Река играет (повести, рассказы) - Владимир Галактионович Короленко

– Ну что ж, – шесть процентов, при скромных потребностях… Жить можно! И даже можно часть отдать на доброе дело…

– Да… конечно… Но если взять исходную точку… Ведь это был подвиг… Люди отдавали жизни, и он жизнь отдал… И не только свою… Неужели это можно сделать для одних процентов… А на подвиг-то уже не хватает стимула… Одним словом, в один прекрасный день нашли его в одиноком номере гостиницы – с пулей во лбу… И деньги рассовал кое-как, наскоро и невнимательно… Накануне еще я его видел в одном обществе… Никто в нем ничего особенного не замечал. Здоровались и проходили мимо, почтенный, дескать, человек. С характером, и намерения наилучшие. Скучный только необыкновенно!

– Гм, да! – сказал математик, – бывают и этакие чудаки. – И он стал укладываться. Лицо его с толстыми подстриженными усами опять потонуло в тени, а наружи были видны ноги в клетчатых брюках… – По-моему, – сказал он из своего угла, – уж Будников интереснее… Вы про него не досказали…

– Да… я ведь… извините, – к тому и случай этот привел… Сидел я как-то недавно всю ночь… Переписку Будникова с его этим «отдаленным» приятелем читал. Поверите: оторваться не мог… и представить невозможно, что это писал тот же Семен Николаевич Будников, который у меня чай с ромом пил, Гаврилу на биржу посылал и душа которого незаметным образом, почти на моих глазах, в этом вот нашем дворике выдохлась и опустела… И осталась без всякой, так сказать… ну, одним словом, без всякой святыни…

Он остановился и посмотрел на меня застенчивым и вопросительным взглядом, почувствовав как будто, что у него вырвалось слово, не совсем обычное для вагонного разговора. И он почти вздрогнул, когда математик, выпустив из своего темного угла густой клуб дыма, – сказал:

– А вы, Павел Семеныч, – я вижу, такой же чудак, право!.. Удивительно! У одного – сто тысяч… Стреляться! Другой живет себе на всей, как говорится, своей воле: здоров, румян… Спокоен духом… Обеспечен… Вам и это странно?.. Ей-богу, это невозможно… Ну, спокойной ночи… Пора спать. Ничего, ничего!.. Вы мне разговором не мешаете… Я не стану слушать…

Он повернулся к стенке.

Павел Семенович стыдливо и вопросительно взглянул на меня наивными серыми глазами и заговорил тише…

– Есть в Тиходоле улица, называется Болотная. Уже при мне на ней построили дом… Новый, из свежего леса… В первый год так и сверкал он, даже глаз резал этой своей свежестью. Потом очень быстро стал покрываться этим особенным бытовым налетом, этими мхами да лишаями и так слился с общим тоном старых сараев и заборов – не отличить. А теперь уже говорят, что там завелись привидения… Так вот и о г. Будникове вдруг стали говорить, что он ограбил одну женщину…

– Ну это, как хотите, глупости! – отозвался математик. – Никогда не поверю, чтобы Будников был грабитель… Пустили какую-нибудь глупую сплетню.

Павел Семенович улыбнулся грустной и немного растерянной улыбкой:

– Вот именно. Какой грабитель!.. Грабитель – слово такое… определенное! А тут вышла просто некоторая житейская… запутанность, что ли, с расплывчатыми очертаниями… Видите… Должен сказать, что уже после вас в последние годы поселились во дворе мать с дочерью… Женщины были простые, очень бедные, и господин Будников относился к ним покровительственно и великодушно: задолжали они что-то много, и он, – очень аккуратный насчет платы, – тут терпел и даже иной раз помогал деньгами. На доктора там, улучшенное питание для больной. Потом старушка умерла, и осталась эта Елена круглой сиротой… Господин Будников и тут оказал большое участие: отвел ей уютный уголок, хлопотал насчет работы: шила она, – кое-как перебивалась… Потом стала вроде экономки у г-на Будникова, а там… начали поговаривать, что отношения их стали гораздо ближе…

– А-а… – произнес математик. – Это уж действительно без меня… И красивая?

– Да, пожалуй, красивая, полная, с плавными этакими движениями и покорными глазами. Говорили, что глупа. Но если и так, то ведь глупость женская бывает порой особенная… Тут и наивность, и какая-то дремлющая невинность души. Положение свое она чувствовала очень сильно. Как это говорится у Успенского, кажется, – вся была во стыду… Пробовал Будников учить ее, подымать, так сказать, до своего уровня. Она оказалась неспособна. Сидит, бывало, над книжкой, водит по-детски указкой, и лицо по-детски напряженное. А при Будникове вся как-то сожмется и оглупеет. Охладел он к этим занятиям, а потом и к Елене, тем более, что возникли некоторые другие виды. А было, должно быть, время, когда он ее начинал любить. Были, вероятно, и обещания какие-нибудь. Одним словом, – доставался ему этот разрыв не так уж легко, – совесть, что ли, была задета… только он старался смягчить разрыв. И между прочим вздумал ей подарить билет внутреннего займа… Призвал ее однажды, вынул три билета, разложил на столе, разгладил рукой и говорит:

– Смотри, Елена. Вот на каждую эту бумажку можно выиграть двести тысяч. Понимаешь?

Она, конечно, понимает плохо. Воображения не хватает на этакую сумму. А он продолжает:

– Ну, вот, говорит, – одну я дарю тебе. Сама бумажка стоит, говорит, 365 рублей, но ты ее не продавай… Ну, возьми своей рукой на счастье…

Она не берет, жмется, точно боится.

– Ну, хорошо, – говорит г-н Будников. – Дай сюда руку. Вот, пусть эта будет твоя бумага… – Взял один из этих билетов и провел ее рукой две черты карандашом, резко этак, с нажимом. Видно, что намерение было у человека твердое… Отдал бесповоротно, со всеми, так сказать, последствиями. «Видишь, – говорит, – это на твое счастье, и если выиграешь 200 тысяч, – тоже твои будут…» И положил опять в стол. А у нее из-за пазухи вынул ладонку и положил туда бумажку с номером билета.

– Ну, и что же? – спросил математик…

– Ну и вот… Нужно же было случиться, что… работает там эта машина в Петербурге, выкидывает, знаете, номер за номером. Берут их, кажется, детскими руками… И один из этих билетов выигрывает…

– Двести тысяч? – живо спросил математик, очевидно, забывший о сне.

– Двести не двести, а семьдесят пять… Смотрит г. Будников в марте месяце тиражную таблицу и видит: стоит крупный выигрыш против его номера. Нуль, опять нуль… триста восемнадцать и 32. И вдруг вспоминает, что один билет подарил Елене… Он хорошо помнит, что две черты поставил на первом. У него три подряд: 317, 318 и 319. Значит, триста семнадцатый… Достает билеты, смотрит: две черты стоят на триста восемнадцатом. Выиграла-то Елена…

– Ах, черт возьми, – воскликнул математик и слегка приподнялся. – Вот это штука!

– Да, именно штука, и даже довольно глупая. Черты попали на этот номер, когда он думал, что дарит другой… Ошибка, механический промах руки, пустая случайность… И из-за этой случайности Елена, глупая женщина, которая ничего не понимает и не сумеет даже распорядиться деньгами, возьмет у него… именно у него, у г-на Будникова, отымет, так сказать, крупную сумму! Ведь это нелепость, не правда ли? У него и образование, и цели, или там были когда-то цели… Ну и опять могут быть. Он эти деньги, может быть, на