Амундсен - Тур Буманн-Ларсен

В глубине души полярник не находит себе места. Он даже завидует Тессему и Кнудсену, когда те уходят. «Мне очень хочется попасть на юг и узнать последние новости», — признается он в письме Леону.

В середине сентября «Мод» удается освободиться из ледового плена и пойти дальше на восток, однако уже к концу месяца экспедиция вынуждена искать бухту для новой зимовки. Поскольку идти на север невозможно, корабль причаливает у острова Айон, примерно на полпути между Новосибирскими островами и Беринговым проливом. Естественно, среди экипажа зреет недовольство. Это поход к Северному полюсу или ссылка в Сибирь?

«Сегодня уволил Рённе и Тённесена, сообщив им, что они могут отправляться домой… — пишет Начальник в дневнике 26 сентября, сурово критикуя обоих. — Рённе — смутьян, который пакостит у тебя за спиной. Тённесен — глупый щенок, который не терпит человеческого обращения, поскольку начинает капризничать и делается невыносим. Важно избавиться от всех подрывных элементов, прежде чем мы окончательно покинем эти края».

Мартин Рённе уже не раз представал перед всем честным народом в откровенно пьяном виде. В мрачные минуты парусных дел мастер испытывал неодолимое желание пить крепкие напитки чашками. А на «Мод», как и на «Фраме» во время похода в Антарктику, были собраны значительные запасы алкоголя. Впрочем, и тогда, и теперь на судне действует строжайшая система контроля за его потреблением. Даже Линдстрём и Юхансен вынуждены были мириться с амундсеновской тиранией воздержания. Зато теперь списать на берег можно не пьяницу Рённе, а смутьяна Рённе.

1 декабря 1919 года Вистинг и Хансен отбывают в долгий путь к Берингову проливу, в Ном. С «Мод» уходит очередная порция почты. Заодно они прихватывают Тённесена, чтобы доставить туда, где он будет больше к месту, — в цивилизованные края. К Рённе проявлено снисхождение: ему позволено остаться. Помимо всего прочего, он бы не выдержал трудного перехода.

Хотя участников экспедиции стало меньше, вторая зимовка протекает менее одиноко, чем первая. Они по-прежнему отрезаны от цивилизации, однако постоянно общаются с живыми людьми. Д-р Свердруп откладывает в сторону свои научные изыскания и с головой уходит в изучение «дикарей» (как их называет Амундсен).

4 декабря 1919 года до норвежской колонии доходит весть о мире. Через год после капитуляции Германии Амундсен узнаёт от русского торговца последнюю новость мировой истории. На следующий день он помечает в дневнике: «У нас сегодня праздник, мы расцветились флагами и устроили пир по случаю заключения мира и бегства кайзера. Будем надеяться, его мошенник сын — этот отвратительный кронпринц — сбежал вместе с ним». Полярный путешественник непримирим в своей ненависти и распространяет ее на следующее поколение. Через несколько месяцев до него доходят непроверенные сведения о судьбе заклятого врага: «Ходят слухи… в общем, мне рассказали, что немецкого душегуба Вильгельма собираются высадить на необитаемом острове, как в свое время Наполеона. Слишком мягкое наказание для этого чудовища». Увы, кайзер пребывал в куда более уютном и покойном месте — во дворце посреди цивилизованной Голландии. Сам же полярник находился именно «на необитаемом острове». Вот как несправедлива судьба к тем, кто желает зла другим.

На «Мод» не всё ладится с камбузом. В отсутствие Линдстрёма Начальник (как он пишет в предназначенном Леону письме с продолжениями) с удовольствием бы «нанял желтокожего или чернокожего кока. Цветные куда лучше приспособлены к этому занятию, чем мы, белые. Теперь у нас нет постоянного кока, и это очень печально». Рённе, на котором лежит почти вся остальная физическая работа, оказывается никудышным коком. Поскольку никому другому на камбузе не нравится, Начальник решает сам заняться стряпней и, посчитав новую специальность делом чести, может вскоре похвастаться, что булочки, которые он печет к завтраку, даже лучше линдстрёмовских оладий. «Начальник в роли кока может показаться смешным, — довольный, записывает он под Новый год, — однако эти две должности суть важнейшие в походе вроде нашего». Заявление не очень многообещающее для научных достижений экспедиции.

Впрочем, Начальник не совсем забросил науку. В конце мая 1920 года он взялся приручить крохотного белого медвежонка и нарек его Мари. Кто такая была Мари? Возможно, девочка из Видстена или Христиании, в которую Руал влюбился еще в отрочестве? Или… как звали ту бельгийку? Уж не Мари ли? Руал Амундсен никогда не брал имен с потолка. Он был мечтателем, но не поэтом.

С медвежонком можно возобновить Хагенбековы зоологические опыты. Начальник собственноручно приступает к дрессировке. Прежде всего надо завоевать расположение животного. «Отношения между мной и Мари с каждым днем улучшаются», — сказано в дневнике. К сожалению, не проходит месяца, как Амундсену достается удар лапой и он вынужден признать себя побежденным непокорным диким зверьком: «Сегодня усыпил Мари хлороформом». Это, однако, не значит, что теории Хагенбека опровергнуты. «Возможно, в руках опытного дрессировщика из нее и получился бы толк, но я должен прекратить опыты», — униженно заключает Начальник.

14 июня 1920 года — спустя более чем полгода после отъезда — на «Мод» возвращаются Ханссен и Вистинг. Путешествие было трудным, однако поручения они выполнили — избавились от Тённесена и привезли Начальнику ответную телеграмму от Леона. До Аляски и Нома моряки не добрались: телеграммы удалось кое-как отправить с побережья Берингова моря, из Анадыря.

Только теперь Руалу Амундсену становится ясно, что Тессем и Кнудсен не вернулись в Норвегию. Так как Ханссен в Анадыре почему-то не дал ответа на посланный Леоном запрос о них, Начальник письменно излагает всю историю с самого начала: «Вскоре после отбытия эксп. из Норвегии обнаружилось, что Тессем подвержен приступам депрессии. Дело было настолько скверно, что ближе к Рождеству я принужден был вызвать его к себе и потребовать объяснений. Он сказал, что не чувствует себя достаточно сильным для нашего похода. Тогда я спросил, не хочет ли он возвратиться домой. На что он ответил, что это его самое заветное желание. Я посчитал, что путь из гавани "Мод" до телеграфной станции на острове Диксон, а оттуда — в Норвегию будет совершенно безопасным благодаря многочисленным складам, устроенным в 1915 году Отто Свердрупом. Исключительно в виде предлога для возвращения Тессема домой я послал с ним почту. Поскольку ему нужен был провожатый, мой выбор пал на Кнудсена, который в свое время ходил со Свердрупом закладывать этот провиант»[102].