Нежный плут - Джоанна Линдсей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Черт возьми, подумать только! Она избавила его от дурных манер.
– От каких еще дурных манер? – бросилась на защиту своего мужа Джорджина.
Но Энтони и Джейсон прошли мимо, не обратив внимания, и Реджина с хохотом сказала:
– Даю слово, они никогда не смирятся с тем, что произошло. Может, оно и к лучшему.
Джорджина отвела глаза и увидела многострадальный взгляд Джеймса, направленный в сторону Томаса и Бойда, которые что-то говорили ему. Она улыбнулась. Ни одного оскорбительного слова не слетало с его уст в адрес четверых ее братьев. Лишь к Уоррену он старался не приближаться.
Правда, Уоррен не очень-то стремился к любезностям. Зато другие, особенно Клинтон, просто удивляли ее тем, как вежливо они обращались с ненавистным им англичанином. Чуть позже заглянул и Мак. Она вспомнила, что обещала познакомить его с Нетти Макдональд. Ведь Реджина была здесь не единственной свахой.
Спустя еще какое-то время Энтони и Джеймс стояли и смотрели на своих почтенных женушек, которые мирно болтали друг с другом.
– Может, мы сразу совершим помолвку? – подмигнул Энтони.
Джеймс закашлялся, подавившись глотком бренди, когда до него дошло, о ком говорит Энтони.
– Ну ты и задница! – сказал он. – Ведь они же еще не появились на свет.
– Ну и что?
– А то, что у них между ног могут оказаться одинаковые штуки.
Энтони вздохнул, и на лице его выразилось разочарование.
– Понятно.
– А к тому же, они ведь будут двоюродными.
– Ну и что?
– А то, что сейчас это не принято.
– Вот черт, откуда мне было знать!
– Согласен, – заметил неслышно подкравшийся сзади Николас. – Ты вообще очень мало чего знаешь. Хорошенькую семейку ты нам тут представил для знакомства, – добавил он, повернувшись к Джеймсу.
– Я знал, что тебе они понравятся.
– Особенно этот Уоррен, – улыбнулся Николас. – Он, сдается, не очень-то тебя любит. Так смотрел на тебя весь вечер.
Джеймс повернулся к Энтони:
– Что для вас дороже – мое счастье или семейные амбиции?
Николас вмиг отрезвел, осознав, что речь идет о том, чтобы его наказать.
– Вы не посмеете! Вы заботитесь только брат о брате и не принимаете во внимание мою жену.
– Полагаю, милый мальчик, это не так уж и плохо, – сказал Джеймс и улыбнулся, глядя, как Николас благоразумно удалился.
– Парень своего не упустит, – смеясь, заметил Энтони.
– Я начинаю смиряться с ним, – сказал Джеймс. – Черт бы меня побрал, я слишком со многим начинаю смиряться!
Энтони еще громче рассмеялся, глядя, как Джеймс посмотрел в сторону Уоррена Андерсена.
– Старина Ник прав. Этот парень не очень-то тебя любит.
– Да, и уверяю тебя, это навсегда.
– Ты думаешь, у тебя еще предстоят неприятности с ним?
– Да нет. Слава Богу, между нами будет надежно лежать океан, и очень скоро.
– Однако он всего лишь защищал свою сестру, – заметил Энтони. – Он вел себя так же, как мы вели бы себя, коснись дело Мелиссы.
– Ты что, хочешь отказать мне в праве ненавидеть его? Особенно учитывая то, что он заслуживает ненависти.
– Ни в чем я не собираюсь тебе отказывать, – сказал Энтони, дождался, когда Джеймс проглотит очередной глоток бренди, затем добавил: – Между прочим, Джеймс, разве я не говорил тебе, как я люблю тебя?
Несколько капель бренди выплеснулись на ковер.
– О Боже, всего несколько рюмок, и ты становишься сентиментальным!
– Нет, ты скажи, говорил я или нет?
– Что-то не упомню.
– Ну так считай, что я говорю тебе.
Выдержав паузу, Джеймс проворчал:
– Что ж, считай, что и я тебе сказал.
Энтони усмехнулся:
– Я и старших люблю, но никогда не скажу им об этом. Для них это будет шок, ты понимаешь.
Джеймс подвигал бровью:
– А на меня, значит, можно обрушиваться?
– Конечно, можно, старина!
– С чем обрушиваться? – спросила, подходя, Джорджина.
– Так, ни с чем, моя милая. Мой братец, как всегда, словно шило в заду…
– Полагаю, не в такой степени, как мой?
Джеймс тотчас насторожился:
– Он что, сказал тебе какую-нибудь гадость?
– Нет, разумеется, нет, – уверила она его. – Он никому еще ничего не сказал за весь вечер. – Она вздохнула. – Что, если ты, Джеймс, первым начнешь…
– Прикуси-ка язычок, Джорджи, – воскликнул он, изображая ужас на лице. – Мы находимся с ним в одном помещении. Полагаю, что этого и так вполне достаточно.
– Ну Джеймс, – льстиво заканючила Джорджина.
– Джорджи! – угрожающе произнес он.
– Ну пожалуйста!
Энтони стал смеяться. Он видел, что его брат медленно погибает. Его смех стоил ему гневного взгляда, которым одарил его Джеймс, разрешая своей жене препровождать его на другой конец гостиной, туда, где находился ее несносный брат.
Ей пришлось снова применить толчок локтем под ребра, и лишь после этого Джеймс раскрыл рот и процедил:
– Андерсен.
– Мэлори? – столь же кратко процедил Уоррен.
Тут Джеймс расхохотался и заключил в объятия Уоррена и Джорджину.
– Боюсь, что мне придется сдаться первому, – сказал он, продолжая смеяться. – Видно, ты никогда не сможешь научиться ненавидеть кого-нибудь так, как это положено в приличном обществе.
– Как это понимать? – насторожился Уоррен.
– Считается, что ты очень любишь всякие ссоры, мой дорогой.
– Я бы попросил…
– Уоррен! – резко выкрикнула Джорджина. – Прошу тебя, ради Бога!
С минуту он смотрел на нее. Потом с видом явного неудовольствия протянул Джеймсу руку. Джеймс охотно принял это натянутое мирное соглашение, продолжая улыбаться.
– Я понимаю, какую досаду тебе приносит все это, старина. Но будь уверен, твоя сестра остается в руках у человека, любящего ее так, что из нее дух вон.
– Дух вон? – нахмурилась Джорджина.
Золотистая бровь Джеймса изогнулась, он понаблюдал за эффектом, произведенным его фразой, затем снял напряжение:
– А разве ты не теряла дыхание в постели со мной пару часов тому назад?
– Джеймс! – возмутилась Джорджина, щеки ее вспыхнули. Как мог он вымолвить такое в присутствии Уоррена и всех гостей!
Но концы губ Уоррена внезапно дрогнули и слегка двинулись вверх.
– Ладно, Мэлори. Ты здорово это сказал. Увидишь, если ты и дальше будешь заботиться, чтобы моя сестра была счастлива, мне не понадобится больше приезжать, чтобы убить тебя.
– Так-то лучше, парень, – воскликнул Джеймс, смеясь. – Джорджи, а ведь он исправляется. Убей меня Бог, если это не так.
[1] My Lady – произносится: «миледи», буквально означает «моя леди» (прим. пер.).