На берегах Невы - Борис Соколов

Что вы бы сделали на месте моего друга? Конечно, ничего. Вы могли бы изводить себя безнадёжностью ситуации. Но только не мой друг. Он был человеком действия, воспалённый страстью. Он потребовал госпитализировать больного и сразу взял его на стол. Он открыл его живот, в котором не было ничего особенного, за исключением немного воспалённого аппендикса. Секунду, да, только короткую секунду мой друг колебался, а может быть, и вообще не колебался; его рука непроизвольно двинулась и оставила маленькую дырочку в стенке воспалённого аппендикса. Вот такой случай. Мой друг ничего не делал умышленно, что запрещает его профессиональная этика. Он не приговаривал пациента к смерти. Его рука двигалась сама собой. Его скальпель двигался подсознательно. Это был несчастный случай, убеждал себя мой друг. Был ли это несчастный случай? Вы, мой учёный друг, можете поразмыслить над этой психологической загадкой…., если вам будет угодно.

Он засмеялся и продолжил:

— Однако это была только часть его проблем. Девушка стала свободной после смерти отца, но мой друг был женат на женщине, которая была для него пустым местом. Только его жена стояла между ним и заветной целью. Его жена часто болела. У неё были частые маточные кровотечения и боли в матке. Он привёз её в больницу и осмотрел в присутствии медицинской сестры. Он ясно видел, что на шейке матки язвенный рост — не было никакого сомнения, что это рак шейки матки. Её ещё можно было спасти, сделав немедленное удаление матки. Мой друг уже намеревался произнести: «Подготовить к операции», но вместо этого продиктовал: «Доброкачественная фиброма». И произнося эти слова, он осознал, что кто-то другой произносит эти слова, а не он. Эти слова означали ложный диагноз, обрекающий его жену на медленную смерть от рака. Какая сила толкнула его? Какая сила заставила его забыть законы профессиональной и человеческой этики? Или это была непреднамеренная небрежность, обмолвка? Это, старик, тебе решать.

Вот и все истории с моим другом, которыми я хотел тебя развлечь.

Бетвугин встал и зажёг ещё одну сигарету.

— К чему вы рассказали мене эту отвратительную историю? — спросил я сердито.

— Почему? Просто так, старик.

И выходя из комнаты, он обернулся и сказал:

— А может быть, я просто хотел произвести впечатление на вас с тем, чтобы вы не пытались вмешиваться в мои отношения с Еленой. Это небезопасно.

И он вышел.

Меня настолько возмутило его поведение, что я немедленно записал всю его историю, стараясь припомнить его личные слова. Я решил направить рапорт командованию на следующий же день.

Но ранним утром Бетвугин драматично и грубо объявил мне, что он застрелил свою жену.

Он не убил её. Я нашёл её в комнате в полубессознательном состоянии и она сильно кровила. Рана была серьёзной, но не смертельной. Пуля прошла через левое плечо рядом с сердцем, и кости были тоже не задеты.

На операционном столе она молчала. Она не упоминала ни своего мужа, ни само происшествие. Через два часа после операции я зашёл к ней и нашёл её уже в нормальном состоянии.

— Всё началось с того момента, когда он сказал мне уехать с ним в Москву. Я отказалась, он вышел из себя так, как я ещё не видела.

Он говорил ей, что она принадлежит ему, и ни одна сила на земле не заберёт её от него. Он сказал ей, что он готов на любое преступление ради того, чтобы она была с ним. Он угрожал ей, но она отказала ему. Внезапно он вынул револьвер и выстрелил два раза.

— Я приготовилась умереть…., я хотела умереть. Это всё было безнадёжно….

Чудо, что она уцелела.

Я пытался найти Бетвугина, но мне сказали, что он покинул Рожище с вещами.

Как только Елена более или менее пришла в себя, она была переведена в госпиталь в Ровно.

Вечером перед её отъездом мы делали её прощальный ужин. Это было тёплое застолье с разными излияниями чувств, особенно от наших молодых докторов.

— Вы ангел! — кричал Полевицкий в возбуждении. — Чистый и божественный и прекрасный…. Но дьявол овладел вашей душой, и этот дьявол — ваш муж.

Он целовал ей руки и упрашивал стать его женой. Было много тостов и обычной болтовни за русских женщин и их судьбу, и их преданность никчёмным мужчинам. Елена всхлипывала и сделала признание, что она любит всех нас.

— Я была очень счастлива здесь.

После её отъезда жизнь в госпитале успокоилась, и все сконцентрировались на работе, на бридже и политических разговорах.

Через десять лет во Франции в Ницце, я делал утренний обход в больнице Сан-Рош. Доктор Луи Прат, главный хирург, остановил меня.

— Ваш соотечественник, русский хирург, будет демонстрировать свою технику удаления аппендикса. Говорят, он это делает за три минуты. Фантастика.

Я пошёл. Операционная была полна молодых хирургов и интернов.

— У него своя сестра, — сказал мой друг Картотто. — Она потрясающая красавица. Не удивительно, что он делает чудеса в хирургии.

Мы тихо ждали появления неизвестного хирурга. Прямо как в театре, думал я. Это было действительно как в театре, когда появился Бетвугин, сопровождаемый Еленой. Оба они были в белейших халатах, он почти весь седой; и она, молодая и прелестная, потрясающе красивая и элегантная.

Доктор Прат представил меня им. Бетвугин не ожидал меня здесь встретить. Однако, если он и не обрадовался, то не показал своих чувств. Он горячо пожал мою руку и заметил Прату на превосходном французском: «Мы все друзья».

Он мало изменился. Только больше седины, а так, тот же самый. Красивый и надменный, весь в себе, представительный, он отточил хирургию до совершенства.

Когда Бетвугин прибыл, пациент уже был готов к операции. Он медленно помыл руки и, надевая перчатки, он кратенько рассказал о технике, которую он использует. Он снова повторил свою навязчивую теорию о том, что аппендикс должен быть удалён у всех. На этот раз аудитория встретила это предложение с энтузиазмом.

В принципе, нет ничего невозможного в том, что аппендикс может влиять на психику, но это не факт, и влияние болезней тела на психику человека, в то время ещё не рассматривалось. Психосоматическое направление в медицине было ещё впереди. И надо понимать сердца юных хирургов, которые всегда с энтузиазмом воспринимают все призывы в пользу того, чтобы резать.

Они думали о том, сколько новой работы сулит им предложение этого элегантного русского хирурга. В одной только Ницце можно было удалить не меньше сотни тысяч аппендиксов — безграничные возможности.

— Дорогие коллеги, — заключил Бетвугин, — Удаление аппендикса, исполненное правильно, требует всего двадцать минут. Я, достиг такого совершенства в этой области, что я могу удалить его за три минуты. Пожалуйста, засеките время… раз, два, три.