Наливайко - Иван Леонтьевич Ле

Радзивиллом, но воевода перехватил этот взгляд, и неудовольствие отразилось на его покрасневшем лице.

— Да рассказывайте же по порядку, пан Булыга!

Воевода вдруг оживился. Сел на скамью рядом с Булыгой, внимательно прислушивался к каждому слову.

Булыга рассказывал:

— Некоторое время тому назад пан Ружинский напал под Белою Церковью на войско разбойника Матвея Шаулы, который некогда работал кузнецом у княжича Януша. Произошел бой, и, верно, князь Ружинский поймал бы этого разбойника…

— А почему же не совершил он этого благоразумного поступка?

— А опять же доверенный слуга вашей мощи сотник Наливайко…

— О, пся крев, этот сотник!.. — вмешался Радзивилл и заскрипел зубами. — Собрал таких же, как сам, головорезов и покушается на покой панства, короне угрожает.

— Прошу вас, пан Криштоф, успокойтесь. Я хочу знать все подробности.

— Не могу успокоиться, ваша мощь, отец мой князь…

— Однако, пан Криштоф, придется вам вести себя спокойнее в моем замке! Через Брацлавье по следам Наливайко пронеслись, как ураган, жолнеры пана Жолкевского. Не порядок, любезные паны мои, охраняют или защищают эти жолнеры коронные, а беспорядок и страх приносят с собою больший, нежели казаки Наливайко… Так догнали бы этого бунтаря и привлекли его к закону, вместо того чтобы таскать по Украине десяток тысяч пацификаторов и опустошать край…

Нервность старика передалась попу Демьяну, и тот встал со скамьи. Но князь резко прикрикнул на него:.

— Сидите, батюшка! Дело идет о дне насущном, можете послушать. Вот я и говорю, поймали бы его и избавили бы нас от каждодневного трепета, от этого страшного нашествия бунтарей и от экспедиций этих… пацификаторов.

— Прошу вас, ваша мощь, я еще не кончил, — отозвался Булыга. — Ружинский едва вырвался от этого, этого… Наливайко.

Воевода раскатисто захохотал:

— Ха-ха-ха!.. Носитель железных законов короны едва вырвался из рук бездельника, бунтаря… Ха- ха-ха!.. -

— Однако же, бога ради, ваша милость, прошу дослушать меня?

— Да рассказывайте, пан Булыга. Только же… не так смешите меня этими… защитниками…

—.. Под Белою объединились все военные силы хлопов и часть запорожцев, которая находилась в Каневе на пасхальных праздниках у полковника Кремпского. Пан Лобода гетманства лишился, а Наливайко, говорят, его и не взял. Выбрали гетманом кузнеца Шаулу и двинулись на Киев. Но на Остром Камне настиг их сам вельможный гетман Станислав Жолкевский…

— Ну, пан Булыга, разбил, уничтожил, пацифицировал? Да скажите же…

— Не привел господь бог.

Острожский порывисто встал со скамьи, хлопнул руками о полы и, по прежнему нервно усмехаясь, стал упрекать:

— Да, конечно, святые слова: не привел господь бог… Сам польный гетман не одолел. Это с кварцяными-то войсками. Так что ж мог сделать я, только воевода? Из Варшавы высокомерные советы давать оно куда легче. Гневаются на воеводу за бунты, семейной ссорой называют этакую гражданскую смуту… Святые слова: не привел господь бог…

— Не привел, ваша мощь. Горы трупов легли с обеих сторон. Казаки успели огородиться возами, в середине лагеря поставили пушки и на все четыре стороны громили пана гетмана. Посчастливилось тяжело поранить Шаулу, руку ему оторвало пушечным выстрелом князя Ружинского. Пан Лобода с Кремпским готовили отступление, а бой вел Наливайко со своими полковниками да с Сасько Федоровичем. Сасько был убит уже перед концом боя, да и то… Надеюсь, ваша мощь, что тут все свои?..

’— В покоях воеводы Острожского чужих не бывает, пан Булыга, продолжайте, — обиделся Острожский.

—.. Сасько проколол саблей в спину их же сотник Остап Заблуда, или, вернее, Стах Заблудовский, ваша мощь…

— Бесчестный поступок!

О благородстве трудно было думать, когда лучшие коронные силы, как трава, ложились под саблями таких воинов, как Наливайко и Сасько! Наливайко поставил Сасько сбоку, а сам, как зверь, бросился прямо в лоб коннице гетмана. К самому добирался, и добрался бы, проклятый хлоп. От его сабли и из-под копыт ого страшного коня высекался огненный след, горело поле боя, а от адской его улыбки без- умели самые отважные ротмайстры и поручики… Гетман уже приказал отступать, но даже и отступать было некуда. Сасько загородил путь к отступлению и клал труп на труп. Только меткий удар Заблудовского в спину этого хлопского полковника дал возможность гетману выйти живым из сражения. Тогда Наливайко послал туда своего головореза Мазура, с другой стороны какой-то Богун врезался не хуже самого Наливайко, но своевременное отступление гетмана предотвратило полнейшую катастрофу, вельможный князь…

Острожский мелкими, тяжелыми шагами стал ходить по комнате, обхватив обеими руками пышную седую бороду. Перед его глазами встал образ сотника Наливайко.

«Ах, почему он мятежник, зачем взбунтовала такая сила!»

Глубокое душевное волнение старого воеводы продолжалось еще долго после того, как отправился в Варшаву князь Курпевич-Булыга. Острожский стоял у окна, хоть окно выходило не во двор и отъезда Булыги из него не увидишь. Потом спросил у Радзивилла, не убили ли драгуны арестованную вчера женщину. Громко выражал свое недовольство отцом Демьяном за то, что тот не вмешался во-время и не забрал к себе арестованную. А когда услышал шаги в соседней комнате и женский голос, о чем-то спрашивавший у драгуна, старик не по летам живо зашагал к дверям. Криштоф Радзивилл угодливо опередил его, но медлил открыть дверь и как бы невзначай спросил:

— Можно подумать, ваша мощь, что вы ждали эту бездельницу. Тайны какие-то. Может быть, нам выйти?

— Будьте добры, пан Криштоф… откройте двери.

На пороге, стояла худая, пожелтевшая от болезни девушка в бедной крестьянской одежде. На серой потертой свитке лепились в нескольких местах полотняные заплатки. Взглянув на девушку, старик отступил к скамье и сел. Губы его успокоенно прошептали:

— Не она! Это еще не она…

Радзивилл понял этот шепот тестя и тоже облегченно вздохнул. Весь интерес к девушке вдруг пропал. Но теперь он прикажет страже бдительнее охранять все проходы в замок и каждую женщину приводить к нему на допрос.

— Разрешите мне, ваша мощь, не присутствовать при вашем разговоре с крестьянкой? — спросил Радзивилл, стоя у дверей.

Острожский почувствовал скрытую иронию в этом вопросе. Пусть он и зять, но князь Василий-Константин Острожский никому не позволит насмехаться над собой.

— Князь Криштоф — мой уважаемый гость, а не опекун и не обязан затруднять себя, слушая, о чем и с кем говорит воевода…

— Прошу простить мне милостиво, ваша мощь, неосторожное слово.

— Стоит ли об этом говорить, пан Криштоф?.. Предупредите, пожалуйста, стражу, что я жду крестьянку из Дубно. Должны были привести ее или… труп ее принести… Надеюсь, мой возлюбленный пан Криштоф позаботится об этом.

После того как девушка пропустила мимо себя Радзивилла и старательно закрыла за ним дверь,