Лекарь безумной королевы + Бонус (СИ) - Пилипенко Мария

Лестер, конечно, предполагал, что приютский воспитанник будет худ и неухожен, но такого он и в страшном сне не мог представить.

-- Его что, по голове били? -- закипая, спросил лекарь, осматривая лысую макушку.

-- Мальчишки дерутся, знаете ли. И получают за это розги! -- важно просветил лекаря монах.

При слове розги ребенок сжался и втянул голову в плечи.

А Лестер подумал, что черта с два эти следы на голове -- дело рук мальчишек. Но ничего не сказал, задумчиво оглядывая мальчика.

Зато Фалина, как только увидела сироту, охнула, всплеснула руками, подошла ближе, присела на корточки и протянула к нему руки.

-- Милый, иди сюда. Я твоя мама. Иди к маме, маленький!

Она уговаривала его так ласково, что мальчик сначала заинтересованно смотрел в ее сторону, а потом бросился к ней и зарылся в ее юбки, прячась.

-- Погодите обниматься, может, это не он! Вы уверены, что этот мальчик -- Бен Тайлер? -- спросил лекарь монаха. Он ещё надеялся, что тут какая-то ошибка, и этот уродец вовсе не Бен. Ну, посудите сами, как у такой красавицы, как Луиза, могло родиться Это? Ему явно хотят втюхать негодный товар, который даром никому не нужен, а его красивого мальчика припрятали, чтобы сбыть подороже.

-- Лестер! -- он повернулся к Фалине, и увидел, что щеки и глаза ее пылают от возмущения. -- Как ты можешь?! Разве ты не видишь, что это он?! Вы ведь так похожи!

Что?! Похожи?! Лестер лишился дара речи.

-- Он-он! Это Тайлер, – подтвердил монах. -- Мне ли не знать, ведь я ращу его с самого первого дня. Бен! Скажи, как тебя зовут? Ну?!

В юбках Фалины закопошились, но женщина нахмурились и заслонила собой мальчика. Не надо его проверять, она уже влюбилась в эти черные глаза несчастного забитого малютки. Ей так хотелось скорее увести его отсюда, вымыть и накормить. А потом долго баюкать на руках, укладывая спать.

-- Ах, точно! Он же не разговаривает, -- махнул рукой монах. -- Что ж, очень рад, что Бен обрёл семью. Сейчас я посчитаю, сколько с вас причитается за четыре года ухода за мальчиком и за его обучение. Кстати, мальчишка постоянно болел, а лекарства нынче такие дорогие! Итак, с вас...

Монах увлеченно отсчитывал на счетах, пока Лестер приходил в себя.

-- Как это не разговаривает?! А чему вы его учили, если он даже говорить не научился? Вы его избивали, морили голодом четыре года, одевали в лохмотья, а я вам еще и должен?!

-- Да. С вас четыреста золотых. Вот его документы.

-- Сколько?! А мои документы вы не хотите посмотреть? Может, я беру его в рабство? Может, я лекарь, и буду испытывать на нем новые лекарства, а? Почему вы не записываете мой адрес? Почему...

-- Вы берете мальчика, или я его забираю обратно? -- невозмутимо прервал возмущение Лестера монах.

-- Лестер, у нас же есть деньги! Заплати, пожалуйста, это золото пригодится другим бедным ребятишкам. У монастырей так мало средств! -- Фалина уже укутала мальчика в теплую шаль и достала из сумки пряник, в который ребенок вгрызся насмерть.

-- Золотые слова, сестра! -- вздохнул монах, пряча золото в кошелек, пока Лестер скрипел зубами. -- Прощайте! У меня ещё так много дел!

Лестер вышел из монастыря с чувством, что его крупно надули. Но, взглянув, как Фалина тянет на руки эту лысую обезьянку, нехотя забрал у нее золотую (в прямом смысле) ношу.

-- Давай сюда, я сам. О, Боги... Ну вот за что мне Это?!....

***

Они остановились переночевать в таверне, где на втором этаже сдавались комнаты, а внизу можно было поужинать.

Хозяйкой оказалась немолодая, полная, улыбчивая женщина. Когда Лестер с семьей вошли к ней в таверну, она привычно улыбнулась новым посетителям, но улыбка быстро сошла с ее лица, как только она увидела за спиной входящего женщину и маленького ребенка с избитой головой. Напуганного, с затравленный взглядом больших черных глаз, одетого в обноски. Оба -- и женщина, и ребенок -- были такими худыми, словно их морили голодом. Лицо главы семейства было при этом вполне ухоженным. Прямо-таки холеным. Себя-то он точно голодом не морил.

