США: собственность и власть - И. Беглов

В последние годы демократическая партия пережила ряд кризисов. Сохранение ее целостности время от времени ставится под вопрос в результате обострения конфликтов между южными реакционерами-расистами и умеренными консерваторами Севера, преобладающими в ее руководстве. Еще во время избирательной кампании 1948 г. дело дошло до того, что значительная группа южан откололась от партии демократов, создала партию «диксикратов» и выдвинула одного из ее лидеров, Дж. С. Тэрмонда, кандидатом в президенты США: Бунт «диксикратов» был в конце концов «подавлен», и они вернулись в лоно демократической партии. В предотвращении полного раскола демократической партии сыграли большую роль представители финансовой олигархии (семьи Рейнольдсов, Грэйев, Хэйнсов, Вудраффов и др.). Двадцать лет спустя, в 1968 г., «третья партия» Дж. Уоллеса вновь подняла на поверхность эти же силы, привлекла под свои знамена многих правых фанатиков и из лагеря республиканцев.

Кризисы демократической партии в известной мере подтверждают, что со своих классовых позиций «истэблишмент» прав, настороженно реагируя на активность фанатиков правого крыла.

В то же время одна из главных задач политической стратегии финансовой олигархии США состоит в том, чтобы держать «диксикратов», подобно жернову, на шее демократической партии и всей двухпартийной системы, дабы она не воспарила к заоблачным высям либерализма. Часть этой же стратегии составляет и вполне сознательное насаждение демократов-капиталистов в партию республиканцев с целью «выравнивания баланса» политических сил внутри двухпартийной системы. Председатель Национального комитета республиканской партии Т. Мортон (покинул этот пост в 1970 г., чтобы занять место министра в кабинете Никсона), выступая на съезде Торговой палаты США в 1959 г., выразил тревогу по поводу того, что его партия становится по преимуществу партией капиталистов, в то время как в партии демократов увеличивается удельный вес профсоюзов. Основная мысль речи Мортона сводилась к тому, что если весь американский капитал сгрудится около правого борта, то лодка двухпартийной системы может опрокинуться. «В настоящее время, — говорил Мортон, — среди предпринимателей больше республиканцев, чем демократов. Среди представителей рабочих — обратная картина... Я считаю, что будет несчастьем для страны и для самой партии, если какая-либо отдельная общественная группа захватит полный контроль над республиканской партией. Больше того, я уверен, что председатель демократической партии Батлер согласится с тем, что в равной степени было бы несчастьем, если бы такая же ситуация сложилась внутри его собственной партии. Успех и даже само существование двухпартийной системы будут поставлены под серьезную угрозу, если одна из главных партий потеряет характер национальной организации, представляющей разнообразные группы и районы. Если, например, демократическая партия сделалась бы партией рабочих, а республиканская партия — партией предпринимателей, то неизбежно возникли бы новые малые партии, как это произошло в других странах... Все это привело бы к политическому хаосу. Мне кажется, что предприниматели могут оказать помощь в предотвращении такой ситуации, активизировав свою деятельность в обеих партиях»[515].

Деньги и голоса. Встревоженные ростом политической активности профсоюзов, лидеры американского монополистического капитала решили уравновесить их влияние активностью слоя профессиональных управляющих. В 1956 г. был брошен клич: «Бизнесмены, в политику!» Разумеется, этот призыв был обращен не к капиталистам-предпринимателям: они и без того с головой погружены в политику. Речь шла о вовлечении в партийную политику слоя наемных администраторов, отличающихся политической пассивностью. В организации этой кампании приняли участие Торговая палата США, Национальная ассоциация промышленников и десятки крупнейших корпораций. По всей стране для наемных администраторов создавались курсы по изучению «практической политики». За восемь лет, с 1958 по 1964 гг., через такие курсы было пропущено около 100 тыс. человек[516].

Предполагалось, что активное участие в партийной политике десятков тысяч старших и средних администраторов, проникнутых буржуазной идеологией, нейтрализует влияние профсоюзов в низовых организациях демократической партии. Формально администратор, окончивший курсы, волен выбирать партию по своему вкусу. «Однако, — писал журнал «Бизнес уик», — существует тенденция заполнять бреши в демократической партии, очевидно, по тем соображениям, что она более, чем республиканская партия, нуждается в усилении отражения точки зрения предпринимателей»[517].

