Во имя справедливости - Джон Катценбах

— Спасибо, Майк! — пробормотала Андреа, ощутив одновременно и страх, и облегчение.

— Кстати, ты даже не поинтересовалась, что мне удалось обнаружить в этой тюрьме.

— И правда! А что ты там обнаружил?

— После Салливана осталось три коробки личных вещей. Книги, радиоприемник, маленький телевизор, Библия и разная ерундистика, среди которой, однако, обнаружилась пара занятных документов. Во-первых, там лежало составленное по всем правилам прошение о помиловании, которое оставалось только подать. Если бы Салливан вручил его какому-нибудь официальному лицу, его казнь была бы мгновенно отсрочена. Между прочим, в этом прошении Салливан очень убедительно пишет о том, как государственное обвинение некоторыми своими заявлениями манипулировало настроением присяжных. Подай Салливан это прошение, до его казни дело дошло бы еще только через много лет!

— Но ведь Салливан не подал это прошение!

— В том-то и дело!.. Но еще интересней обнаруженное мною письмо кинопродюсера по фамилии Мейнард, адресованное Салливану. Это тот самый продюсер, который купил у Фергюсона права на экранизацию его биографии, после того как Кауэрт сделал из Фергюсона знаменитость. Так вот, этот самый Мейнард предложил заплатить Салливану за права экранизации истории его злодеяний целых десять тысяч долларов. А точнее, девять тысяч и девятьсот долларов.

— Но ведь о Фергюсоне и так все всё знают! Зачем было платить ему деньги?!

— Я как раз сегодня позвонил ему по этому поводу, и Мейнард заявил мне, что они делают так каждый раз, когда снимают про кого-нибудь фильм. Они платят деньги, чтобы обезопасить себя в будущем от любых претензий со стороны тех, чью жизнь они тем или иным боком изображают. При этом, по словам продюсера, Салливан заявил ему, что обязательно подаст прошение о помиловании. Разумеется, продюсер испугался, что серийного убийцу казнят еще не скоро, и, во избежание любых его претензий к киностудии, предпочел купить у Салливана все права. Когда того все же казнили, продюсер, конечно, очень расстроился, потому что теперь платить эти деньги ему было бы не обязательно, да, собственно, и некому… Мне кажется, что, если мы выясним судьбу этих девяти тысяч девятисот долларов, мы узнаем имя убийцы, которому Салливан заплатил за то, чтобы тот прикончил его мать и отчима.

— Но ведь у нас есть законы, защищающие интересы лиц, ставших жертвами преступлений! Салливан не мог получить этих денег! Они должны были пойти родственникам его жертв!

— Теоретически да, но на самом деле продюсер просто перевел эти деньги в один из банков Майами — так, как велел ему Салливан. Потом Мейнард информировал Комитет защиты прав жертв преступлений в Таллахасси — так, как этого требует закон. Потом началась бюрократическая волокита, которая длилась много месяцев. Тем временем….

— Я догадалась!

— Вот именно! Тем временем деньги сняли со счета. Где они — неизвестно. В Комитет защиты прав жертв преступлений они не поступали, Салливан тоже не мог явиться за ними с того света… Мне кажется, что, если узнать, кто открыл счет, на который были переведены эти деньги, и кто снял их со счета, у нас появится подозреваемый в убийстве этих двух человек!

— Всего за десять тысяч долларов?!

— За девять тысяч девятьсот долларов! Интересная сумма, правда? Все дело в том, что федеральные законы требуют документального обоснования денежных операций на сумму в десять тысяч долларов и выше.

— Но ведь девять тысяч девятьсот долларов не такие уж большие деньги!

— Уверяю тебя, здесь, в тюрьме, тебя прикончат даже за пачку сигарет. Имей в виду, что многие охранники в тюрьме зарабатывают не больше тысячи двухсот или тысячи шестисот долларов в месяц. Десять тысяч для них — куча денег.

— Кто-нибудь из них смог бы открыть счет в Майами?

— Без проблем. По фальшивому водительскому удостоверению и поддельной карточке социального страхования. Боюсь, что в Майами никто особенно не следит за деятельностью банков. Там все заняты отмыванием сотен миллионов наркодолларов, и на жалкие десять тысяч наверняка никто просто не обратил внимания. А снять деньги со счета можно в любом банкомате, так что никто тебя даже не увидит!

— А продюсер знает, кто открыл счет?

— Этот идиот не знает ничего. Салливан просто сообщил ему номер счета и банковские реквизиты. Мейнарда волнует только то, что Салливан обманул его, рассказав о своих преступлениях Кауэрту, который написал об этом в газете. Потом Салливан обманул продюсера во второй раз, усевшись на электрический стул…

Андреа не находила слов. Ее мысли метались между Фергюсоном и интригой, завертевшейся в тюрьме.

— Наконец я нашел еще один очень интересный документ, — продолжил Вайсс.

— Какой?

— Оказывается, Салливан оставил рукописное завещание.