"Душегуб", -- окрестила про себя Лестера трактирщица.

А тому и в голову не могло прийти, что могли о них подумать другие.

Пока Фалина бережно усаживала ребенка у себя на коленях, он заказал густую мясную похлебку, каравай хлеба, головку сыра и три кружки эля*.

---------------

*В Средние века легкий эль и молодое вино давали даже детям, это считалось полезным.

----------

Хозяйка направилась на кухню за заказом и проплыла мимо Лестера, покачивая крутыми бедрами. И хоть он и посторонился, от души отдавала ему ногу.

-- Ох, простите! – притворно смутилась она, подумав при этом: "Получи, душегуб!"

-- Хм, ничего, -- процедил он, а сам подумал: "Вот корова!"

Фалина с Беном ждали еду за столом, где уже сидело с десяток посетителей.

Девушка так нежно обнимала малыша, что муж невольно засмотрелся. И этот малыш, точно обезьянка, вцепился ручками в свою заступницу, боясь отпустить ее хоть на минуту.

Обстановка вокруг была достаточно убогая. Лестер поморщился. Не таких условий заслуживает его жена, даже если забыть о ее происхождении.

Но он зря переживал. Фалина не слишком расстраивалась из-за окружавшей ее нищеты. Девушка выросла в провинции, где окна ее комнаты выходили на курятник, а гулять приходилось между коровником, кузницей и кухней, причём частенько босиком. В замке дяди Алларда она также не была избалована удобствами.

Однако, когда принесли всего одну общую на троих миску супа, Фалина удивленно приподняла брови.

-- Хочешь отдельную тарелку? – спросил Лестер, разрезая хлеб.

-- Н-нет, -- держа мальчика на коленях, она старалась сохранить невозмутимый вид, -- будешь кушать? – дала малышу ложку.

-- В отдельных тарелках все быстро стынет. К тому же неизвестно, сколько Бен съест… Да похлебку всегда так едят! – невольно оправдывался Лестер, понимая, что его жена привыкла к другому.

-- Ничего, все нормально. О, вкусно, правда, Бен?

Мальчик, опасливо осмотревшись, стал методично уничтожать густое варево, полное овощей и кусочков мяса. Ел так, словно старался успеть наесться впрок.

И Лестер вдруг так четко заметил сходство мальчика с его отцом. Те же черты, тот же взгляд, тот же огромный рот. И это не прибавило к ребенку симпатии.

-- Малой, не торопись, слышишь? Никто не заберет еду. Прекрати давиться! – Лестер понимал, что мальчику попросту может стать плохо от переедания, -- Ты меня слышишь?! Или ты еще и глухой?

-- А мама сейчас сама покормит сыночка, да, Бен? Вот так… -- Фалина забрала ложку у мальчика и начала сама кормить его, понемножку и не торопясь, -- и наш папа будет доволен, да? Бен кушает не спеша, Бен молодец! – и она поцеловала лысую головку.

Лестер замолчал, наблюдая, как заботливо она кормит мальчика с ложечки. Как тот моментально успокоился, доверчиво глядя на нее и открывая ротик. Он и сам вдруг успокоился рядом с ней. И ему стало стыдно за свою вспышку. А к жене он проникся горячей благодарностью за то, что все сгладила, за чуткость и доброту. Словно это она о и нем заботилась, а не только о мальчике.

И у него такое странное чувство возникло к ней. То ли обнять ее захотелось, то ли чтобы она его вот также покормила с рук, то ли ребенка ей сделать – он и сам не мог разобраться. Но чего-то хотелось.

А потом, напившись отличного эля, они стали собираться в отведенную им комнату.

Отправляя их наверх, Лестер успел шепнуть жене на ушко: «Будешь ложиться, не снимай чулки».

И ушко зарделось.

Пока муж расспрашивал постояльцев, как им лучше добраться до порта, Фалина быстро стала обживаться. Постелила постели, достала нужные вещи. Позаботилась о горячей воде и корыте, чтобы выкупать мальчика.

Когда Лестер вернулся в комнату, он застал прямо-таки идиллическую картинку. В печи горел огонь, аккуратно застеленная постель так и манила отдохнуть на чистых простынях. А у печи на полу сидела его жена и купала в большой лохани Бена. И не просто купала, как это делают деревенские женщины. Она разговаривала с ним. О чем-то спрашивала, что-то тихо говорила, играла с ним, ловя его ручку под водой, чем вызывала недоверчивую улыбку на его серьезном лице.