Тьма над Диамондианой - Альфред Ван Вогт

Хосе, показав на мигающий индикатор, вопросительно взглянул на меня.

— На рельсах появился песок, — буркнул я.

Теперь нас со всех сторон окружали дюны. Песок был настолько тонким, что его колебал даже едва ощутимый ветер Марса. Образовалось нечто, напоминавшее колеблющийся дымок. И куда ни кинь взгляд, всюду эта кисея. Местами железнодорожное полотно полностью исчезало под песчаным покрывалом.

Мы продвигались вперед кое-как, рывками. Порой удавалось наращивать скорость там, где не было этой коварной преграды. Местами же из-за заносов еле-еле ползли под жалобный свист инжекторов. Прошло часа полтора, прежде чем перед нами вновь открылась абсолютно чистая колея.

Мы проделали уже половину пути. Часы показывали десять с минутами. В сегодняшнем расписании мы шли первыми. Хосе открыл внешнюю дверь.

— Выходим? — спросил он.

— Ясное дело. Пора немного поразмять ноги.

Мы очутились на ухабистой равнине, похожей на сморщенное старческое лицо, к тому же почти такого же сероватого цвета. Я наблюдал за Хосе, который на четвереньках взбирался на скалы, направляясь к расположенной от нас метрах в тридцати возвышенности. Подъем местами был достаточно крут, но он с легкостью преодолевал все препятствия.

В эту минуту я обратил внимание на то, что в кабину машиниста вошел Фрэнк. Я взглянул на него.

— Так, а теперь, значит, пускаем пыль в глаза, и уж тут-то все средства хороши? — осклабился он, выглядывая наружу.

Мне как-то и в голову не приходило, что проблему с индейцем можно рассматривать и под таким углом. Хосе же прекрасно представлял, что его подвергали испытанию и что он вызывал неприязнь у всей здешней публики, а вовсе не только у Фрэнка Грея.

Вдали послышался глухой шум, а затем пронзительный свисток. Из-за поворота вынырнула “Гончая пустыни”, устремившись навстречу нам. Сверкая на солнце, она с воем промчалась мимо длиннохвостым метеоритом. Разреженный марсианский воздух несколько скрадывал оглушительный лязг и грохот от неудержимого полета этого поезда-красавца. Едва лишь он скрылся из виду, как Фрэнк вновь удалился в свою контрольную кабину, а Хосе бодро вскочил на ступеньку локомотива.

Я внимательно оглядел индейца. Дышал он с трудом, а щеки приняли мраморный оттенок. Я еще подумал тогда, только ли испытанные минуту назад нагрузки явились причиной такого его вида. Наши взгляды встретились. Должно быть, он догадался, почему я столь пристально рассматриваю его, поскольку сразу же предпочел внести полную ясность, уверенно заявив:

— Не беспокойтесь ни о чем, сеньор. Я чувствую себя отлично.

В его голосе проскользнула легкая ирония. Я же тем временем подошел к двери, открыл ее и, повернувшись к Хосе, сказал:

— Знаете что, Джо, я привык играть честно. Так что я ухожу в пассажирский вагон, и выпутывайтесь-ка из всех ситуаций сами.

Джо поначалу не смог скрыть своего мимолетного испуга. Но затем, сжав зубы, торжественным тоном произнес:

— Благодарю вас, сеньор.

Уэйд и несколько других пассажиров выразили удивление принятым мною решением. Однако Бэррон одобрительно мотнул головой:

— Что ж, в сущности это — вполне лояльный подход к делу. Ведь все упирается в выяснение вопроса: способен ли он вести поезд. Так что вскоре мы получим исчерпывающий ответ. Не забывайте, что у нас по-прежнему сохраняется возможность приказать ему по телефону остановиться, отослав Билла обратно.

Повисла гнетущая тишина. Судя по тому, как все остальные насупились, они остались весьма недовольны моим поступком. Молчание явно затягивалось, в то время как поезд неуклонно набирал скорость. Я, должно быть, задремал, сидя в своем кресле, поскольку очнулся как-то слишком резко, поняв, что вагон неестественно содрогается и опасно раскачивается из стороны в сторону. Достаточно было взглянуть в окно, чтобы запаниковать: песчаная пустыня проносилась мимо нас с немыслимой скоростью.

Я живо огляделся. Трое из пассажиров о чем-то тихо спорили между собой. Уэйд клевал носом. Бэррон мирно попыхивал сигарой, но вид у него был несомненно озабоченный. Небрежно поднявшись, я подошел к внутреннему телефону и вызвал отсек машиниста. Как-то неприятно засосало под ложечкой, когда после пяти позывных никто мне не ответил. Вернувшись на место, я уже не отрывался от окна. “Крыса пустыни”, казалось, летела по рельсам еще быстрее. Едва не охнув от дурного предчувствия, я поднял голову и наткнулся на взгляд Уэйда, пристально изучавшего меня.

