История папства - Джон Джулиус Норвич

В прежние дни Павла называли «бабьим кардиналом», поскольку широко ходили слухи (и многие верили им), что он получил красную шапку исключительно благодаря своей сестре Джулии — любовнице Александра VI, которой тот благоволил. С самого начала своего правления он, однако, дал понять, что быть папой-«подкаблучником» не намерен. Подобно Джулии, он был порождением эпохи Ренессанса и вырос при дворе Лоренцо Великолепного; Эджидио неустанно твердил, что, несмотря на то что в двадцать пять лет Алессандро стал кардиналом, он в то же время являлся счастливым отцом четверых детей. Также он не знал стыда, когда дело касалось непотизма: двух своих внуков он возвысил, введя их в коллегию кардиналов в возрасте шестнадцати и четырнадцати лет соответственно. В 1536 году он возродил карнавал; в Риме раздавались восторженные клики зрителей боя быков, скачек и фейерверков, в Ватикане звучала музыка на балах и пирах. И в то же время — и это делает Павла III одной из наиболее интересных фигур в истории папства XVI века — он оказался высокоморальным человеком и реформатором.

Прежде всего окинем взглядом плоды его деятельности в мирской жизни. Если говорить об архитектуре, то его высшее достижение — Палаццо Фарнезе на виа Джулиа в Риме[236]. Он начал строительство в 1517 году, но масштабы и великолепие замысла были таковы, что оно завершилось лишь в 1589 году, через сорок лет после его смерти. Одним из четырех его архитекторов был Микеланджело. Папа также нанял его, дабы тот провел изменения в застройке Капитолийского холма — центром ансамбля теперь должна была стать перемещенная сюда статуя Марка Аврелия — и занял пост архитектора собора Святого Петра после Антонио да Сангалло. Микеланджело работал над новой базиликой семнадцать лет (за это время он сконструировал грандиозный купол) вплоть до самой смерти в возрасте восьмидесяти девяти лет. Все это время он отказывался от какой бы то ни было платы за труд: это приношение Господу, говорил он.

В династическом отношении (если можно так выразиться) папа, подобно всем понтификам эпохи Ренессанса, стремился увеличить благосостояние своей фамилии. Фарнезе, старинный и уважаемый род кондотьеров, владевший землями близ Витербо и озера Больсена, все же не могли сравняться с такими аристократами, как Орсини или Колонна. Очевидно, возможности для улучшения имелись: первым делом Павел назначил своего известного распущенностью сына Пьерлуиджи капитан-генералом церкви[237]. Затем он сделал сына Пьерлуиджи Оттавио герцогом Камерино; позже, в 1538 году, он женил Оттавио на Маргарите Австрийской — пятнадцатилетней вдове убитого Алессандро деи Медичи[238]. Наконец в 1545 году он даровал Пьерлуиджи титул герцога Пармы и Пьяченцы; заметим, что эта династия просуществовала более двух столетий.

Но как ни важны были сами по себе хлопоты, связанные с искусством и династическими задачами, они занимали сравнительно немного времени. В основном папа был занят делами церкви, которая переживала множество трудностей. Первая была связана с турецкой угрозой. Под водительством талантливейшего султана Сулеймана Великолепного турки не только продвигались в глубь Центральной Европы — они угрожали берегам Италии, а также немногим оставшимся форпостам христианства в Восточном Средиземноморье. Поражение им могли нанести лишь все народы католического вероисповедания совместными усилиями. Следовательно, двух главных противников — Франциска, короля Франции, и императора Карла предстояло, так или иначе, примирить между собой.

