Будешь моей, детка - Инна Стужева

могу сколько хочу разглядывать его спину и даже, если передвинуться на самый край скамьи, его красивый аристократический профиль.

И несмотря на все те слова, что он сказал мне внизу, во мне все еще теплится глупая надежда, что он обернется. Посмотрит на меня.

Вдруг ему все же не все равно?

Но он не поворачивается и не смотрит.

Ни разу.

Он пишет сложный тест в два раза быстрее остальных, сдает его, и выходит из аудитории с таким видом, будто ему плевать на всех и на вся.

- Стась, может, сказать преподавателю, что ты плохо себя чувствуешь? – шепчет мне Тина и косится на мой пустой бланк.

- Нет, не стоит, - мотаю я головой и кое-как принимаюсь за задание.

Влад уезжает из колледжа, и мне сразу становится жутко одиноко. Он что же, приезжал только на одну пару?

Я вдруг понимаю, как важно для меня было то, что он просто присутствовал здесь.

Пусть не обращал на меня внимания и даже не смотрел в мою сторону, но находился рядом.

Теперь его нет и стены на меня снова давят. А еще лоб и щеки так сильно горят. Они просто пылают.

Валентина Альбертовна и некоторые другие преподаватели то и дело бросают на меня сочувственные взгляды. Я сразу же вспоминаю обсуждения в преподавательской.

Они явно думают, что я одна из них, брошенных Градовым девушек. На их глазах такое происходило уже ни раз и все, что они могут делать, так это надеяться, что их лучшая ученица быстро оправиться от разочарования первой любви.

- Стась, похоже у тебя температура, поехали домой, – говорит мне Саша и я согласно киваю.

Сейчас то самое время, когда мне стоит прикрыть свой собственный пропуск занятий. Не все же время быть такой правильной, какой я привыкла быть.

Мы едем к Саше и, оказавшись в доме, я сразу же закрываюсь в своей комнате, сказав парню, что хотела бы немного поспать.

На самом деле мне хочется сейчас только одного, умереть.

По-настоящему. Так, чтобы перестать чувствовать. Это слишком больно.

Так, чтобы совсем.

Влад

- Я сделал все, что ты хотел. Что тебе еще нужно?

Действие обезболивающих подходит к концу, и каждая клетка тела начинает оживать уже привычной, а потому не столь пугающей меня, но все же выматывающей болью.

Лицо, голову, руки он почти не трогал. И, само собой, он не стал бы приказывать ломать мне ноги, потому что я должен остаться в состоянии ходить. В остальном же…

Ребра перетянуты тугой повязкой, и я стараюсь двигаться так, чтобы еще сильнее не повредить то, что повреждено.

Кажется, несколько дней я провел под капельницей. Из-за препаратов, что мне кололи, я плохо помню подробности.

- Молодец, ты сделал все, как я сказал. И я сдержу слово. С девчонкой ничего не случится. В том случае, конечно, если она снова не станет совать свой длинный нос в чужие дела.

Отец…

Черт…он не отец мне…он сказал…я это запомнил отчетливо, и мой мир рушится, словно карточный домик.

Не отец, а просто псих, который все это время исполнял роль моего отца.

Но пока что не до этого....

Голова начинает пульсировать от нового витка боли.

Он…

Я не вполне верю ему, но мне не остается ничего другого.

- Ее волосы...твоих рук дело? – только и спрашиваю я.

- Что ты имеешь в виду? – хмурится оте…Он.

Значит, не его люди, тогда кто?

- Влад, ты должен поговорить с Екатериной. Прямо сейчас, она ждет. Делай, что хочешь. На коленях ползай, но уговори ее простить тебя и согласиться на восстановление помолвки. Ты меня понял?

- Да пошел ты.

Градов скалится.

- Она сейчас здесь, за дверью кабинета. Я оставлю вас наедине. Иначе…обезволивающих ты не получишь до самых выборов! И все остальное! Ты ведь знаешь, что мои слова не пустые угрозы.

Снова фак тебе.

- Ты понял?

Он нависает надо мной и его почти безупречное лицо искажается гневом.

Почти безупречное, но не совсем.

Я все же хорошо разукрасил его и ему пришлось отвалить кучу бабла косметологам, чтобы восстановить рожу. Но вблизи все равно кое-что видно.

Рассеченную губу, отлично замаскированный фингал. Да и без стоматолога не обошлось. Если бы не охрана, тебе бы не так повезло.

- Будешь гнить в бункере и дальше. Без обезболивающих. Если бы не мать, скажи ей спасибо, ты бы вообще отправился совсем не туда, где находишься сейчас. Совсем не туда. И не только ты! Ты понял, о чем я?

Да понял, чего ж тут не понять.

Если бы не мать, которая все это время обманывала меня, и, если бы не выборы, ты бы нашел, куда меня определить.

Но сейчас это не совсем кстати, другое дело, после выборов.

А пока...

Несколько фото счастливой семьи уже сделано для последнего выпуска новостей. Может и завтра придут...

- Ты понял Влад? На колени перед ней вставай, чтобы вымолить прощение!

Градов уходит, и картинка перед глазами сменяется на безупречный образ Тайской.

- Влад, привет!

Я прикрываю глаза, чтобы не видеть.

Ее волосы, рассыпанные по плечам, напоминают мне совсем другие, которых больше нет.

А глаза…передо мной сейчас совсем другие, полные непонимания и отчаяния.

Стася.

Меня рвало изнутри, когда я говорил тебе все это…Если бы ты только знала, как хреново мне было в тот момент...

Произносить этот дурацкий, придуманный псевдоотцом текст.

Но я должен был так поступить. Ради тебя.

Извини.

Не знаю, простишь ли когда-нибудь.

- Влад! Влад же, черт, посмотри на меня! - требует Тайская, но ее голос приходится лишь фоном для моих мыслей.

Она бежала ко мне и мне больше всего на свете хотелось подхватить ее на руки и сжать в объятиях. Так крепко, как только возможно, и больше не отпускать. Не отпускать никогда.

Я так люблю и так соскучился. Нереально как соскучился по ней.

И когда я видел, как мои слова действуют на нее, как убивают ее изнутри, я словно сам умирал.

Но также я знал, что все, каждое слово прослушивают люди отца. Каждый мой жест фиксируется на камере.

Если я не сделаю так, как мне приказано, они убьют ее. Возможно не только ее, но и ее отца. Чтобы ее потом никто не искал.

А потому нам пришлось пройти через весь этот ад.

Вместе пройти, Стась.

Я ведь был с тобой все то время, пока говорил, и я чувствовал каждую твою эмоцию.

Недоумение, панику, ужас, боль.

Все это я пропускал через себя точно также,