Феномен - Владимир Геннадьевич Поселягин

его и спасло, согревался в такой работе, пока окончательно не выбился из сил. Остановился и развёл костёр. Товарищам боевым это не помогло, а там и сам погиб. Думаю, уснул и умер. Вряд ли от мороза, ранений тоже не было. Может, от усталости? Или от простуды? Он простыл, ещё когда дивизия шла по дороге, до засады, которая рассекла дивизию на несколько частей. Парней он не знал, просто собирал своих. Остальные по лесу разбежались, недолго их финны ловить будут, мороз убьёт.

Ну вот знаете, бесит. Сижу на полке, пот с меня течёт, в некоторых местах кожа горит (это где обморожение получил), а голова другим занята. А бесит то, что я в третий раз уже в военнослужащих попадаю, да ещё и в военное время. Ладно, пусть первый раз я переродился в парня, избитого отцом, и сам уже пошёл в училище – не знаю, что на меня нашло. Сейчас припоминаю, что хотел получить перед войной опыт армейской службы и специальность, чтобы после призыва не быть растерянным и ничего не знающим, как другие призывники. Но вообще, армия – это не моё.

Первое перерождение закончил полковником, второе… тоже полковником. Хоть и говорили, что мне генерал-лейтенанта дали, но это всё слова, документов я не видел. А вот третье самое интересное: аж генерал-полковником закончил войну, причём самым молодым. Однако это не значит, что армия мне нравится. Это сложно объяснить, просто не моё. Самая главная проблема – это ор: ненавижу, когда на меня орут, да ещё с матом, а в армии это повсеместно, там ором и матом разговаривают. Думаю, из-за этого я и возненавидел её, хотя немало времени проносил военную форму.

А сейчас за что мне всё это?! Мало того что снова на войне, так ещё и в салагу попал. Не в добровольца даже, а в зелёного салагу. И тут не два года служат, как будет в будущем, а все три.

Так вот, призвался паренёк весной тридцать девятого. Служить три года, значит, на дембель пошёл бы весной сорок второго. Вот и я про это: не соскочишь, а там новая война. И надо мне терять целый год? Для других, даже для этого лопоухого парнишки, в которого я попал, служба – это почёт, долг и гордость. Для меня – ненужная повинность, от которой я хочу избавиться. Почему меня не отправят в поздний Союз? В Афган тот же? Я бы там оружия современного набрал, бронетехники. Так нет, ещё дальше в прошлое сунули, пусть несильно, но всё же. Бесит.

Отогревшись и напившись горячего чая с мёдом и малиновым вареньем, я осмотрел форму. Сапоги отогрелись, теперь сушатся. Форму постирал и тоже повесил сушиться. Перед стиркой достал из неё красноармейскую книжицу и комсомольский билет. Распотрошил два вещмешка: один был у раненого, другой – у Алексея, двое других их не имели. Хорошо ещё оружие не бросили. Писем нет, да и вещи так, красноармейские, бедные. Финны тоже были пусты.

Алексей сирота: последствия Гражданской, бандитизм. Младенцем был, когда потерял родителей, детдомовец. Полк, в котором он числился, шёл головным, то есть мне было ближе добраться до той дивизии, которой они шли на выручку, чем до своих, я так думаю. А до своих бегом нужно бежать. Дело в том, что я читал эту историю и в курсе, что пленных было полторы тысячи командиров и бойцов, как потом говорили финны. Их после войны вернули в Советский Союз, и все они по приговору суда были расстреляны. Я это точно знаю.

Я выпил ещё порошок антигриппина, у меня его много запасено на такие вот случаи; аптекарь для меня его смешивал, срок годности – семь дней. Поел ухи, выпил чайку с мёдом и стал собираться. Надел зимнее, байковое исподнее, форму – теперь уже свою, шерстяные носки и валенки, на форму свитер и овечий тулуп, на голову – меховую шапку. В бане я уже всё прибрал, поэтому, подав угля в печку, покинул её и убрал в хранилище. Хм, след полозьев остался в пятне льда от мыльной воды, что натекла из бани через сливное отверстие.

Пока было тихо, хотя слушать лес в такой мороз нет смысла: зверя и птиц нет, голос не подадут. Осмотрев тех трёх бедолаг, я забрал документы, но тела брать не стал: в хранилище не хочу, хотя погибших можно было бы, это живых оно не принимает. Эх, поколебался и всё же убрал, вместе с волокушей. Потом надел лыжи и быстрым шагом пошёл прочь. Шарфом замотал лицо так, что только щель для глаз осталась.

Иногда я останавливался и внимательно прислушивался. С момента прорыва прошло часов восемь, несмотря на ночь, благодаря снегу видно всё хорошо. Так и шёл. А возвращался к дороге. Я ведь трофейщик, а там брошено много военного снаряжения, не оставлять же его финнам. Место в хранилище есть, вот и позаимствую. Через грудь у меня висел пулемёт, если что, дам очередь от живота. Ещё в предбаннике я почистил всё оружие и снарядил все диски из своих запасов. Пулемёт Алексея был разряжен, он всё расстрелял, до последнего патрона.

После бани было такое состояние, как будто сейчас взлечу, на границе между здоров и простыл. Лёгкая слабость, горло чуть сушит, но при движении даже жарко было: одет я был тепло, длинные полы тулупа прикрывали ноги. На шарфе, через который я дышал (всё равно не помогало, лёгкие обжигало морозным воздухом) нарос кристаллами лёд, как и на мехе шапки вокруг лица.

Дорога была не так и далеко, чуть больше километра. Вот впереди стали видны угловатые коробки разной техники. И движение: похоже, финны осматривают свою добычу. Слышался шум работающих моторов, и он позволил мне незаметно приблизиться.

Вышел я чуть в стороне от того места, где подразделение Алексея держало позиции. Наблюдая из-за деревьев, я видел лёгкие бронированные тягачи Т-20 «Комсомолец», возле которых возилась четвёрка финнов. Движки тягачей работали. Рядом стоял грузовик, наша полуторка с бочками в открытом кузове, и тоже барабанила движком. Похоже, финны запустили двигатели, чтобы они не замёрзли, чтобы радиаторы и трубки не полопались.

Я поменял пулемёт на винтовку СВТ с глушителем, вскинул её, прижимая ствол к дереву. Четырежды хлопнул глушитель. Потом я вышел на дорогу и посмотрел в оба её конца – и там и там заметно было движение. Осмотрев технику, я убрал тягачи и полуторку в хранилище, предварительно заглушив моторы. Финны уже отцепили от тягачей 76-миллиметровые пушки, так что проблем не было.

Вокруг хватало тел убитых бойцов