны, отгоняя любопытную сороку; осмелели воробьи – порхали ватагами над пустующими дворами и суетились близ сараев, выискивая зернышки.

Неприятно было видеть, как затихли, словно от чумы вымерли, деревушки. И только в Охлопкове продолжалась жизнь: выходили на поля холопы да ратники круглосуточно несли службу, зорко наблюдая за окрестностями поместья и особливо – вглядываясь в дымку на горизонте с другой стороны Оки.

Наступил июнь. Поскольку дела, не терпящие отлагательства, были завершены, я решил съездить к Василисе, боярыне соседской, взяв с собой двух ратников из русинов.

Пара часов рысью, и мы – в деревне Окунево, у Куракиной. Сразу бросилось в глаза, что от былого пепелища и следа не осталось. Плотники ставили венцы из свежеошкуренных бревен, продолжая постройку новых боярских хором.

Завидела меня Василиса, вышла навстречу.

– Ой, князюшко! Рада видеть! – поклонилась в пояс.

Я спешился и подошел к боярыне.

– Как здравствуешь, Василиса? Вижу, спорятся дела!

Боярыня обвела рукою новостройку:

– Вот, с Божьей помощью дом новый ставлю, еще краше прежнего будет! Приедешь на новоселье? – скользнула она по мне озорным взглядом.

Мне кажется, я немного смутился и покраснел. Мое невольное волнение не осталось незамеченным. Боярыня сделала всего-то один шажок навстречу, а сердцу вдруг отчего-то стало тесно в груди.

– А как же, боярыня, пригласишь – непременно буду, меда хмельного отопью, – ответил я с легким поклоном.

Поговорили, побалагурили.

– Боярыня, давай в сторонку отойдем, дело у меня к тебе важное.

– Я тут по соседству – временно – в избе расположилась, пока дом ладят. Может, туда и пройдем, коли дело тайное?

– Пойдем, – согласился я.

Зайдя в избу, Василиса отправила прислугу на улицу:

– Идите, отдохните покамест. Мне с князем дела решать надобно.

Сама уселась на лавку, рукой подбородок подперла:

– Слушаю, князь.

– Что ты все заладила: «князь» да «князь»! Али забыла, что меня Георгием звать?

– Не забыла, князь! Ой, прости, Георгий.

– Ты вот что, соседушка… Погоди со стройкой-то.

– Это что же так? – изумилась она. – К зиме хочу в новые хоромы перейти, тесно мне здесь ютиться. – Василиса обвела глазами избу.

– Не хочу панику поднимать раньше времени, Василиса. Однако же подозрения есть, что татары снова напасть могут.

– Ты же лихо их побил, Георгий! – беспечно махнула рукой боярыня. – И еще побьешь. – Ее глаза были полны восхищения.

– Те татары, что были, так – банда мелкая. А ноне, поговаривают, силы большие собираются. Если их пограничники не удержат и они на Москву пойдут – как раз их путь через Коломну будет, стало быть, и через наши поместья.

– Ох, беда-то какая!

Василиса по-бабьи прикрыла рот ладошкой.

– Что же мне теперь делать? – вопрошающе смотрела она на меня.

– Отсеялась?

– А то как же!

– Собирайся сама, холопов – на подводы и уходи. Есть где пересидеть лихое время?

– Сестра под Ярославлем замужем за боярином Замайским. К ней подамся. Думаю, не выгонит сродственницу.

– Вот и славно. Только молчок, никому из холопов ни слова, чтобы паника не поднялась.

– А сестре?

Я передернул плечами.

– У тебя ведь пожар был?

Боярыня кивнула очевидному для нее, силясь понять, куда я клоню.

– Вот и скажи сестре: деревня вся сгорела, жить негде. Пока, мол, плотники избы ставят, пусть приютит на время.

– А что, так и скажу. Ох, князь, как же благодарна я тебе – упредил о беде. Надежный ты, мне бы мужа такого!

– Женатый я, Василиса, – ответил я тихо, глядя ей прямо в глаза.

Бедняжка! Смутившись, она растерянно посмотрела по сторонам, глаза наполнились влагой, на лице вспыхнул румянец, губы задрожали. Боярыня качнулась и, не подхвати я ее за талию, упала бы без чувств.

Руки ее внезапно обвили мою шею. От соприкосновения с пышной грудью и выступающим животиком по телу моему пошла волна тепла, нестерпимо заныло внизу.

– Ну что ты, что ты, Василисушка…

– Прости… прости… прости… – шептала она, пряча голову за моим плечом.

Не без труда – боярыня была тяжела – я подхватил ее на руки, чтобы отнести на постель. «Пусть полежит, успокоится, непросто ей без мужского плеча», – с сочувствием думал я, склонившись над лицом Василисы. Я отвел в сторону спадавший на лицо локон. Глаза ее были закрыты, но веки вздрагивали, ноздри расширились, выдавая разгоравшуюся страсть.

– Все будет хорошо, голубушка, – успокаивал я боярыню, поправляя плащ и намереваясь откланяться.

Василиса приоткрыла глаза и посмотрела на меня. О боже! В ее ожидающем взгляде было столько грусти, покорности и в то же время безнадежности своего положения, что у меня перехватило дыхание: она поняла, что я сейчас уйду.