Злое железо - Алексей Молокин

У меня еще хватило сил забрести в промтоварный магазин, гордо именовавшийся теперь супермаркетом, и на вырученные за концерт деньги купить упаковку дрянных гитарных струн. Пусть это не божьи жилы, зато никаких неприятностей от них ждать не приходится – честная китайская подделка. А боги могут и помолчать немного. Может быть, в конце концов им надоест тесниться в моей гитаре, и они куда-нибудь сами собой сгинут. По правде говоря, я очень на это надеялся, хотя не особенно верил в такой хеппи-энд. Магазин, кстати, совершенно не пострадал, он находился в полукилометре от эпицентра, то есть рынка. Так что слабоваты оказались мои незваные боги. И то хорошо!

Добравшись домой, я откупорил бутылку пива и, прихлебывая тепловатый напиток, попытался сменить божьи жилы на купленный в магазине ширпотреб. К моему удивлению, ничего из этого не получилось, проклятые жилки словно приросли к колкам. Гитара сначала негодующе загудела, потом ехидно звякнула:

– Зря стараешься, Авдей. Без нашего позволения ничего у тебя не получится.

Я уже привык, что таким образом боги-захватчики изволят со мной беседовать, так что не очень удивился.

– Мы тут с товарищами посоветовались, – продолжало звенеть у меня в голове, – и решили, что будем являть аборигенам свою силу по очереди. Сейчас ты снимешь струны и поставишь другие, а потом…

Мало того что в моем инструменте поселилась куча выставленных из своего мира божков, изъясняющихся как комсомольские работники среднего звена, так они еще нас аборигенами обзывают и имеют наглость от меня чего-то требовать! Господа, не многовато ли вы себе позволяете? Все-таки вы не у себя дома!

– А как же иначе, – донеслось из гитары. – Ведь ты теперь нам служишь, гордись, человечек!

Было бы чем.

– И долго мне еще вам… э-э-э… служить? – вслух спросил я.

– Пока не найдутся люди подостойней тебя. Честно говоря, в слуги божьи ты, Авдей, не очень-то годишься, – был ответ. – Плохой из тебя богун. Помоги нам отыскать подходящих людей, и мы в расчете.

Вот уж не помню, чтобы я у них когда-нибудь брал взаймы!

В общем, от меня хотели, чтобы я сменил на гитаре струны, воспользовавшись жилками из данного мне когда-то Левоном клубка, и завтра с утра бодро и весело отправился на площадь, где мои беспокойные квартиранты намеревались закатить еще один концерт. На этот раз состав оркестрантов должен был быть несколько другим, а каким – мне пока знать, видимо, не полагалось. Божье дело – оно, знаете ли, не человеческое. В этом плане меня привлекало только то, что по окончании концерта постояльцы обещали оставить меня в покое, убраться из моей гитары и жизни. Они, похоже, в отличие от меня были уверены в успехе. А я идеально подходил на роль лоха, который верит всяким бездомным божкам.

Делать, однако, было нечего, и после третьей по счету бутылки пива, залакированной несколькими глотками самогонки, принесенной благодарным Коляном, я согласился.

– Вид у тебя того… не очень, – сообщил мне Колян на прощание. – А на рынке, говорят, сегодня фокусы показывали и финики задаром раздавали, ты не был на рынке-то?

Я промолчал, запер дверь на цепочку и рухнул на постель.

Утром я с удивлением обнаружил на своей гитаре новые струны. Когда я успел их поменять – убей, не помню, но факт оставался фактом. На гитаре стояли жесткие, почти черные струны, это был даже не хард, а что-то еще более тяжелое и злое. На полу валялся растрепанный клубок божьих жил. Я засомневался, что поставил это безобразие сам, я берег свою гитару, пока она была моей, и не мог сделать это по собственной инициативе. На миг мне показалось, что гитара, как женщина, ушла от меня с военным, «красивым, здоровенным», и теперь, как многие бросающие мужчин женщины, пользуется остатками моей любви, потому что ей от меня еще что-то надо. Пользуется, прекрасно зная, что я, матерясь и проклиная себя за бесхарактерность, сделаю все, что она хочет. И ей глубоко наплевать на то, что со мной станет после этого.

Я боязливо протянул руку, коснулся струн, пальцы словно обожгло. Я замотал головой и сунул их в рот. Родился гром и прокатился по городу, словно вдалеке рухнула небольшая Вавилонская башенка.

– Пора, бард!

И невесть откуда взявшийся ветер яростно, словно урка рубаху на груди, рванул белье на балконах моего дома.

На всякий случай я надел чистую рубашку. Почему-то вспомнились беженцы с бесстрашниками, богуны, Люта с Гизелой, Костя… Стало тоскливо. Я взял гитару на плечо, захлопнул дверь и зашагал на площадь. Как писал один поэт: «Есть с кем проститься и легко, с рассветом зашагать на площадь». Жаль только, что проститься было не с кем.

В нашем городе есть две заслуживающие внимания площади. Одна – в старой части, за железнодорожным мостом, а вторая новая, рядом с торговым центром. «Как бы старая» площадь украшена соответствующим памятником, отражающим идеологические ценности развитого социализма. На высоченном постаменте умостились парень с девицей, между ними торчит ракета средней дальности. Издалека все это сооружение напоминает шприц, как, собственно, в народе и зовется. Существует другая точка зрения на это произведение монументального искусства. Парочка работников соседнего завода похитила плод своего труда с целью продажи неустановленным лицам, и, будучи застигнутой сотрудниками охраны, забралась на первый попавшийся столб, где и осталась на веки вечные. Изделия местного завода и в самом деле время от времени необъяснимым образом исчезали, чтобы появиться в горячих точках нашей планеты, что послужило поводом для многочисленных разбирательств. В конце концов завод был куплен каким-то табачным магнатом, после чего благополучно развалился, и наш город зажил спокойно.

Вторая площадь, она же «как бы новая», украшена сооружением, по поводу которого существуют разные мнения. Некоторые утверждают, что сей монумент предвосхитил наступление рыночной эпохи и изображает не что иное, как громадный шашлык, нависший над общественным платным туалетом. Другие называют его «печенью алкоголика» из-за неопределенности формы и диковинной раскраски, которой памятник обязан нашему переменчивому климату и кислотным дождям. Голуби, кстати, категорически отказываются на него гадить, что само по себе настораживает.

Второй памятник больше подходил для наших с богами целей. Рядом имелось несколько пивнушек, трехэтажный торговый центр и кинотеатр с бильярдом, так что публика была нам обеспечена. Кроме того, рядом с памятником имелся небольшой довольно запущенный сквер, за которым начинались беспорядочные лабиринты деревянных сараев, куда я надеялся смыться от неблагодарной публики. А в том, что смываться придется, я после вчерашнего нисколько не сомневался.