Прежде чем их повесят - Аберкромби Джо

Он по очереди оглядел каждого из слушателей, словно призывал их посмеяться. Но Логен был слишком занят овсянкой, а из остальных никто даже не улыбнулся.

— Она рассказала мне о том, что она делала для отца, и в моей голове забрезжило смутное понимание. Он собирал по всему свету осколки материи нижнего мира, оставшиеся с тех времен, когда демоны еще ходили по земле. Он хотел использовать энергию этих фрагментов, встроить их в свои машины. Он пытался манипулировать силами, запрещенными первым законом, и уже добился некоторого успеха.

Логен неуютно повел плечами. Он вспомнил странную вещь, которую видел в Доме Делателя: она лежала под водой на глыбе белого камня, непонятная и завораживающая. «Разделитель», так назвал ее Байяз. Два лезвия — одно здесь, второе на Другой стороне… У него пропал аппетит, и он отставил миску с недоеденной овсянкой.

— Я был в ужасе, — продолжал Байяз. — Я видел, какие бедствия навлек на мир Гластрод, поэтому решил пойти к Иувину и рассказать ему все. Но я боялся оставлять Толомею, а она не могла уйти оттуда, где провела всю свою жизнь. Я медлил, а потом неожиданно вернулся Канедиас и застал нас вместе. Его гнев… — Байяз скривился, словно сама память об этом была мучительной, — …невозможно описать. Весь Дом содрогался, гремел и пылал от этого гнева. Мне посчастливилось уйти живым. Я поспешил укрыться у своего прежнего учителя.

— Он, похоже, легко прощал обиды, — фыркнула Ферро.

— К счастью для меня, да. Иувин принял меня, несмотря на мое предательство. Особенно после моего рассказа о том, что его брат пытается нарушить первый закон. Делатель явился к Иувину в страшной ярости. Он потребовал суда надо мной за осквернение дочери и кражу его секретов. Иувин отказал ему. Он потребовал, чтобы Канедиас рассказал, какие опыты он проводит. Братья начали сражаться, и я бежал. Ярость их битвы освещала небосвод. Когда я вернулся, мой учитель был мертв, а его брат удалился. Я поклялся отомстить. Я собрал магов, и мы пошли на Делателя войной. Все, кроме Кхалюля.

— А он почему не пошел? — прорычала Ферро.

— Он сказал, что мне нельзя доверять. Что моя глупость привела к войне.

— И ведь он был прав, верно? — пробормотал Ки.

— Возможно, и так. Но он выдвинул против меня более серьезные обвинения. Он и его трижды проклятый ученик Мамун… Ложь! — прошипел Байяз в костер. — Все это была ложь, и остальные маги не обманулись. Кхалюль оставил орден, вернулся на Юг и начал искать другие источника могущества. Он нашел их, пойдя по стопам Гластрода, и тем самым проклял себя. Кхалюль преступил второй закон и стал поедать плоть людей. Нас было одиннадцать, когда мы отправились сражаться с Канедиасом, и лишь девять из нас возвратились.

Байяз набрал в грудь воздуха и глубоко вздохнул.

— Вот так-то, мастер Ки. Такова история моих ошибок, без прикрас. Можно сказать, что именно они были причиной смерти моего учителя и раскола в ордене магов. Можно сказать, что именно из-за них мы теперь движемся на запад, углубляясь в развалины прошлого. Можно даже сказать, что именно из-за них капитан Луфар имел несчастье сломать себе челюсть.

— Семена прошлого приносят плоды в настоящем, — пробормотал Логен себе под нос.

— Так и есть, — отозвался Байяз, — так и есть. И это поистине горькие плоды… Ну, мастер Ки, вынесешь ли ты урок из моих ошибок, как это сделал я сам, и уделишь ли внимание своему наставнику?

— Конечно, — согласился ученик, но в его голосе Логену почудилась нота иронии. — Я буду повиноваться во всем.

— Это весьма мудро. Если бы в свое время я слушался Иувина, мог бы и не получить вот этого. — Байяз расстегнул две верхние пуговицы на своей рубашке и оттянул воротник в сторону. Свет костра заплясал на поблекшем шраме, проходившем от основания шеи старика до его плеча. — Сам Делатель наградил меня им. Еще один дюйм, и я был бы мертв. — Он потер рубец. — Столько лет прошло, а он до сих пор иногда болит. Сколько мучений он принес мне за эти годы… Итак, вы видите, мастер Луфар: вы обзавелись отметиной, но могло быть и хуже.

Длинноногий откашлялся.