— Неужели?!

— И не простое завещание, а очень интересное! Он написал его черным фломастером прямо поверх текста Двадцать третьего псалма в Библии и вставил туда закладку. А на коробку он приклеил записку: «Прошу прочесть отмеченную страницу!»

— Что же он написал в завещании?

— Он завещал все свои вещи одному из тюремных охранников, сержанту Роджерсу. Помнишь такого? Это тот тип, который не пустил нас к Салливану перед его казнью и провел вместо нас в тюрьму Кауэрта!

— Помню!

— Так вот слушай, что написал Салливан: «Завещаю все, что осталось после меня на этой бренной земле, сержанту Роджерсу, который… — внимание! — очень помог мне в трудный момент и которого я никогда не смогу достаточно отблагодарить за оказанную мне непростую услугу, хотя я и постарался не остаться перед ним в долгу». Как тебе это нравится?

— Невероятно!

— Все еще невероятней, чем тебе кажется! Оказывается, сержант Роджерс два дня отсутствовал в тюрьме, и это было за три дня до того момента, когда Кауэрт обнаружил трупы! Но и это еще не все!..

— Что еще?!

— У сержанта Роджерса есть брат в Ки-Ларго. И этого брата дважды судили за кражи со взломом. Кроме того, он просидел одиннадцать месяцев в тюрьме за хулиганство. В другой раз его задержали за то, что он выстрелил из огнестрельного оружия в черте населенного пункта! Но самое интересное то, что брат сержанта Роджерса — левша, а как ты помнишь, матери Салливана и его отчиму перерезали горло справа налево. Интересно, правда?

— Ты уже допросил этого брата?

— Пока нет, хотел сначала дождаться твоего возвращения.

— Понятно… Но у меня возникает вопрос. Почему сержант Роджерс не избавился от вещей Салливана сразу после казни? Ведь даже ежу понятно, что казненный Салливан мог предать человека, совершившего убийство по его поручению, только оставив какие-нибудь улики против него в своих вещах!

— Я тоже об этом думал и на месте сержанта Роджерса упрятал бы эти коробки куда-нибудь подальше. Но может, этот сержант не так уж и умен? Или он не раскусил Салливана и не понял, что тот может его предать? Или он просто забыл. Но такая забывчивость может ему дорого обойтись!.. Сержант Роджерс — как раз тот, кто нам нужен! Надо разузнать, не ездил ли он перед казнью Салливана к своему брату! А может, он говорил с братом по телефону? Собрав эти сведения, мы, наверное, сможем пойти к прокурору! Только вот во всем этом меня кое-что смущает.

— Что именно?

— То, что Салливан почти открытым текстом дает понять, что организовать убийство ему помог именно сержант Роджерс. А я не верю Салливану — ни живому, ни мертвому. Знаешь ли, расследование убийства проще всего пустить по ложному следу, выставив ни в чем не повинного человека в таком свете, словно он что-то сделал… Впрочем, возможно, я становлюсь параноиком… Знаешь, Андреа, если мы докажем, что убийство совершил брат сержанта Роджерса, нас ждут поощрения и повышение по службе! Это будет отличное начало для твоей карьеры! Поэтому возвращайся скорей! Я тут пока продолжу опрашивать сотрудников тюрьмы, а когда ты приедешь, мы отправимся в Ки-Ларго!

— Ладно, — медленно проговорила Шеффер.

— Не слышу уверенности в твоем голосе!

Женщину-детектива ошеломили энтузиазм Майкла Вайсса и его важные открытия, и ей показалось, словно первое крупное дело, которое ей поручили, проходит мимо. Подняв голову, Андреа огляделась по сторонам. Номер показался ей светлее и больше, чем раньше. Ее страхи стали улетучиваться.

— Может, мне лучше тут все бросить и прилететь к тебе завтра же утром? — дрогнувшим голосом спросила она у Вайсса.

— Как хочешь! У нас, кстати, хорошая погода. Теплая!

— А здесь холодно и очень сыро.

— Вот видишь!.. И все-таки чем же тебя так заинтересовал этот Фергюсон?

— Он мне очень не понравился, — повторила Андреа.

— Ладно, узнай, где он был в момент убийства, проверь его алиби, а потом выбрось его из головы и возвращайся сюда! При этом ты не потеряешь время попусту. А вдруг собранные тобой сведения позволят местной полиции взять этого Фергюсона за жабры? Как знать, может, он действительно чем-нибудь проштрафился. А у меня тут все равно на пару дней работы хватит, я еще не всех опросил. Кроме сержанта Роджерса, тут могут быть и другие подозрительные личности. И вообще, я не хочу на него сразу набрасываться. Пусть пока думает, что ничем особенным не привлек моего внимания. Так что ты спокойно заканчивай в Ньюарке то, что начала. Я тебя подожду… Видишь, какой я хороший начальник, — усмехнулся Майкл, — не ору, не ругаюсь. Такого еще поискать надо…