На стороне мертвецов (СИ) - Волынская Илона

Самым большим сюрпризом оказалась записка от Ады, лаконичная до почти полной неприличности. Ада тоже просила о разговоре: «я не любительница светских развлечений, потому буду благодарна, если Вы уделите мне время первой кадрили, чтоб я могла как можно скорее удалиться в свою комнату».

Митя пошуршал записками в кармане и хмыкнул: Лидия? Зинаида? Ада? Лидия его больше не интересовала, Зинаида наверняка станет спрашивать поможет ли Ингавар с ремонтом ее паро-кота, а Ада… что нужно Аде, он не имел ни маейшего понятия, но не был уверен, что это достаточный повод принять именно ее приглашение.

— Тпррру! — шумно заорал ехавший за кучера Антипка, и натянул вожжи столь резко, что тетушку чуть не снесло с сидения. Проторчать в карете им предстояло еще не менее получасу — столько экипажей собралось у парадного подъезда особняка Шабельских. Наконец дошел черед и до них, отец подал руку тетушке, Ингвар и Митя пристроились следом, и семейство Меркуловых чинно проследовало вверх по парадной лестнице к поджидающей их чете Шабельских.

— Аркадий Валерьянович, дорогой сосед!

— Родион Игнатьевич! Полина Марковна, вы все хорошеете! Разрешите представить вам мою сестру. Людмила Валерьяновна Фомина, вдова титулярного советника…

— Рады, душевно рады… Митя!

Сломав весь привычный строй приветствий, Полина Марковна прижала Митю к груди.

— Спасибо! Спасибо, мальчик мой! Вы так рисковали, чтоб спасти моих дочерей!

— К-каких… дочерей? — прохрипел полузадушенный Митя.

— Аду, Капочку, Липочку и Алевтину! — принялась деловито перечислять Полина Марковна. — Они с фройляйн Антонией и мисс Джексон как раз были в гимназии, когда… — она судорожно всхлипнула. — Когда случился этот ужас!

«Учитывая, что Зинаиду я спас еще раньше… неспасенной осталась одна лишь Лидия!» — мелькнуло в голове у Мити.

— Ах, они видели из окна, как отважно вы кинулись им на помощь!

— Видели? — глухо повторил Митя. Если сестрички Шабельские его видели, то… о, Предки! Ада собирается говорить об этом? Что именно она видела? — Неужели им достало сил смотреть… — принужденно улыбаясь, начал он.

— Ох, вы же знаете моих бандиток — этим бы достало! — вмешался Родион Игнатьевич. — К счастью, директрисе хватило разума загнать девчонок в подвал. Но как вы за топор схватились, они видели! Говорят, если бы вы с Урусовым не задержали виталийцев до прихода казаков, все могло кончиться очень, очень плохо!

Фух! — Мите потребовалось все светское воспитание, чтоб с шумом не выдохнуть Шабельскому в лицо.

— …и теперь девочки жаждут, просто жаждут танцевать со своим спасителем! — ласково улыбающийся Шабельский подтолкнул Митю в пеструю толпу бальной залы.

Это верно, все три — жаждут. А первая кадриль — одна.

Он замер на мгновение, глубоко, всей грудь вдыхая запах свечей, канифоли, духов, пудры, шелка… Запах светской жизни. Лучший запах на свете!

— Спасииитель… снова… — протянул над ухом ехидный голос.

— Снова? А когда еще? О чем вы, Алексей? — не менее ехидно поинтересовался Митя.

Не только симпатия, ненависть тоже бывает полезна. Ненавидящий невнимателен. Вот и Алешка, сдается, подзабыл, что драку Мити с восставшими мертвецами мог видеть лишь тот, кто был тогда в бабайковском доме-крепости. Митя даже искренне надеялся, что Алешка видел не все — не торчал же он у окна все мертвецкое побоище!

Митя неторопливо обернулся…

Алешка вовсе не выглядел смущенным, наоборот, он улыбался, тонко и многозначительно. Не оговорился, выходит, специально дразнит.

— Снова ваш гардероб страдает. — подхватил Алешка, небрежно стряхивая пылинку с лацкана фрака. Самого обычного… в бытность в Петербурге Митя бы на такой и не глянул — разве посмеяться… обычный пристойный бальный фрак… с белым жилетом… с сорочкой… От портного! А не то безобразие, что на самом Мите!

В горле встал ком. Все же забрать первую кадриль Лидии? Желательно под самым носом у Алешки, чтоб не улыбался с таким превосходством!

