Рыцари пятого океана - Андрей Рытов

Несколько дней и ночей Могильный и его помощник трудились не зная усталости. И они в конце концов возвратили бомбардировщик в строй.

Когда мы подписывали документ на представление Могильного к ордену Красной Звезды, командир корпуса Каравацкий сказал:

- Вполне заслужил награду. Ведь он спас самолет! Я посоветовал командиру полка и его заместителю по политчасти рассказать о подвиге Могильного всему личному составу, посвятить ему специальную листовку. Примеру техника-патриота потом следовали многие его товарищи по профессии.

Южная жемчужина

Расставание с людьми, которых успел близко узнать и по достоинству оценить, всегда бывает немножко грустным. Так уж устроен человек. А покидать 3-й бомбардировочный корпус мне было тем более нелегко: вместе с его людьми, беззаветно сражавшимися с врагом, пережито немало горьких дней и радостных побед.

Перед отъездом я зашел к командующему 16-й воздушной армией Сергею Игнатьевичу Руденко.

- А может, у нас останешься? - пытливо посмотрел он на меня, потом подвел к карте, что висела на стене ею кабинета, и пояснил: - Смотри, наша армия стоит на главном направлении, ее путь - на запад, на широкий простор действий. А там, в Крыму, покончите с вражеской группировкой и останетесь в глубоком тылу. Может, не поедешь в 8-ю армию?

- Не волен, Сергей Игнатьевич, распоряжаться собой, - ответил я. - Да и поздно уже. Приказ получен. Спасибо за предложение, за все хорошее, что было.

- Ну что ж. Думаю, что дороги войны все-таки сведут нас вместе. Желаю успеха.

Сергей Игнатьевич - сдержанный человек, он не любил велеречивых объяснений. Мы запросто, по-военному, пожали друг другу руки, и я уехал.

Управление 8-й воздушной армии располагалось в Аскании-Нова государственном заповеднике, созданном еще в начале XIX столетия и взятом под охрану государства декретом Совнаркома в 1919 году. Фашистские варвары разорили Асканию-Нова. Наиболее редких и ценных животных вывезли в Германию, других безжалостно уничтожали высокие чины из гитлеровского рейха и армейское командование. Уж если гитлеровское зверье не жалело людей, могло ли оно пожалеть беззащитных косуль и благородных оленей...

Командующего 8-й воздушной армией генерал-лейтенанта авиации Тимофея Тимофеевича Хрюкина, к которому я был назначен заместителем по политической части, я хорошо знал еще по Китаю. Мы не один год работали вместе, и я всегда относился к нему с уважением. Стройный, подтянутый, с красивым волевым лицом, он обладал большим обаянием. Был не злобив, вежлив и скромен, но это не мешало ему твердо проводить задуманные решения в жизнь. Завидная настойчивость была, пожалуй, одной из сильных черт его характера.

Военный талант Т. Т. Хрюкина ярко проявился в Сталинградской операции. 8-я воздушная армия, которую он возглавлял, не раз отмечалась за доблесть и мужество в приказах Верховного Главнокомандования, многие ее части и соединения награждены орденами. Не скрою:

мне было лестно вступить в боевую прославленную армейскую семью, рука об руку работать с таким военачальником, как Хрюкин.

В тот день, когда я прилетел в Асканию-Нова, Тимофей Тимофеевич находился на своем командном пункте в Отраде, и я решил зайти к начальнику штамба армии. Открываю дверь: батюшки, за столом сидит мой давнишний товарищ, Иван Михайлович Белов, с которым мы делили невзгоды финской войны.

- Кого я вижу? Какими судьбами? - поднялся он навстречу.

- Назначен к вам.

- Рассказывайте, Андрей Герасимович, где были, что делали.

Пока мы беседовали, в кабинет вошел генерал Самохин и удивленно поднял кустистые брови.

- Определенно, мир тесен, - пожимая мне руку, улыбнулся он. - Когда бы и где бы ни расставались, а судьба снова сводит вместе.

С Самохиным мы были знакомы еще по Прибалтийскому военному округу. Он служил в 4-й, а я в 6-й смешанной дивизии. Здесь же, в 8-й армии, он был заместителем командующего.

- А кто у вас главный инженер? - спросил я.

- Бондаренко.

- Иван Иванович?

- Он самый, Андрей Герасимович.

- Это же мой бывший сослуживец.

- Может, и главный штурман Селиванов вам родственником приходится? шутливо сказал Самохип.

- Не родственник, но хороший старый знакомый.

- Вот и попробуй бороться с семейственностью, когда в одном штабе собралось столько друзей и приятелей, - улыбается Белов.

Я был доволен, что работа на новом месте начинается с дружеских встреч. Меня тут же ввели в курс дел, ознакомили с армией, ее задачами, назвали политработников, командиров корпусов, дивизий. Многих из них я тоже знал.

В тот же день побывал и в политическом отделе армии. Возглавлял его Николай Михайлович Щербина, весьма эрудированный человек, в прошлом учитель. Он прекрасно разбирался во всех тонкостях партийно-политической работы, по-настоящему любил ее. Позже, когда я познакомился с ним поближе, убедился, что его принципиальность и требовательность доходят порой до формализма. Это свойство характера несколько отдаляло от него людей, делало отношения с подчиненными сугубо официальными. Носил он маленькие усики бабочкой, и, когда был чем-либо недоволен, они начинали топорщиться. В политотделе знали: Николай Михайлович зол, и решать какие-либо вопросы сейчас с ним бесполезно...

После знакомства с работниками оперативного отдела и узла связи я вылетел к Хрюкину в Отраду, на побережье залива Сиваш, где вскоре предстояло развернуться бурным событиям.

Тимофея Тимофеевича я застал склонившимся над исчерченной стрелами картой, которая лежала перед ним на широком столе. Увидев меня, Хрюкин встал, и мы по-дружески обнялись.

- А ведь мы тебя, Андрей Герасимович, давно ждем. Он представил меня офицерам командного пункта и посвятил в характер работы, которой день и ночь занимались штаб армии и политический отдел.

Из Отрады я направился в Захарково к командующему 4-м Украинским фронтом Ф.И. Толбухину. Мне показали деревенский домик с выступающим на улицу палисадником, где зеленели густые заросли цветущей сирени. В чисто убранной горнице на подставках возвышался стол со свисающей до пола картой. Над нею с карандашом в руках стоял широкоплечий полный человек с добродушным лицом. Одет он был по-домашнему.

- Ну, садитесь, дорогой. - Он указал мне на стул, а сам отошел в угол и тяжело опустился в широкое кожаное кресло.

Я кратко рассказал, в каких соединениях служил с начала войны, чем занимался. Толбухин слушал меня, поглаживая пухлой рукой подлокотник. Мешки под глазами, бледность лица командующего свидетельствовали о том, что ему приходится очень много работать.

- Ну что же, - подвел он итог моему докладу. - Прибыли вовремя. Скоро у нас начнутся интересные дола. Авиации предстоит много работы.