— Ранение, несомненно, серьезное, но мне кажется, я могу показать кое-что похуже.

Он взялся за свою грязную штанину, подтянул ее до самого паха и повернул жилистую ляжку к свету костра. Его нога в этом месте представляла собой безобразную массу сморщенной зарубцевавшейся плоти. Даже Логен вынужден был признать, что впечатлен.

— Черт побери, откуда это у вас? — спросил Луфар слабым голосом.

Длинноногий улыбнулся.

— Много лет назад, когда я был еще юношей, наш корабль потерпел крушение, и шторм отбросил меня к берегам Сулджука. Целых девять раз за мою жизнь Бог считал нужным окунуть меня в свой холодный океан в плохую погоду. К счастью, я наделен поистине благословенным талантом пловца. Но к несчастью, в тот раз некая огромная рыба решила мною пообедать.

— Рыба? — пробормотала Ферро.

— Поистине. Громаднейшая и свирепая рыба. Пасть у нее была широкая, как дверной проем, а зубы острые, как ножи. Мне повезло: резкий удар по носу, — он рубанул воздух ребром ладони, — заставил рыбину разжать челюсти, а затем случайное течение вынесло меня на берег. Я был дважды благословен, найдя среди туземцев сочувственно настроенную даму, позволившую мне восстановить силы в ее жилище, ибо жители Сулджука, как правило, относятся к чужестранцам весьма подозрительно. — Он блаженно вздохнул. — Вот как мне довелось выучить их язык. В высшей степени одухотворенные люди. Бог благосклонен ко мне. Воистину.

Все немного помолчали.

— Ручаюсь, у тебя есть истории и получше, — ухмыльнулся Луфар, глядя на Логена.

— Ну… меня как-то раз укусила злая овца, но от этого не осталось даже шрама.

— А как насчет пальца?

— Насчет пальца? — Он взглянул на обрубок, покачал им взад и вперед. — А что насчет пальца?

— Как ты его потерял?

Логен нахмурился. Ему не очень-то нравился такой поворот разговора. Слушать об ошибках Байяза — это одно, но копаться в своих собственных он не собирался. Мертвые видят, он совершал большие ошибки. Но все уже смотрели на него, и нужно было сказать что-нибудь.

— Я потерял его в бою. Рядом с одним местом, которое называется Карлеон. Я тогда был молодой, горячий. Имел глупую привычку соваться очертя голову в самую гущу схватки. И вот когда я оттуда вылез, пальца уже не было.

— Слишком увлекся, — подсказал Байяз.

— Вроде того. — Он нахмурился и мягко потер обрубок. — Странное дело. Я еще долго чувствовал потом, как он чешется, самый кончик. Просто с ума сходил. Как почесать палец, которого нет?

— Было больно? — спросил Луфар.

— Поначалу ужасно больно, но были у меня и другие раны, вдвое хуже.

— Например?

Тут надо было подумать. Логен поскреб щеку, перебирая в памяти все часы, дни и недели, когда он лежал израненный и окровавленный, вопя от боли. Когда он еле ходил и с трудом мог отрезать себе мяса перебинтованными руками.

— Ну, как-то раз мне рубанули мечом поперек лица, — проговорил он, ощупывая выемку на ухе, проделанную Тул Дуру. — Крови тогда вытекло черт знает сколько. А однажды чуть не выбили глаз стрелой. — Он потер шрам в виде полумесяца под бровью. — Потом несколько часов вытаскивали все щепки. А еще на меня как-то упал здоровенный каменюга, это было при осаде Уфриса. В самый первый день. — Он почесал затылок, нащупав под волосами неровные бугры. — Разбил мне череп, а заодно и плечо.

— Неприятно, — заметил Байяз.

— Ну, я сам виноват. Этим обычно и кончается, когда пытаешься разворотить городскую стену голыми руками.

Луфар изумленно уставился на него, и Логен пожал плечами.

— Не получилось. Я же сказал, в молодости у меня была горячая голова.

— Удивляюсь только одному — почему ты не попытался прогрызть ее зубами.

— Скорее всего, я бы так и сделал, если бы на меня не сбросили камень. По крайней мере, зубы остались целы. Два месяца после этого я лежал на спине и стонал, пока они осаждали город. А как только успел оправиться, вышел на поединок с Тридубой, и он переломал мне все заново, и еще кое-что в придачу. — Логен поморщился, сжал в кулак и выпрямил пальцы правой руки, вспоминая ту мучительную боль, когда все они были раздроблены. Тогда действительно было больно. Правда, не больнее вот этого. — Он запустил руку за пояс и выпростал подол рубашки.