История Энн Ширли. Книга 2 - Монтгомери Люси Мод

— Нет-нет, у вас обязательно получится! — Энн обняла Кэтрин за плечи. — Выкиньте злобные мысли из головы… излечитесь от ненависти. Жизнь только начинается… раз вы наконец стали свободны и независимы. Ведь никогда не знаешь, что ждет тебя за поворотом дороги.

— Да, я слышала от вас эти слова… и смеялась над ними. На моей дороге нет никаких поворотов. Мне видно, как она тянется вдаль до самого горизонта, и везде одно и то же. Неужели жизнь не пугает вас своей бессодержательностью, всеми этими толпами холодных неинтересных людей? Нет, вас она не пугает. Вам не придется учить детей до конца своих дней. И потом, вам как-то все люди интересны, даже тот помидор на ножках, который вы зовете Ребеккой Дью. Моя беда в том, что я ненавижу школу, а ничего другого делать не умею. Школьный учитель — раб времени. Знаю, знаю, вам нравится преподавать в школе — мне только непонятно почему. Энн, я хочу путешествовать. Я всю жизнь мечтала о путешествиях. Помню единственную картинку, висевшую на стене в моей комнатенке у дяди Генри, — старую выцветшую гравюру, которую они выкинули за ненадобностью. На ней был изображен оазис в пустыне: пальмы, ручей и вдали караван верблюдов. Я мечтала найти этот оазис… мечтала увидеть Южный крест, и Тадж- Махал, и менгиры Карнака. Я хочу знать, а не просто верить, что наша Земля — шар. А на жалованье Учительницы я никогда не смогу путешествовать. Мне так и придется без конца долдонить о женах короля Генриха Восьмого и неиссякаемых богатствах доминионов. Энн засмеялась — сейчас уже можно было смеяться, потому что в голосе Кэтрин больше не слышалось горечи, а просто грусть и досада.

— Так или иначе, мы теперь будем друзьями и для начала как можно веселее проведем десять дней каникул. Мне всегда хотелось подружиться с вами, Кэтрин. Я чувствовала, что под вашими колючками скрывается человек, с которым будет интересно дружить.

— Так вот что вы чувствовали? А я часто задумывалась: как вы ко мне относитесь? Ну что ж, придется горбатому попробовать выпрямиться. Может, у него это и получится. В вашем Грингейбле я могу во что угодно поверить. Это первое место, где я чувствую себя дома. Мне хочется быть как все… если еще не поздно. Я даже постараюсь завтра вечером встретить вашего Джильберта солнечной улыбкой. Правда, я совсем разучилась общаться с молодыми людьми… да, собственно, никогда и не умела. Он подумает — я унылая старая дева. Боюсь только, что, когда сегодня лягу в постель, начну проклинать себя за то, что сдернула маску и позволила вам заглянуть в свою истерзанную душу.

— Нет-нет, не начнете. Мы уютно свернемся под теплыми одеялами, возможно, с двумя грелками, потому что и Марилла, и миссис Линд обе положат нам в постель по грелке, опасаясь, что другая забыла это сделать. И после прогулки под луной, по морозу, у вас глаза закроются сами… и вдруг вы увидите, что уже утро и за окном голубое небо. А я заставлю вас помогать мне делать огромный сливовый пудинг.

«Кэтрин была бы привлекательной, если бы лучше одевалась, — подумала ночью Энн, пытаясь представить себе Кэтрин в темно-красной бархатной шляпе, которую она видела в магазине в Саммерсайде. — Надо посмотреть, что тут можно сделать».

Глава шестая

В субботу и воскресенье в Грингейбле царила веселая предпраздничная суматоха. Был испечен сливовый пудинг, принесена из лесу елка. За ней ходили вчетвером: Энн, Кэтрин, Дора и Дэви. Это была прелестная елочка, и Энн смирилась с тем, что пришлось ее срубить, лишь потому, что она стояла посреди поляны рядом с полем мистера Гаррисона, и эту поляну он следующей весной все равно собирался очистить от пеньков и вспахать. Они побродили по лесу, собирая ветки пихты и сосны для гирлянд, и даже нашли в глубокой лощине зеленый куст папоротника, который каким-то образом уберегся от морозов. Только когда день послал последнюю улыбку наступающей ночи, они вернулись домой и обнаружили в гостиной высокого молодого человека с карими глазами и небольшими усиками, которые придавали ему такой взрослый вид, что Энн какую-то минуту смотрела на него со страхом: неужели этот незнакомый мужчина — Джильберт?

Кэтрин оставила их вдвоем, улыбнувшись почти саркастически, но на самом деле вполне дружелюбно, и весь вечер играла в разные игры с близнецами на кухне, получив, к своему изумлению, от этого занятия большое удовольствие. А потом она спустилась с Дэви в подвал за яблоками.

До этого Кэтрин никогда не бывала в подвале деревенского дома и понятия не имела, какое это при свете свечи восхитительно-страшноватое место с прячущимися по углам призрачными тенями. За эти три дня она отогрелась душой и тут впервые подумала, что, может, даже на ее долю еще выпадет счастье.

Рождественским утром Дэви проснулся спозаранку и поднял такой шум, бегая вверх и вниз по лестнице и тряся коровьим колокольчиком, что разбудил бы саму Спящую Красавицу. Марилла пришла в ужас, что он вытворяет такое при гостье, но Кэтрин только посмеялась. У нее с Дэви каким-то образом установились простые товарищеские отношения. Она честно призналась Энн, что безупречная Дора не очень ее интересует, но с неугомонным Дэви они явно одним миром мазаны.

Гостиную открыли еще до завтрака, так как Дэви с Дорой все равно не стали бы ничего есть, не узнав, что им подарили на Рождество. Кэтрин, которая вообще не ожидала никаких подарков — разве что Энн из чувства долга положит что-нибудь под елку и для нее, — была потрясена. Она получила подарок от каждого: вязанную крючком шаль с ярким рисунком от миссис Линд, мешочек с фиалковым корнем от Доры, нож для разрезания книг от Дэви, полную корзину маленьких баночек с разными вареньями и желе от Мариллы и даже пресс-папье в виде маленькой бронзовой кошечки от Джильберта.

А Энн посадила под елку на мягкое одеяльце очаровательного щенка с коричневыми глазами, ушками торчком и непрерывно виляющим хвостиком. На шее у него висела ленточка с рождественской открыткой, на которой было написано: «От Энн, которая все же осмелилась пожелать тебе веселого Рождества».

Кэтрин прижала к груди маленькое теплое извивающееся тельце и с трудом проговорила: