Брюс Ли. Я никогда не сдамся - Мэттью Полли

ярости. Он чувствовал себя преданным своими ближайшими голливудскими друзьями. «Коберн все испортил, — объявил Брюс с гневом в голосе. — Он не хотел возвращаться в Индию, поэтому сообщил студии, что в Индии нет хороших мест для съемок. Он убил весь долбаный проект. Я так сильно рассчитывал на этот фильм. Это был мой единственный шанс. Черт, если бы я знал, что он так поступит, я бы не брал его в партнеры».

— Однажды я стану звездой большего масштаба, чем Маккуин и Коберн, — заявил Брюс Силлифанту. — Ты китаец в мире белых людей, — ответил писатель. — Это невозможно.

Даже после того как Коберн и «Уорнер Бразерс» отпали, Брюс отказывался бросить «Молчаливую флейту». Он не мог признать поражение или позволить мечте умереть. «„Молчаливая флейта“ продвигается хорошо, — убеждал он Лео Фона, ученика из Окленда. — Мы столкнулись с некоторыми проблемами касательно места съемок, но скоро узнаем запланированные сроки производства». Брюс встретился с другими продюсерами. Он презентовал идею Роману Полански: «Если ты когда-нибудь захочешь снять выразительный фильм о боевых искусствах…» В течение нескольких месяцев он держался за свой проект, безрезультатно. «В „Молчаливой флейте“ никаких подвижек, — 6 июня 1971 года писал он своему ученику из Лос-Анджелеса Ларри Хартсэллу. — Это вопрос времени».

Медленно, мало-помалу, мечта умерла[81].

Джеймс Франсискус (Майк Лонгстрит) и Брюс Ли (Ли Чунь) в перерыве между дублями «Лонгстрит». Июнь 1971 (Фотоархивы «Эй-Би-Си»/Getty Images)

Отрабатывая «чи сао» («липкие руки») на съемочной площадке «Лонгстрит». Июнь 1971 года (Фотоархивы «Эй-Би-Си»/Getty Images)

Глава пятнадцатая

«Лонгстрит»

Брюс Ли отчаянно пытался уговорить Голливуд снять первый фильм о кунг-фу, но у него появился неожиданный конкурент на Восточном побережье, причем самый неожиданный — молодой бедный еврейский комедийный писатель из Бруклина по имени Эд Спилман. Эд писал и продавал шутки Филлис Диллер[82] и Джонни Карсону[83]. Но в 1956 году Спилман увидел «Семь самураев» Акиры Куросавы, и его настоящей страстью стала азиатская культура. В то время как Брюс изучал философию в Вашингтонском университете, Эд был одним из пяти студентов, занимающихся китайским языком в Бруклинском колледже. Факультативно он изучал японское карате и, после окончания курса, китайское кунг-фу.

Все еще одержимый Куросавой, Спилман решил написать свой первый сценарий фильма о Миямото Мусаси, самом знаменитом самурае Японии. В первом наброске Мусаси отправляется в храм Шаолинь в Китае и становится друзьями с монахом, который обучает его кунг-фу. Где-то в 1967 году рассказал историю своему напарнику по написанию комедий, Говарду Фридландеру, выпускнику киношколы Нью-Йоркского университета.

«История этого монаха произвела серьезное впечатление на меня. Я полюбил этого персонажа, — говорит Фридландер. — У меня внезапно возникла идея — просто ворвалась в мозг — и я повернулся у нему и сказал: „Эд, это вестерн“. Он не понял и переспросил. Я сказал: „Вестерн. Возьми своего монаха и перемести его на Запад“. У него челюсть отвисла. Он понял, что это оно». Они отправились в квартиру Фридлендера и начали писать синопсис. Спилман придумал идею сделать Квай Чанг Кейна шаолиньским монахом, который будет наполовину американцем, наполовину китайцем. «Этот парень — я, — говорит Спилман. — В каком-то смысле это я, вроде как Сигел и Шустер вложили часть себя при создании Супермена. Этот персонаж всегда был евразийцем; он всегда не вписывался в обычные рамки». Когда синопсис был закончен, они назвали его «Путь тигра, знак дракона».

В 1969 году Спилман и Фридландер представили портфолио своих шуток Питеру Лампаку, молодому агенту в «Уильям Моррис»[84]. В середине стопки Спилман оставил краткое содержание своего фильма о евразийце-монахе, который путешествовал по американскому Западу 1880-х годов, искореняя несправедливость благодаря пацифизму, восточной философии и, если этого было мало, надирая задницу слишком рьяным ковбоям. «Мне не очень понравился юмористический материал, — вспоминает Лампак, — но увлекла история о парне смешанных кровей, потому что эта идея была абсолютно новой».

Подогреваемый юношеским энтузиазмом, Лампак попытался привлечь внимание к рукописи в «Уильям Моррис», но не смог этого сделать. Не сдаваясь, он предлагал рукопись всем студиям и продюсерам Голливуда. Лампак говорил, что сценарий — дело рук Джеймса Миченера[85], своего рода сказка об экзотическом месте действия, которую может понять американская аудитория. «Я получил пятьдесят отказов, — вспоминает Лампак. — Я был достаточно молод и достаточно идеалистичен, чтобы не осознавать простого факта: главный герой смешанной расы не входил в список приоритетов для большинства студий из-за возникших во время Второй мировой войны и распространенных в последующие годы предубеждений и антивосточного настроения».

Единственный человек, который проявил интерес к этому материалу, был Фред Вайнтрауб, сорокалетний исполнительный директор «Уорнер Бразерс». Ранее владелец ночного клуба в Гринвич-Виллидж, «Биттэр Энд», Вайнтрауб был близким другом Теда Эшли. Когда Эшли наняли, чтобы возродить «Уорнер Бразерс», он поставил Вайнтрауба ответственным за фонд развития, предназначенный для контркультурных, молодежных проектов, таких как «Беспечный ездок». Первое, что сделал Вайнтрауб — это выделил миллион долларов на документальный фильм о музыкальном концерте в штате Нью-Йорк. Выпущенный 26 марта 1970 года «Вудсток: три дня мира и музыки» заработал столько денег, что спас студию от банкротства.

Одним из последующих проектов Вайнтрауба стал синопсис Спилмана и Фридлендера — «Путь тигра, знак дракона». «Мне очень понравилась идея, поэтому я дал парням около четырех тысяч, чтобы они написали полноценный сценарий», — вспоминает Вайнтрауб. Парни вернулись 30 апреля 1970 года — с готовым сюжетом. Как только Вайнтрауб прочитал сценарий, он был сражен. «Теперь мне оставалось лишь продать идею вестерна о кунг-фу шишкам из „Уорнер Бразерс“», — говорит Вайнтрауб.

Во время поездки в Лос-Анджелес он решил изучить исходный материал для сценария, чье длинное название было изменено на китайское слово, о котором никогда не слышал ни один американец: «Кунг-фу». Вайнтрауб расположился лагерем в подвалах студии, чтобы посмотреть «парочку этих китайских боевиков, которые были популярны в Азии, но которые почти никто не смотрел в Америке». Хоть Вайнтрауб и был неприятно шокирован исполнением, потенциал его все же вдохновил. «В большинстве своем фильмы представляли собой сплошную кашу: невыносимо долгие, с непонятными историями, отвратительное деланое важничанье и безвкусные, плохо дублированные диалоги. Но в последние десять минут фильма мы видели битву, где одинокий герой — мастер боевых искусств, весь в белом — сражается с целым роем нападающих в черных одеяниях и обязательно одолевает их благодаря молниеносным ударам и броскам — и тем самым сносит голову и мне, поскольку приводит