— Нелегко, наверное, когда глядят на героя… и видят… вот эдакое… Что ж… Держитесь! Я всем объясню, что у вас просто не было возможности приобрести нечто приличное. — он торжествующе оскалился… и удалился.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Единственное, что Митя смог — удержаться на месте, не броситься ему вслед, устроив безобразную драку прямиком в бальной зале.

— У вас ведь действительно не было возможности. — рассудительно сказал вдруг вынырнувший из толпы Ингвар. — А если бы вы не придавали такого значения одежде, он бы не мог над вами насмехаться. Будьте выше этого!

— Ингвар… — тяжко вздохнул Митя. — Быть выше пристойной фрачной пары можно только если ты из нее вырос! А, что вам объяснять… — он махнул рукой. Бал для него был безнадежно испорчен.

— Зачем юноше из простых понимать, как следует правильно одеваться? — губернаторша выступила из фланирующей по залу толпы как подсвеченное рассветными лучами облако из утреннего сумрака. Большая… Пышная… Кончиком сложенного веера взбила жесткие от крахмала кружева вокруг обширного декольте — став еще пышнее. — Достаточно, чтоб он был чист и опрятен, когда предстает перед высшими. — губернаторша махнула веером на Ингвара, будто сметая крошку со стола.

Бледный от унижения Ингвар деревянно поклонился, не забыв метнуть на Митю злой взгляд.

«Сейчас-то я в чем виноват?» — растерянно подумал тот.

— Мальчик мой! — цепкие пальчики губернаторши до боли вцепились ему в локоть.

— Леокадия Александровна! Это кружево так вам идет! Вы прекрасны… и роскошны…

«…как торт. Алевтины на вас нет!»

Что поистине удивительно — выглядела губернаторша в этом непомерном великолепии величественно… и гармонично. Йоэль, — вспомнил Митя. — Сын Цецилии Альшванг и неизвестного альва, или как говорил полицмейстер — иноверки и нелюдя — делал платье для Леокадии Александровны. Что ж, кем бы он ни был, а вкус у него был… альвийский.

— …платье великолепно, особенно тем, что лишь подчеркивает ваше величие и красоту!

И ведь почти правду говорит!

— Юный льстец… — губернаторша улыбнулась — не столько польщенно, сколько с сомнением. — Мы, как хозяева города, должны способствовать развитию местных ремесел… Похуже, конечно, чем иные мои платья — да хоть то, в котором я была, когда вы, юноша, мою карету угнали. То из Москвы выписано, а я в нем — шутка сказать! — на наемном извозчике ехала, подол замарала…

Митя вспомнил купеческое великолепие того платья, и торопливо поклонился, чтоб спрятать лицо:

— Позвольте мне воспользоваться случаем и принести извинения…

— Если вы о коляске, то ни слова более! — губернаторша властно взмахнула веером. — Ваш батюшка мне всё объяснил: вам срочно понадобилось передать ему послание! Я не поняла, почему вы не могли передать раньше… и почему нельзя было хотя бы предупредить, что вы берете лошадей… Но так и быть, я вас прощу, если… — губернаторша крепче перехватила его локоть и бесцеремонно зашептала прямо в ухо. — Если вы мне расскажете, почему мертвяки брели по городу… сто человек по дороге загрызли, верно вам говорю… а возле вашего дома — раз! И встали! Ну, юноша? — она нацелилась веером ему прямо в нос. — Что же их остановило?

— Так… Э-э-э… Забор, ваше превосходительство! — выпалил Митя. Проклятая сплетница как всегда слишком близко подобралась к правде.

— Изволите шутить? — выпрямилась губернаторша.

— Как можно, ваше превосходительство! — лихорадочно пробормотал Митя. — Дело ведь в том… какой это забор! Вы же слыхали, что… что нам достались цеха этого негодяя Бабайко. Который осмелился покуситься на святое — покой мертвых. Ну вы же понимаете… — Митя интимно понизил голос. — …что какой-то лавочник не мог держать их в узде? Он же не Мораныч! — Митя огляделся, будто боясь, что их подслушают, и выдохнул. — Все дело в кирпиче! В цехах он не простой, а… мертвецкий! Если построить из него забор — ни один мертвяк не пройдет! Вот мы сразу как приехали и… укрепились.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Оставался, правда, вопрос, как Бабайко научился производить такой кирпич, но Митя искренне надеялся, что губернаторша этим вопросом не задастся. Или хотя бы задастся не сразу.