Другая опасность исходила от протестантизма. Давно прошло то время, когда было можно полностью искоренить его: поднявшаяся волна поглотила значительную часть Северной Европы. Папе оставалось только сосредоточить свои усилия на ограничении наносимого протестантством ущерба. Чем больше он размышлял над тем, как сдержать стихию, тем более убеждался, что назрела необходимость в созыве Вселенского собора, причем на нем должна была бы присутствовать сильная группировка лютеран. Возражения зазвучали с обеих сторон (очевидно, избежать их никак не удалось бы). Кардиналы полагали, что реформы — в чем бы они ни заключались — приведут к тому, что им придется менять удобный для них стиль жизни. Император, опасаясь, что предполагаемый собор может занять столь жесткую позицию в отношении доктрины, что заключить компромисс с его подданными-протестантами не удастся, выразил желание, чтобы собор отказался от обсуждения каких бы то ни было теологических вопросов и сосредоточился на конкретных мерах реформирования. Лютеране потребовали созыва всех христиан без каких бы то ни было ограничений и решительно отказались участвовать в каком бы то ни было собрании на итальянской земле под руководством папы. Что до короля Франции, он только радовался, видя Карла втянутым в религиозные проблемы, и не хотел их разрешения. Но Павел настаивал. Тем временем он созвал специальную комиссию, которой приказал доложить обо всех язвах, поразивших церковь, и рекомендовать меры для их исцеления. Комиссия состояла из кардиналов, специально принятых в Священную коллегию для выполнения задания: среди них был известный своим благочестием английский гуманист Реджинальд Поул, кузен Генриха VIII, и Джанпьетро Карафа (будущий Павел IV) — пожилой неаполитанец, служивший папским нунцием в Англии и впоследствии основавший орден театинцев[239]. Члены комиссии представили свой доклад в марте 1537 года. Один из ведущих историков церкви[240]охарактеризовал его единственным словом — динамит. В нем перечислялись злоупотребления нынешних времен: продажа индульгенций и церковных бенефициев, синекур, создание огромного количества епископств и бесчисленного множества других должностей, — и ответственность за все это возлагалась непосредственно на папство. Результатом всего этого стала протестантская Реформация, что неудивительно: если бы церковь содержала дом свой в порядке, Реформация бы не возникла. Напуганная курия (ее члены нарочно не явились на комиссию) сделала все, чтобы положить доклад под сукно. Но копия текста пошла по рукам, и в скором времени среди лютеран начал циркулировать его перевод на немецкий язык.

В итоге необходимость реформ — глубоких и серьезных — окончательно назрела, и папа Павел сделал все от него зависевшее, чтобы поддержать это начинание. Он оказал горячий прием молодому Филиипо Нери, в задачу которого входило обойти пользовавшиеся дурной славой постоялые дворы и публичные дома «на дне» Рима. Через несколько лет он приветствовал с не меньшим энтузиазмом другого человека, куда более старшего, — Игнатия Лойолу, баска, прибывшего из Испании с полудюжиной разделявших его образ мыслей товарищей, объединившихся в то, что они именовали Обществом Иисуса. В 1540 году папа издал буллу, в которой официально выражал поддержку обществу, чей орден не имел ни специальной одежды, ни штаб-квартиры в определенном месте и не проводил совместных молебствий, его членов связывали лишь две вещи: строгая дисциплина и безусловное повиновение. История этого ордена пестрит разнообразными событиями, но что касается контрреформации, то они оказались в первых рядах ее сторонников.

Наконец папа добился желаемого: 13 декабря 1545 года в Триденте открылся столь долго откладывавшийся собор (Карл порекомендовал этот город, поскольку он был расположен в безопасном месте — на территории империи). Начало имело сомнительный характер: на первые заседания пришли всего-навсего один кардинал, четыре архиепископа и тридцать один епископ. Но постепенно ему было суждено набрать силу, и он продолжался в течение восемнадцати лет. Если говорить о составе участников, то итальянцы оказались в подавляющем большинстве: даже в дни наибольшего количества присутствующих (более 270 епископов) немцев являлось не более тринадцати человек. Но важнейшим стал тот факт, что, несмотря на все противостояние собору, он все-таки прошел. Более того, присутствовавшие явили готовность нанести поражение императору и бесстрашно дебатировать старинные вопросы вероучения: оправдание верой, пресуществление, чистилище и многие другие.

Собор добился лишь частичного успеха — да иначе и быть не могло. Когда его наконец распустили, протестанты, которые (что понятно) видели в нем немногим более чем представление театра марионеток, управляемых римлянами, естественно, остались недовольны. И чем могли они удовольствоваться? Даже с точки зрения католиков, реформы носили менее радикальный и всесторонний характер, чем многие надеялись. Ни слова не прозвучало, к примеру, о реформе папства — а она была нужнее всех прочих. В основном из-за ничуть не уменьшившейся обоюдной враждебности императора и короля Франции (в 1547 году Франциска сменил на престоле Генрих II) заседания проходили с перерывами, а французы подчас отсутствовали на них вовсе. Собор не приблизился к идеалу экуменического собора, где восстановилось бы согласие, а именно на это столь долго надеялись и об этом столь долго молились все христиане Запада. Это был просто конфессиональный собор сторонников контрреформации, имевший целью возвращение Европы в лоно католичества — и если потребуется, с применением силы оружия. Результаты оказались слишком очевидны: не менее восьми гражданских войн против гугенотов, пережитых Францией (более 3000 гугенотов было перебито в ходе Варфоломеевской ночи в Париже в 1572 году); война между Испанией и Нидерландами, продолжавшаяся более восьмидесяти лет; наконец, кошмарная Тридцатилетняя война (1618-1648), опустошившая земли Северной Европы.