Кампания не дала заметных результатов по той простой причине, что большинство наемных администраторов оказывали ей пассивное сопротивление[518]. Их отвращение к партийной политике, стремление стоять вне политики, говорит А. Хэккер, стало органическим. Они предпочитают быть зрителями политической борьбы, «сценически поставленной, укомплектованной и направляемой» представителями других общественных групп[519].

«Деньги — материнское молоко политики», — говорит калифорнийский профессиональный политик Марвин Анру[520]. В 1964 г. общая сумма расходов на избирательную кампанию кандидатов на все выборные должности в США составила 200 млн. долл. Чтобы собрать такие огромные средства буржуазным партиям и их кандидатам приходится обращаться за помощью к монополистическому капиталу. Но, конечно, деньги на политические цели дают не только богачи. По меньшей мере 10 млн. американских семей (одна из каждых пяти семей) вносят средства в избирательные фонды. Но американская двухпартийная система в финансовом отношении очень сильно напоминает крупное акционерное общество, в котором, как мы уже говорили, десятки тысяч мелких акционеров, владея в совокупности большей частью акций, все же лишены даже подобия власти над предприятием: она принадлежит крупным акционерам. Точно так же крупные жертвователи денег в избирательные фонды ведут себя как хозяева двухпартийной системы. «Откровенно говоря, — писал по этому вопросу журнал «Форчун», — человек, выбросивший десятки тысяч долларов на поддержку политической партии, должен быть крайне скромной личностью, чтобы не почувствовать себя владельцем этой партии»[521]. Дюпоны, Рокфеллеры, Меллоны и Форды излишней скромностью не страдают и, конечно, чувствуют себя хозяевами как поддерживаемых ими партий, так и кандидатов этих партий.

В 1956 г. в избирательные фонды республиканских кандидатов в президенты США и в члены конгресса поступило 20 млн. долл. Свыше 1 млн. долл, из этой суммы внесли члены 11 богатейших семей: Дюпонов, Меллонов, Рокфеллеров, Фордов, Гарриманов, Пью, Олинов, Уитни, Вандербильтов, Филдов и Лимэнов[522]. Хотя взносы «избранных» семей составили около 5% общей суммы поступивших в избирательные фонды денег, их голос в делах республиканской партии и в назначениях членов правительства Эйзенхауэра был куда весомее.

Капиталисты не любят выбрасывать деньги на ветер, будь то в деловых операциях или в политике. В обмен на свои «инвестиции» в избирательные фонды кандидатов они ждут определенных политических или деловых, выгод. Как писал Джозеф Олсоп, предприниматели «неизбежно испытывают искушение, когда несколько тысяч долларов, разумно инвестированных в политические взносы, могут принести прибыль в размере миллионов, десятков или даже сотен миллионов долларов. Именно таковы те суммы денег, которые поставлены на карту в зависимости от того или иного правительственного решения вопросов, затрагивающих интересы отдельных предпринимателей»[523].

Наибольшую отдачу обычно дают деньги, «инвестированные» в избирательные фонды кандидатов в члены конгресса США. Еще в конце XIX в. Джон Рокфеллер и его «Стандард ойл» «покупали» конгрессменов дюжинами. Известно также, что на содержании уолл-стритовского банкира — миллионера Бернарда Баруха всегда находилось около десятка конгрессменов, представлявших южные штаты. В частности, Барух претендовал на то, что те 4 тыс. долл., которые он дал Гарри Трумену на выборах в сенат в 1940 г., сыграли решающую роль на пути миссурийца к президентству[524]. Нельзя считать преувеличением и хвастливые слова Клинтона Мэркисона о том, что в Вашингтоне его интересы представляют около десяти конгрессменов. Когда ему однажды сказали, что он поддерживает своими капиталами Джозефа Маккарти ради того влияния, которым сенатор располагает в Вашингтоне, Мэркисон ответил: «Черт подери, я заполучил 10 человек в конгрессе, пользующихся более высокой репутацией, чем Маккарти. Я не нуждаюсь в нем ради влияния... Дело в ином, —добавил он, — когда вы заполучите человека, всегда стоящего в центре внимания... вы приобретаете нечто важное»[525].