Война Калибана - Джеймс Кори

«Если в этой истории есть правильное место», — подумала она, прикидывая, что еще можно сказать, какие аргументы пробьют толстую кору, наросшую на мозгах генерального секретаря. Таких не нашлось, а повторы, как в простенькой детской сказочке, вероятно, снизят впечатление. Авасарала остановила запись, отрезала последние несколько секунд, на которых она в отчаянии смотрела в камеру, и отослала остальное, пометив как «весьма важно» и зашифровав дипломатическим кодом.

Вот к чему все пришло. Вся человеческая культура, от первых рисунков на стенах пещер до первых шагов к звездам, свелась к вопросу: хватит ли у человека, прославившегося тем, что попал в тюрьму за дурные стишки, духа поспорить с Эрринрайтом. Корабль, корректируя курс, качнулся под ней, как неисправный лифт. Сидеть прямо не удавалось, слишком резко двигалась койка. Черт бы побрал космические полеты!

— Это подействует?

В дверях стоял ботаник. Тощий как тростинка, слишком большеголовый на вид. Не такое непривычное сложение, как у астеров, но и с человеком, выросшим при полной гравитации, не спутаешь. Замявшись в дверях, не зная, куда девать руки, он выглядел неловким, потерянным и не совсем человеком.

— Не знаю, — ответила Авасарала. — Будь я там, все бы пошло так, как мне надо. Я умею выкручивать мошонки так, что человек принимает мою точку зрения. А отсюда? Может, да, а может, нет.

— Но ведь вы и отсюда можете с кем-то поговорить?

— Это разные вещи.

Он кивнул, уже задумавшись о чем-то своем. Несмотря на разницу в цвете кожи и сложении, парень чем-то напоминал Майкла Джона. Было то же ощущение, что он на полшага отстает от происходящего. Только отстраненность Майкла Джона граничила с аутизмом, а Праксидик Менг заметно интересовался людьми вокруг себя.

— Они добрались до Николы, — сказал он. — Заставили ее наговорить все это обо мне. И о Мэй.

— Конечно заставили. Так они и действуют. Причем они могли бы обзавестись документами и полицейскими протоколами, подтверждающими ту историю и датированными задним числом.

— Отвратительно, что люди думают, будто я это делал.

Авасарала кивнула, потом пожала плечами.

— Репутация всегда не слишком связана с реальностью, — сказала она. — Я могу назвать пару столпов добродетели — на деле они ужасные, малодушные, злые люди. А услышав имена лучших людей, каких я знаю, вы постараетесь выйти из комнаты. На экране вы видите совсем не тех людей, что в жизни.

— Холден, — сказал Пракс.

— А! Он — исключение.

Ботаник опустил и снова поднял взгляд. Смотрел почти виновато.

— Мэй, возможно, погибла, — сказал он.

— Вы в это не верите.

— Много времени прошло. Даже если у них были лекарства, они, возможно, превратили ее в… то существо.

— И этому вы не верите, — сказала она. Ботаник склонился вперед, насупившись, словно она задала ему трудную задачу. — Если мне разрешат обстрел Ио, я могу прямо сейчас обеспечить пуск тридцати ракет с ядерными боеголовками. Выключим двигатель, положим их на баллистический курс. Скажите только слово — и мы превратим Ио в шлак прямо отсюда.

— Вы правы, — признал Пракс. И, помолчав, спросил: — Почему вы этого не сделаете?

— Вам настоящую причину или оправдание?

— И то и другое.

— Оправдываю я это вот чем, — сказала она. — Мне неизвестно, что находится в той лаборатории. Я допускаю, что монстры имеются не только там, а уничтожив спутник, мы сожжем и бумаги, которые помогли бы найти остальных. И я не знаю всех участников дела, а на тех, о ком знаю, у меня нет доказательств. Доказательства могут найтись на Ио. Я доберусь туда, узнаю все, что можно, а уж потом превращу лабораторию в радиоактивное стекло.

— Разумные причины.

— Разумные оправдания. Даже мне кажутся убедительными.

— А причина — что Мэй, может быть, еще жива?

— Я не убиваю детей, — отрезала она. — Даже когда кажется, что так надо. Вы бы удивились, узнав, как часто это вредило моей карьере в политике. Меня считали слабой, пока я не научилась этому фокусу.

— Фокусу?..

— Если заставишь их покраснеть, они сочтут тебя непробиваемой, — сказала она. — Мой муж называет это «маской».

— О, — сказал Пракс, — спасибо вам.

