Рыцарь курятника - Эрнест Капандю

– Да. Все уже на сцене.

– И Салле?

– Она только что приехала и сейчас в своей уборной.

– Я иду в свою и тотчас буду на сцене.

– Я могу начинать?

– Да-да! Я вас не задержу.

Комарго исчезла в коридоре. Дюпре пошел на сцену.

Бывший танцор, пользовавшийся большой славой, стал балетмейстером, капельмейстером и танцмейстером королевской академии. Он был учителем Комарго.

Дюпре взял свою маленькую скрипку, лежавшую на обитой бархатом скамейке, и вышел на сцену. Сцена была освещена не лучше коридоров. Зала была погружена в глубокий мрак. Сальные свечи (восковые горели только вечером) в железных подсвечниках, прикрепленных к деревянным балкам, бросали на сцену красноватый отсвет. Восемь музыкантов сидели в оркестре. По сцене расха-живали три молодые женщины в костюмах, предназна-чавшихся специально для репетиции: в шелковых панталонах, в юбках и корсажах из белого пике. Это были Аллар, Софи, Лемуан. Впереди сцены мужчина отрабатывал пируэты. То был Новерр, знаменитый танцор, ученик Дюпре, дебюты которого в 1743 году в Фонтенбло имели огромный успех. Он первый осмелился танцевать с открытым лицом, тогда как раньше танцоры надевали маски. Справа – второй танцор, Гардель, также проделывал разные па. Другие танцоры и балерины находились в глубине сцены.

– Начнем, – сказал Дюпре, выходя на сцену. – Прошу всех занять свои места.

Визит Рыцаря

– Ну, Аллар, пока не придут Комарго и Салле, повторите это па.

– Отсюда начать, месье Дюпре?

– Да, моя красавица.

Дюпре отошел немного влево, к авансцене.

Аллар, прелестная восемнадцатилетняя девушка с белокурыми волосами, голубыми глазами, гибким станом, с удивительно стройными ногами, стала в третью позицию.

– Пятую! – продолжал Дюпре. – Скрестите ноги… Чтобы носок левой ноги плотно касался пятки правой ноги… Недурно, недурно!.. Опустите руки… Так!.. Наклоните голову вправо… пусть ваша поза будет естественной…

Аллар повиновалась. В этой позе она казалась нимфой, готовой улететь. Дюпре рассматривал ее, как тонкий знаток, и сделал одобрительный знак головой. Затем он взял в руки свою скрипку и сыграл на ней мелодию танца.

– Хорошо, хорошо, – говорил он, смотря, как Аллар танцует, – очень хорошо!.. Наклонитесь теперь медленно, как бы для того, чтобы поднять что-нибудь с пола… постарайтесь это проделать, не сгибая ноги… еще… еще…

Вдруг он сильно ударил по скрипке и закричал:

– Да не так!.. Три раза вы начинаете одно и то же и все нисколько не лучше…

– Месье Дюпре, я делаю все, что вы мне приказали, – со слезами на глазах сказала Аллар.

– Да нет же!..

За кулисами послышался свежий женский голос, напевавший модный куплет.

– А! Это Салле, – сказал Новерр и, сделав пируэт, закончил его низким поклоном.

Салле, в костюме танцовщицы, вышла на сцену.

– Где же Комарго? – спросила она, осматриваясь вокруг.

– Вот она, – отвечал Дюпре, указывая на белую тень в глубине сцены.

Первыми словами Комарго были: «Где Салле?» Первыми словами Салле были: «Где Комарго?» Эти два вопроса как нельзя лучше обрисовывают положение дел.

Взаимно восхищаясь своей одаренностью, Комарго и Салле не могли не чувствовать одна к другой самой сильной зависти. У каждой были свои успехи, свои поклонники, свои особенные характерные танцы. Танцоры, фигуранты и фигурантки окружили двух знаменитостей. Комарго и Салле холодно поздоровались.

– Милая моя, – сказала Комарго, – вы знаете, что мы будем танцевать этот балет в Фонтенбло на будущей неделе?

– Да, – отвечала Салле, – герцог Ришелье говорил мне вчера. Король едет на войну и до отъезда хочет посмотреть, как мы танцуем.

– Не он, а маркиза…

– Маркиза? Какая маркиза? – спросил Дюпре.

– Новая, – смеясь, отвечала Комарго.

– Какая новая маркиза?

– Помпадур.

– Помпадур? – повторил Дюпре. – Не слыхал этого имени.

– Теперь будете знать.

– О ком вы говорите?

– Спросите у Аллар. Ей об этом сказал Турнегем.

– Но кто же эта новая маркиза?

– Мадам Ле Норман д'Этиоль, урожденная Поассон, а теперь произведенная в маркизы де Помпадур.

– Скользкая дорожка!

– Она официально объявлена фавориткой, имеет апартаменты в Версале и недавно представлена ко двору с титулом маркизы де Помпадур.

– Мать ее умерла от радости, – прибавила Салле.

– Да. Мадам Поассон была больна; когда ей сказали, что дочь ее объявлена любовницей короля, она вскричала: «Дорогая Антуанетта! Я всегда говорила, что она достойна короля! Мне нечего больше желать!» И с этими словами умерла.

– Нет слов, эта д'Этиоль достигла прекрасного положения.

– Ах! – дружно вздохнули другие танцовщицы.

– Но у нее уже есть враги.

– Конечно, начиная с Морпа, который сочинил пресмешную эпитафию на смерть ее матери[18].

– Если Морпа поспешил написать свою едкую эпиграмму, – сказала Салле, – то и Вольтер не терял времени, чтобы в стихах выразить самую низкую лесть новой маркизе.

– Я ничего не знаю, – заметила Комарго тоном, показывающим великое удивление.

– Естественно, ведь Вольтер написал свой мадригал сегодня ночью, а мне его прочитал только утром.

– В котором часу? – спросила Комарго, ядовито улыбаясь.

– После того, как ушел от вас, – ответила Салле.

– Значит, вам он долго читал, поскольку ушел от меня в первом часу ночи.

– Вольтер очень хорошо пишет, – сказала, смеясь, Аллар, – и ничего нет удивительного в том, что Салле слушала его всю ночь.

Салле прочитала мадригал, вызвавший общее одобрение.

– Разве король серьезно увлечен этой дамой? – спросил Новерр.

– Он влюблен, как никогда раньше, – отвечала Комарго. – С тех пор как король заговорил с нею на последнем балу в ратуше, то есть в течение двух месяцев, он написал ей более сорока писем, запечатанных одной и той же печатью, на которой вырезан девиз: «Скромный и неизменный»

– А ее муж? – спросил Дюпре.

– Конечно, со временем он утешится, но теперь он в отчаянии. Смешно слушать его жалобы на свою участь. Он разъезжает по улицам Парижа с заплаканным лицом, вздыхает и проклинает свою судьбу: «Моя жена, моя Антуанетта! Неблагодарная, злая!» И пишет ей письмо за письмом.

– Это правда, – сказала Аллар, – доказательством служит то, что он поручил своему дяде Турнегему…

– Который своими руками отдал бриллианты Рыцарю Курятника, – прибавил Новерр, намекая на приключение с прелестной танцовщицей.

– Он поручил своему дяде, – продолжала Аллар, не обращая внимания на шутку Новерра, – передать ей письмо, в котором писал, что все ей простит, если она вернется.

– Ну и что же?

– Мадам д'Этиоль показала письмо королю, – сказала Салле.