Мифы и легенды народов мира. Т. 1. Древняя Греция - Александр Немировский

Герои взялись за весла, а когда достигли прохода, бросили за борт канат, замотав его конец вокруг мачты. Схватил Тритон канат зубами и повлек судно. Пролив был настолько узок, что весла упирались в его берега.

В открытом море Тритон, взмахнув своим дельфиньим хвостом, погрузился в пучину. Радостным криком приветствовали аргонавты родную стихию, забыв, сколько она принесла им бед. Высадившись на берег, они воздвигли алтари в честь своих спасителей – Посейдона и сына его Тритона. Отдохнув на суше, утром они взошли на «Арго» и поплыли, гонимые Зефиром.

Десять дней длилось плавание по густокудрому морю. Мореходы не знали забот. Посейдон охранял «Арго» от бурь, подводных камней и мелей. И все же не сумел он предотвратить преграды, что стали на пути героев.

Держа курс на гору Дикте, «Арго» входил в тихую бухту. Вот-вот они высадятся на берег и погрузят потрескавшиеся от жажды губы в ледяные струи ручья. Но вдруг, словно с неба, обрушились огромные камни.

– Талос! – вскрикнул Анкей, показывая на утес.

Огромное тело великана можно было принять за сосну и по росту, и по медной окраске. Давно уже не было на Крите Европы, которую Зевс поручил охранять Талосу, а медное чудище продолжало обходить остров, препятствуя высадке мореходов.

Знали аргонавты, что Талос несокрушим, но в одном месте его тела, у лодыжки, имеется вместо меди тонкая кожица. Если попасть в это место, из единственной его жилы вытечет кровь цвета свинца. Но кто на таком расстоянии сумеет угодить в него стрелой?! [288]

Анкей уже разворачивал кормило, когда за спиной послышался голос Медеи:

– Отведи корабль немного подальше, чтобы ничто ему не грозило, и закрепи на якорных камнях. Найдется у меня средство и против того, кто прикрыт медью, но не бессмертен, как бог.

Пробравшись по настилу между лавок, где сидели на веслах аргонавты, к носу, близ которого находился Ясон, Медея впилась в Талоса взглядом и запела. Голос ее наполнил пространство, струясь из губ, словно яд. Затих ветер, застыли травы. Медея призывала духов, незримо витавших среди живых в собачьем облике.

Талос вдруг зашатался. Так растущая на утесе сосна, корни которой обнажены ветрами, качается долго со скрипом и вдруг, бездыханная, с шумом валится в море.

Всю ночь провели герои на Крите вблизи пещеры, считавшейся местом рождения Зевса. Впрочем, по мнению других, он родился в другой пещере, на горе Иде.

Едва появилась колесница зари, аргонавты воздвигли алтарь в честь Афины Минойской [289], набрали воды и взошли на корабль, чтобы покинуть остров до начала волнения моря. Путь их лежал к Эгине [290].

Знакомый всем до сердечной дрожи зубчатый силуэт Пелиона вызвал на палубе бурную радость. Препятствия позади! Еще немного, и можно будет ступить на твердую землю, обнять близких. Наверное, потеряли они всякую надежду на встречу!

Но нет! Их помнят! Гавань заполнилась людьми, узнавшими издалека если не мореходов, то корабль, равного которому еще не держало море в своих объятиях. Чем ближе берег, тем явственнее волнение встречающих. В приветственных жестах вскинуты руки. В воздух взлетели петасы. «Арго» развернулся и коснулся левым бортом мола. И еще не успели сбросить к просмоленным столбам корабельные канаты, как Ясон спрыгнул на берег. В его руках шкура, словно расшитая золотыми колечками. Он развернул ее и вскинул над головой. Агора и все улицы до акрополя, где высится царский дворец, огласились громовыми криками: «Золотое руно! Золотое руно!»

Вот уже вся команда на берегу. К мореходам подбегают, целуют, стискивают в объятиях. Ясон ищет нетерпеливым взглядом отца и братьев. Кто-то из толпы говорит: «Не жди! Их убил Пелий». Нет, не так представлял себе Ясон возвращение в Иолк! Он мечтал познакомить отца и братьев с молодой женой, ввести ее во дворец.

Супруги поселились в доме одного из аргонавтов. Первые дни не было отбоя от посетителей. Все хотели разузнать о далеком Понте, об опасностях, ждущих мореходов на его далеких берегах, о ценах на лес и на рабов. С улыбкой объяснял Ясон, что ни разу не побывал на агоре и не приценился ни к одному товару, что в его мыслях было одно золотое руно.

Вскоре зачастили другие гости. Они шли к Медее. В городе распространился слух, что Медея – волшебница и может возвращать молодость. К ней тащили старых баранов и охотничьих собак, чтобы превратить их в ягнят и щенят. И конечно, слух об этих чудесах не обошел дворца. Дочери Пелия привели на веревке старого козла.