— Что-то ваш человек немного лихачит, — заметил он.

— А по-моему, этот парень — просто безответственный человек! — сухо бросил его заместитель.

Бэррон тяжко вздохнул, недобро стрельнув в меня косым взглядом.

— Дайте ему указание притормозить.

Я опять вцепился в трубку телефона, вызвав на сей раз Фрэнка Грэя. После третьего звонка раздался его голос, протянувший с ленцой:

— Алло!

— Фрэнк, — тихо сказал я. — Будьте добры, сходите к Джо и передайте ему распоряжение замедлить ход.

— Не слышу вас, — последовал ответ. — Что вам угодно?

Я повторил свою просьбу, четко выговаривая каждое слово, но стараясь при этом не повышать голоса.

— Да перестаньте вы цедить сквозь зубы! — вскипел Грей. — Ни слова не понимаю из того, что вы там лепечете.

Меня терзали одновременно два чувства — жалости и гнева в отношении Хосе. Ведь есть же пределы тому, что можно сделать, помогая кому-то, кто так и стремится влипнуть в пренеприятную историю. И уже громко, не заботясь более о том, что меня могут услышать, я проинструктировал машиниста в отношении тех действий, которые я ожидал от него. Когда я кончил говорить, на другом конце провода несколько секунд царило полное молчание.

— А пошли-ка вы к чертовой матери! — внезапно вскинулся Фрэнк. — Это дело меня никак не касается.

Он продолжал упорствовать, несмотря на все мои аргументы. В конце концов мне ничего не осталось, как попросить его обождать минуточку. Я обратился ко всем находящимся в купе пассажирам. Они выслушали мое сообщение молча. Потом Уэйд сердито кинул Бэррону:

— Вот видите, в какую скверную переделку мы попали из-за вашего индейца!

Бэррон со зловещим видом жевал свою сигару. Он отвернулся к окну, за которым все с той же сумасшедшей быстротой проносился пейзаж.

— Пожалуй, лучший выход сейчас — это приказать Фрэнку исполнить то, о чем его просил Билл, — угрюмо хмыкнул он.

В этот момент вернулся звонивший по телефону Уэйд.

— Я разрешил ему при необходимости применить силу, — буркнул он.

Почти тут же безумный бег “Крысы” стал заметно ослабевать. Тем временем Бэррон натянул на себя герметизированный комбинезон. Уэйд распорядился, чтобы его заместитель достал ему точно такой же. Пока состав не остановился совсем, боссы обменивались колкими репликами. Бэррон не сдавался и упрямо отстаивал свою точку зрения, утверждая, что неспособность справиться с задачей, проявленная одним индейцем с Анд, отнюдь не означает, что и все остальные столь же несостоятельны. В роли гида я провел их вдоль всего поезда к кабине машиниста. По пути я не переставал ломать голову над непостижимой для меня загадкой: что же все-таки нашло на Хосе? Неужели он и впрямь потерял голову?

Дверцу командного отсека нам открыл Фрэнк. Хосе нигде не было видно.

— Я наткнулся на него, когда вошел. Индеец лежал, задыхаясь, на полу, — рассказал Фрэнк. — И тогда я запер его в контрольной кабине, подняв там немного давление. — И он добавил самодовольно: — Чтобы вылечить этого парня, достаточно всего-навсего подбросить ему немного кислорода.

Я довольно долго изучающе рассматривал его, охваченный какими-то смутными подозрениями. Однако предпочел промолчать, ограничившись тем, что отрегулировал давление. После этого я прошел в контрольное помещение. Хосе сидел на стуле с пришибленным видом. Он поднял на меня жалкий взгляд. На все мои вопросы только пожимал плечами.

— Джо, — обратился я к нему в конце концов довольно жестко. — Мне хотелось бы, чтобы вы на какое-то мгновение отбросили вполне понятную природную гордость и подробно рассказали обо всем, что произошло.

— У меня неожиданно закружилась голова, — убитым тоном промямлил он. — Было такое ощущение, что меня вот-вот разорвет на куски. И я не знаю, что случилось после этого.

— С какой стати вы начали наращивать скорость?

Он часто заморгал. Его темные глаза расширились, в них явственно проступило недоумение.

— Сеньор, — наконец выдохнул он, — я ничегошеньки не могу вспомнить.

— Как мне представляется, — раздался из-за моей спины голос Фрэнка — мы, скорее всего, вошли в зону пониженного давления, и декомпрессия его доконала.

Я отрицательно помотал головой. Перед моими глазами все еще стояла утренняя сцена, когда он доказал свое превосходное зрение. Вспомнилось и то, с какой непринужденностью он взобрался днем на холм. Выносливость, которую он при этом проявил, не шла ни в какое сравнение с тем, что потребовалось бы от него после ничтожного изменения давления. К тому же двери командного отсека были герметически закрыты. А это означало, что внутреннее давление никоим образом не подвергалось изменениям.