Либеральный Апокалипсис (сборник) - Алексей Ерошин

Да, он всегда был военным историком. Такая несчастливая планида.

Перепрыгивая очередную лужу, Васильков подумал, что по завершении заготовки огурцов надо бы закончить и главу про биографию генерала Городовикова. Но, судя по всему, доблестный генерал откладывался, потому что возле бревенчатого одноэтажного домика Василькова стоял бежевый внедорожник размером примерно с сам домик.

Разумеется, это прикатил его ученик Володя Рудницкий – машина была знакома, да и кто бы еще приехал к дряхлому историку, доживающему свой смутный век на даче. За рулем никого не было, поэтому Кирилл Степанович обошел домик и увидел Володю, внимательно рассматривающего огородное пугало. Васильков поставил его еще весной, когда пытался посадить кукурузу. Вороны беспардонно раскапывали рядки и пожирали зерна; пугало прервало разбой менее чем на пару часов, после чего Васильков остался без кукурузы. С того момента пугало утратило смысл своего существования, но с ним было как-то уютнее; не так одиноко, что ли…

Рудницкий рассматривал пугало с весьма критическим видом и появление Василькова не заметил. Он был одет в бежевый кожаный плащ и щегольскую кепку, напоминая чем-то чекиста двадцатых годов.

– Здравствуй, Володя, – сказал Васильков.

– Здравствуйте, Кирилл Степанович! – добродушно отозвался тот, оборачиваясь. – А я приехал, смотрю – вас нету, вот, пошел посмотреть на ваши аграрные успехи…

– Да какие тут успехи, – махнул рукой Васильков. – Слезы. Как Зинаида умерла, так и конец огороду…

– Почему же, парничок у вас неплохой, – похвалил Рудницкий. – Картофель вот еще… Только пугало ваше подкачало…

– А что мое пугало? – насторожился Васильков.

– Да лицо у него черное.

Васильков внимательно посмотрел на пугало, хотя видел его по сто раз на дню. Строго говоря, лица как такового у пугала вовсе не имелось. Однако Кирилл Степанович раньше и не обращал внимания, что импровизированную голову сделал из какого-то куска черной тряпки, набив его поролоном от старого дивана.

– И что?

– Кирилл Степанович! – укоризненно протянул Рудницкий. – Это же расизм! Негр на огороде, отпугивающий ворон…

– Володя, какой негр, господь с тобой! Это обычное пугало. Взял бы я наволочку в цветочек, что тогда?

– Тогда ничего. К цветочкам не придерешься. А так получается нехорошо. Уберите вы его от греха. Увидит ведь кто-нибудь, хлопот не оберетесь.

– Да запросто. – Васильков подошел, выдернул палку из земли и бросил верное пугало к сараю. – Все равно толку никакого…

Рудницкий одобрительно кивнул.

– Вы, Кирилл Степанович, простите, но порой ведете себя, как ребенок. Это же статья. Вы не следите за прессой?

– Нет, – честно признался Васильков. – Я не слежу за прессой. Помните совет профессора Преображенского? «Не читайте до обеда советских газет. Пациенты, не читающие газет, чувствуют себя превосходно». Я вот и не читаю вообще никаких, притом довольно давно. К тому же я, знаете ли, Володя, помню советские газеты… Могу заверить, что они были не самыми плохими в сравнении с тем, что мне приходилось видеть позже. И тем более – сейчас.

– Ладно, Кирилл Степанович, – недовольно произнес Рудницкий. – Оставим ненужные споры, я вам там привез покушать.

– Володя… – умилился Васильков. – Зачем вы?! Я же не голодаю.

– Да знаю я, – отмахнулся Рудницкий. – В конце концов, вы меня помните с младых ногтей, я вам стольким обязан… Что у вас тут? Картошка, капуста? Соевые сосиски? Никаких калорий. Огурцы с помидорами…

– Ох ты, мать моя… – хлопнул себя по лбу Васильков. – Огурцы! Я же огурцы мариновал! Володя, идемте же скорее, заодно и поможете мне, а то маринад остынет, а его лишний раз перекипячивать не рекомендуется!

– Идите, Кирилл Степанович, а я в машине пакеты заберу.

На кухоньке Васильков снова включил газ и бросил в маринад несколько лавровых листиков. Любовно похлопал по стеклянному боку ближайшую двухлитровую банку, куда были аккуратно уложены огурчики вперемешку с зеленью, пряностями и зубками чеснока.

– Куда поставить, Кирилл Степанович?!

– Да вот там, у буфета хотя бы, Володенька…

Рудницкий бухнул на дощатый пол два объемистых пакета. Что-то булькнуло, звякнуло.

– Тут у меня свинины два кило, курица, колбаски немного, – с гордостью сообщил он. – Сосиски микояновские, сыр, тушенка. Еще я коньячку привез, вы же не возражаете?

– Господь с тобой, Володенька, чтобы я возражал насчет хорошего коньяка?! Я его и не пил, кажется, с прошлого Рождества. А вот насчет еды ты зря, я ведь тут правда не как библейский Иезекииль, бутерброды с фекалиями не потребляю. Да и много ли надо мне по старости?

– По старости вам как раз и следует нормально питаться, – наставительно сказал Рудницкий. – Поэтому не вставайте в позу, а лучше уберите скоропортящиеся продукты в холодильник. А насчет коньяка славно, посидим тогда немного. Я же вас ни от чего важного не отрываю?

– Хотелось бы, чтобы меня оторвали от важного…

Про монографию о кавалерии Васильков говорить не стал. Да и чем она важна? Тем, что так и останется на жестком диске его старенького ноутбука?

– Давайте я мяско по-быстрому зажарю! – оживился Рудницкий. – Где у вас сковородка, Кирилл Степанович? Ой, а пахнет как!!!

– Огурцы мариную. Помидоры уже в подвале. Капусту засолил, разными способами… – с гордостью сообщил Васильков. – Стоп, Володенька, а как же ты будешь коньяк? Ты ведь за рулем.

– Новые правила ввели. – Рудницкий пристроил плащ и кепку на вешалку, взял нож, разделочную доску и принялся уверенными жестами пластать кусок мяса. – Теперь допустимое содержание алкоголя в крови – до одного промилле. И в самом деле, кто имеет право решать, пить мне или не пить? Я же не алкоголик. Бокал вина, коньячку вот с вами пару рюмочек…

Васильков покачал головой, но комментировать не стал. Тем более что маринад снова закипел, и требовалось разлить его по банкам.

Пока Кирилл Степанович возился с заготовками, Рудницкий приготовил то ли поздний обед, то ли ранний ужин. На сковородке благоухало посыпанное хмели-сунели мясо с луком, на блюдцах лежали нарезанные сыр и копченая колбаса, тут же – какие-то яркие разноцветные пикули в литровой импортной банке.

– Давай, Володенька, за стол! – скомандовал Кирилл Степанович. Они уселись в гостиной (собственно, кроме нее и кухни в домике была лишь спальня), и Рудницкий свернул пробку бутылке коньяка «Камю Экстра». Васильков такой не пил никогда, а простой «Камю» – дай бог памяти, в две тысячи двенадцатом. В последнее время он с алкоголем почти завязал: дрянная водка из все того же «гастронома» жила в шкафчике третий месяц и не опустела даже на четверть. Не мог он пить один, и все тут.