Ожидание было хуже страха. Тело требовало движения, рвалось встать с кресла и пройтись по знакомым коридорам. Подсознание вопило: «Действуй, шевелись, иди напролом!» Она исходила корабль снизу доверху и обратно. Занимала ум мелочными размышлениями о людях, с которыми столкнулась здесь, сравнивая их с подробностями разведывательных досье. Механик Амос Бартон. Замешан в нескольких убийствах, обвинялся, но ни разу не был осужден. Сделал себе элективную вазектомию в первый же день, как достиг возраста, позволяющего операцию. Наоми Нагата, механик. Две магистерские степени. Предлагали очную аспирантуру по физике на станции Церера — она отказалась. Алекс Камал, пилот. В молодости семь арестов за пьянство и нарушение порядка. На Марсе у него сын, о котором он пока не знает. Джеймс Холден, человек без секретов. Блаженный юродивый, втянувший Солнечную систему в войну и так и не понявший, что натворил. Идеалист. Самый опасный человек на борту. Хороший человек к тому же.

Она гадала, нужно ли ей все это знать.

Единственный, с кем она могла поговорить, чтобы задержка сигнала при этом не переводила беседу в эпистолярный жанр, был Соутер. Но адмирал теоретически пока оставался на стороне Нгайена и готовился принять бой с защищавшими ее кораблями, так что разговоры с ним случались редко.

— Есть новости? — спросил он с экрана терминала.

— Нет, — ответила она. — Не понимаю, что может так долго вариться в Пузырь-башке.

— Вы просите, чтобы он повернулся спиной к человеку, которому доверял, как никому.

— И много ли на это нужно времени? У меня заняло не больше пяти минут. «Сорен, — сказала я, — вы — поганая клизма. Чтоб я вас больше не видела». Не так уж сложно.

— А если вы его не убедили? — спросил Соутер.

Авасарала вздохнула.

— Тогда свяжусь с вами и попытаюсь склонить к мятежу.

— А, — чуть заметно улыбнулся Соутер, — и как вам это представляется?

— Не думаю, что у меня много шансов, но ведь никогда не знаешь. Я умею быть дьявольски убедительной.

На экран выскочило предупреждение: новое сообщение. От Арджуны.

— Мне пора, — сказала она. — Держите ухо поближе к земле, или что вам там заменяет землю.

— Берегите себя, Крисьен, — сказал Соутер и исчез за зеленым экраном прерванной связи.

Она была одна на камбузе, но кто-то мог войти. Авасарала подобрала подол сари и перешла в свою каютку, закрыла дверь и только тогда дала терминалу разрешение открыть файл.

Арджуна сидел за рабочим столом, в парадном костюме, но расстегнув ворот и манжеты. И выглядел так, будто только что вернулся с неудачной пирушки. В спину ему било солнце. Значит, вторая половина дня. Была вторая половина, когда он делал запись. А может, и сейчас тоже. Авасарала коснулась экрана, скользнула пальцами по его плечу.

«Из твоего сообщения я понял, что ты не можешь вернуться домой», — заговорил он.

— Извини, — ответила она экрану.

«Как ты понимаешь, меня это… огорчает, — сказал он, и улыбка расколола его лицо, заплясала в глазах, покрасневших от слез. Она только сейчас заметила эту красноту. — Но что я могу поделать — я, преподаватель поэзии на старших курсах? У меня нет власти над этим миром. Власть всегда была у тебя. Поэтому вот что я хочу сказать. Не думай обо мне. Решай, не принимая меня во внимание. А если ты не…»

Арджуна глубоко вздохнул.

«Если жизнь уйдет в смерть, я стану искать тебя там. Если нет — тоже там».

Он опустил и снова поднял лаза.

«Я люблю тебя, Кики. И всегда буду любить, даже издалека».

Сообщение кончилось. Авасарала закрыла глаза. Корабль смыкался вокруг нее как гроб. Тихие шумы били в уши так, что хотелось кричать. Потом ее стало клонить в сон. Она позволила себе немного поплакать. Ничего другого не оставалось. Она расстреляла все патроны и теперь могла только ждать и тревожиться.

Через полчаса ее терминал снова звякнул, оторвав от тревожных мыслей. Эрринрайт. Волнение встало комом в горле. Авасарала занесла палец, чтобы начать просмотр, и остановилась. Она не желала, не желала возвращаться в этот мир, носить тяжелую маску. Ей хотелось снова увидеть Арджуну. Услышать его голос.

Но Арджуна, конечно, знал, чего ей захочется. Потому он и сказал то, что сказал. Авасарала открыла сообщение.

Эрринрайт казался рассерженным. Более того, он выглядел усталым. Приятные манеры пропали, сейчас он весь состоял из едкой горечи, воды и угроз.

«Крисьен, — заговорил он, — я знаю, что вы не поймете, но я делал все, что мог, чтобы сберечь вас и ваших людей. Вы не понимаете, во что влезли, и гробите все. Жаль, что вы не пришли с этим ко мне, вместо того чтобы сбежать, как упрямая девчонка, с Джеймсом Холденом. Скажу откровенно: если для вас существовал лучший способ покончить со своей профессиональной репутацией, он не приходит мне в голову.