Медея (слева) произносит последние слова заклинания, и из котла выскакивает омоложенный баран. Одна из дочерей Пелия (справа) взволнованно простирает руку

Медея, орудовавшая во дворе, разожгла дрова под медным котлом. Выкрикивая непонятные слова, она бросала в закипавшую воду травы, привезенные из Колхиды. Когда из котла повалил пар, распространился аромат, которым, наверное, пропитан Кавказ. Обходя котел с пляской, Медея бросала в него части разрезанного ею козла. Прошло совсем немного времени, и из котла прямо в руки волшебницы выпрыгнул очаровательный белый козленок.

Ясон, бродивший по городу, увидел, как дочери его недруга несли козленка, ликующе показывая его всем встречным.

Вернувшись домой, Ясон недовольно сказал Медее:

– Я бы на твоем месте не стал награждать этих дур козленком. Зачем отнимать у старого козла Пелия его четвероногого приятеля?

– Ты думаешь, – улыбнулась Медея, – дочерям Пелия нужен козленок?

Ясон вспомнил сказанное Медеей в гавани и понял ее хитрость. И в самом деле, вскоре явилась одна из дочерей Пелия и обещала Медее много золота и драгоценностей, если она вернет молодость царю. Долго торговалась Медея, во много раз возросла обещанная награда, прежде чем она наконец дала согласие.

На следующий же день после того, как был решен вопрос о цене, привели сестры трясущегося от старости Пелия.

Волшебница неторопливо разожгла дрова под котлом, бросила в воду травы, а разрезать старика предложила самим дочерям, объяснив, что это необходимо для успеха. Кое-как они справились с этим и сами же побросали в котел руки, ноги, голову и части туловища отца. Но сколько они ни ждали, что из котла выпрыгнет младенец или мальчик Пелий, этого не произошло – Медея бросила в воду не те травы.

Узнал о неудаче с омоложением Пелия его сын Акаст. Не мог он обвинить чужеземку в убийстве, ибо старца зарезали его сестры – Пелиады. Но волшебство, приведшее к смерти, явилось достаточным поводом для изгнания Медеи, а вместе с ней и Ясона из Иолка [291].

Долго странствовали по землям пеласгов и ахейцев изгнанники, отвергаемые всеми. Нашелся лишь один муж, который принял беглецов. Это был царь Эфиры Креонт, не испугавшийся чар Медеи. Супруги нашли в Эфире свой дом. Здесь у них родились близнецы, зачатые во время скитаний, а потом еще один сын [292].

Прошло десять лет, и Креонт стал замечать, что Ясон охладевает к Медее. Как-то во время дружеского посещения дворца на его пути оказалась юная царевна Главка. Ясон пленился ее красотой и, не долго думая, предложил Медее вместе с детьми покинуть Эфиру.

Страшным было горе Медеи. Она, любившая Ясона и родившая ему сыновей, никак не могла понять, как он решился на такое предательство. Во весь голос она вопила и звала в свидетели богов, что Ясон поклялся быть ей верным. Отказываясь от пищи, день и ночь Медея отдавала себя на растерзание мукам памяти. Кормилица пыталась привести к ней детей, надеясь, что это принесет успокоение, но Медея кипела злобой, видя в них отпрысков предателя.

Однажды в отчаянии она вышла к женщинам Эфиры, чтобы излить им свою душу. Рассказывая о себе, она рисовала горькую женскую долю, мало чем отличающуюся от рабской. Весть о том, что чужеземка бунтует женщин, достигла царского дворца. Креонт поспешил к Медее и объявил ей свою волю: она должна немедленно покинуть Эфиру. Изобразив показное смирение, Медея упросила царя дать ей день на сборы.

План мести Медея продумала до конца. Встретившись с Ясоном, она смиренно просила его убедить Креонта оставить в Эфире сыновей. Чтобы заручиться поддержкой невесты, она передала ей в дар дорогое одеяние и золотой венец. Не догадываясь, что они пропитаны ядом, Главка надевает их и гибнет в страшных муках. Погиб и Креонт, пытаясь оторвать одеяние, прилипшее к телу дочери. Желая доставить Ясону еще больше горя, Медея убивает детей [293] и на колеснице, запряженной крылатыми драконами, уносится в небо.

Недолго после этого прожил Ясон в Эфире. Осунувшийся и постаревший до неузнаваемости, он покинул город, принесший ему столько мук. Его видели бродящим по горам. Пастухи поили его молоком, принимая за нищего. Выходя к морю, он питался скользкими моллюсками или выброшенными на берег раками. Однажды он оказался у полузанесенного песком судна. В его помутневших глазах вспыхнули огоньки. Он узнал «Арго», такую же никому не нужную развалину, как он сам. В потрясенной памяти ожила далекая юность. Он слышал хлопанье парусов, треск сталкивающихся скал, голоса друзей, видел воодушевленные надеждой лица. Где они теперь? Ушли ли в царство теней или, как он, доживают свой век, вспоминая о дерзкой молодости, промелькнувшей в виноцветном Понте, как пенный след их корабля?