Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь - Жан Флори

жалуется: вероятно, всевышнее Провидение этого желало! В Йорке жители, говорит он, не стерпели бы роскоши евреев, в то время как они, в том числе и знать, готовились отправиться освобождать Гроб и находились в нужде. Их одновременно подтолкнули желание грабить и «пролить кровь еретиков». Тогда Ричард издал закон (после резни в Лондоне), гарантирующий мир и безопасность евреям. Эта вторая волна погромов наносила ущерб и оскорбление одновременно власти и казне короля:

«Он возмутился и ругался по поводу оскорбления, нанесенного королевскому величеству и из-за больших потерь, которые претерпела казна; наконец, все, чем обладают евреи, являющиеся кредиторами короля, интересует казну»24[728].

Было назначено расследование, но преступление осталось безнаказанным.

Матвей Парижский также предоставляет интересные уточнения касательно отношения Ричарда после первых погромов, произошедших в Лондоне. Толпа воспользовалась беспорядками, последовавшими за попыткой нескольких евреев принять участие в королевских торжествах. Их грубо оттолкнули королевские агенты службы порядка, и «толкотня» стала поводом для толпы, чтобы отдубасить евреев, сжечь и разграбить их дома и... уничтожить долговые обязательства, которые там находились. На следующий день Ричард узнал об этом и, подчеркивает Матвей Парижский, принял все близко к сердцу, как будто сам был жертвой этого нападения. Продолжение описания показывает, насколько наказание виновных было одновременно ограниченным и выборочным:

«Он приказал схватить и повесить троих среди виновных, которые отличились своим поведением во время бунта. Один был повешен, потому что ои украл в доме христианина, двое остальных, потому что подожгли здание в городе и от этого пожара пострадали близстоящие дома, принадлежавшие христианам»25[729].

Рожер де Ховден на этот счет отпускает такие же замечания, в тех же выражениях26[730].

Если соединить воедино всю эту информацию хронистов касательно этих погромов, невозможно не заметить, что антисемитизм был очень широко распространен накануне крестового похода и разделялся почти всеми хронистами и, вероятно, духовенством. Многие рассматривают эту резню как обычную прелюдию к действию крестоносцев против врагов Христа и абсолютно этим не оскорбляются, всегда их оправдывают, одобряют, иногда изобличая перегибы, особо их оговаривая. Рауль Дицето единственный, кто их осуждает.

Ричард, разделил ли он это антисемитское чувство? Слухи, рассказывают некоторые хронисты, говорят о том, что Ричард сам отдал приказ изгнать евреев27[731]. Другие, наоборот, показывают его возмущенным и озабоченным их защитой, выпуская указы, которые их охраняют и предписывают проведение расследований, чтобы найти виновных. Однако, если верить докладам, он был больше возмущен тем, что эти события нанесли оскорбление его достоинству и королевскому величеству, то есть его финансам. Его намерения арестовать виновных были задушены в зародыше из-за массового участия знатного и простонародного населения в этих погромах. Рауль де Дицето, относящийся наиболее враждебно к таким преступлениям и наиболее озабоченный тем, чтобы отвести Ричарда от этого, утверждает, что они имели место без ведома короля, который отомстит за это немного позже, наказав ответственных за эти преступления28[732]. Однако хронисты не упоминают примерного наказания, кроме как того, которое было по отношению к тем троим. Все трое, и это существенно, нанесли вред христианам, а не евреям: первый воспользовался всеобщими кражами, чтобы обворовать христианина, двое других, поджигая дома евреев, подпалили случайно дома христиан. Вырезание евреев, пожар и расхищение их домов остались безнаказанными при почти полном равнодушии.

Можно ли упрекнуть Ричарда в том, что он в некоторой мере проявлял нетерпимость и антисемитизм? Вот интересное свидетельство. Шестьдесят лет спустя во Франции Людовик Святой, канонизированный король, будет отговаривать христиан в достаточно грубых выражениях дискутировать с евреями о своей веру. Король рассказал Жану де Жуанвилю о диспуте, который состоялся в Клюни между евреями и христианами. Старый рыцарь, ковыляющий на костылях, получил от аббата Клюни разрешение открыть эту дискуссию. Сначала он спросил у самого умного из еврейских докторов, верит ли он в Деву Марию, мать Божью. Естественно еврей ответил отрицательно. Пока тот не успел объясниться, старый рыцарь ответил ему, что он сумасшедший, если пришел в его церковь. Потом, подняв свой костыль, он стукнул еврея по голове и начал его избивать. Его единомышленники разбежались, унося раненого. Король, который рассказывал эту историю, одобрил поведение рыцаря и извлек оттуда следующий урок: даже будучи очень умным священником, не надо спорить с евреями. Мирянин, слыша плохие отзывы о христианской вере, должен защищать ее лишь мечом, «который следует вонзить в живот до тех пор, пока он входит»29[733].

Можно ли требовать от Ричарда быть более правильным в этом вопросе, чем святой король Людовик?

«Те, кто молится»

Отношения Ричарда с духовенством потребовали бы такого исследования, что размеры этой книги позволить не могут. Придется довольствоваться некоторыми более-менее характерными моментами его отношения, включавшего уважение, смешанное с антиклерикализмом. В этом Ричард ведет себя прежде всего как правитель, как политик, как монарх, озабоченный интересами королевства, последовательный в своем выборе и назначении епископов и архиепископов.

Уже отмечалось его очень критическое отношение к папе Римскому, с которым зачастую у него были довольно напряженные отношения из-за нерешительности понтифика в назначении на пост епископа или архиепископа его родственников, друзей или союзников, или из-за финансовых требований, компенсирующих его дипломатические переговоры. Эти споры привели к тому, что Ричард старался избегать визитов к папе в Рим (который был очень близко) во время своего путешествия в Сицилию и Святую землю, и видел в Клименте III Антихриста, который перед концом света должен был захватить апостольский престол, согласно пророческому предсказанию, сделанному Иоахимом Флорским30[734]. Его отношения с высшим духовенством, не достигавшие, однако, той точки трений, которая приводит к ссоре, как это было в случае его отца с Томасом Бекетом, тоже не были никогда идеальными, и известно, как плохо были восприняты финансовые решения Ричарда, призванные обеспечить достаточные средства для организации крестового похода. Большинство хронистов упрекают его в таком нападении на привилегии Церкви и на ее имущество, и Рауль де Коггесхолл передает чувства всех, утверждая, что Ричард разворовал богатства Церкви под предлогом выплаты «Саладиновой десятины» и растратил их в пользу рыцарей (milites) и наемников, что сразу же повлекло Божье наказание —