Первый удар (сборник) - Сергей Анисимов

– Ке?[11] Пооп? – спросил кто-то.

– Ну, эта, хейта,[12] стал быть, хейта!

– А-а-а, руссика хейта!..[13] – понимающе откликнулся кто– то, и Матрена заметалась по двору. «Господи, чухонцы!.. За оброком, что ли?.. А я-то, господи, с четвертью… Заарестуют!..» – так и не сообразив, куда спрятать бутыль, матушка Матрена столбом застыла посреди двора, глядя как в услужливо распахнутую Авдюшкой калитку («П'жалте-с, ваш'ство!») боком протискивается здоровенный белобрысый и синеглазый финн с черным страшным автоматом на шее.

– А ето, ваш'ство, попадья наша, Матрена Исламходжоевна. Жена хейтова, значить, – Авдюшка всплескивал рукавами с нашитыми бело-голубыми шевронами, приплясывал вокруг незыблемо возвышающегося финна.

– Ага! – добродушно сказал финн. – Маткаа, рокка, яйкка, мези, млекко, порсас, пиистро![14]

– Чаво стала-то, Исламходжовна?! Оброк ташши!

– И-и-и, касатики, дык ведь нетути ничего!.. – привычно затянула Матрена. «У-у-у, ироды, чтоб вам повылазило! Все тянут, тянут – мочи нету!» – подумала она, боком-боком подвигаясь к дверям амбара.

– Как ето – «нетути»? – хищно спросил Авдюшка, наметанным глазом озирая двор. – А ктой-то у тебя надысь в анбаре хрюкал, ась? Нешто картошка хрюкает?.. Кабана хоронишь?!

– Каапанаа? – недоуменно спросил финн.

– Порсас, ваш'ство, в анбаре прячет. В тала,[15] значить, – Авдюшка ткнул пальцем в сторону амбара. – Давеча с тактористом-те договаривалась, колоть его собирались нынче!

– Не пушшу! – вскинулась Матрена, загораживая спиной дверь амбара.

– Я те не пушшу! Я те не пушшу! – сипел Авдюшка, оттаскивая ее в сторону. – Ой, а ето чавой-то у тебя, ась? – он подхватил выпавшую из-под телогрейки четверть.

– Саамагонна остаа?[16] – затвердевшим голосом спросил финн, сводя белесые брови к переносице.

– Сухой закон знаешь, ась?! Незаконно спиртное гонишь, ась?! – наскакивал Авдюшка на Матрену, дыша перегаром.

– Несаконнаа! – подтвердил финн.

– Отворяй двери-та, Матрена! Сдавай порося-та! – Авдюшка, зажав четверть подмышкой, отвалил засов.

«Ну, щас я вам сдам, изверги!» – подумала Матрена, отворяя загон, где, стукаясь о стенки, метался снедаемый страстями кабан Кешка.

– Хр-р-ры?! – недоуменно хрюкнул он, обнаруживая открытую дверцу. – Хр-р-ы-ы-ы!!! – радостно взревел он, вылетая разжиревшим мячиком из загона.

– Ой, господи-и-и! – взвизгнул по-поросячьи Авдюшка, роняя бутыль и соколом взлетая на забор.

– Ке? Мо?..[17] – ошарашенно оглянулся финн – и увидел атакующего Кешку.

– С-с-сатана перкеле![18] – присвистнул он, хватаясь за автомат…

…Матушка Матрена, промакая глаза уголком косынки, смотрела, как четверо финнов, сопя от натуги, волокли бездыханного Кешку к броневику, притормозившему за калиткой. Полицай Авдюшка, присев на корточки у амбара, жалобно цокал языком, перебирая осколки четверти и алчно принюхиваясь к высыхающей лужице самогона.

2

…Великая Финская Мечта осуществилась в середине II века после Падения, когда был положен конец многовековой трагедии Разъединения Финнов. На огромных просторах от Эстонии до Урала широко раскинулась Великая Суоми, объединившая в одну семью финские народы Прибалтики, Валдая, Поволжья и Прикамья. Исконно финский город Москву вновь осенило бело-голубое знамя. Финский народ обрел издревле отторгнутую у него святыню, место успокоения предков и исток великой финской культуры – Ананьинский могильник близ древнего финского города Елабуги. Многочисленные паломники могут теперь беспрепятственно поклоняться величественному Храму Истока, воздвигнутому на берегу Камы…

Царь, государь и великий князь всея Великия, и Малыя, и Белыя, и прочая самодержец Николай VIII сидел в малой тронной горнице и задумчиво тянул из золоченого ковша «Amaretto». В дверь посунулся рослый стольник в белом атласном кафтане поверх костюма «Adidas» и с поклоном доложил:

– Бояре пожаловали, государь!

Великий князь качнул на него узорным сапогом, и стольник исчез. В дверь шумно полезли бояре в норковых шапках и турецких дубленках, с ходу падали ниц и на четвереньках ползли приложиться к государеву сапогу. Передний боярин, блестя золотыми зубами, начал:

– Паслушай, колбатоно Нико…

– Э-э, бичо, я постарше тэбя буду, а? – потянул его за полу другой боярин.

– Слушай, кацо, твой дэд в Рязани на рынке мандарины продавал, когда мой атэц уже служил атцу колбатоно Нико…

– Твой атэц, маймуни, еще с дэрэва нэ слез, когда я…

– Цыть вы, генацвале! – ощерился великий князь, пинком ноги опрокидывая на них вазу с гвоздиками. – Всех обратно сошлю!

Дверь с треском распахнулась, и двое стольников, безжалостно топча простертых на полу бояр, подтащили к трону бессильно обвисшего в их руках стрелецкого полковника. Малиновый кафтан его висел клочьями, голова была обмотана набухшей кровью портянкой. Загремев кобурой маузера, полковник рухнул к ногам царя.

– Не вели казнить, государь! – просипел он. – Одолели нас! На хиликоптерах прилетели, ироды.

– Кто? Что? – побледнел государь.

– Сумь, батюшка! Сумь и емь. Язычники безбожные! По аеру, яко птицы…

– Десант?! – безумно поводя глазами, возопил Николай. – Я царь еще! Подымать ополчение! Бояре, на конь, мать вашу Грузию!..

…Боярские дружины прочно держали ГУМ. Внутри гремели очереди, рвались гранаты, раздавалось то «Сатана перкеле!», то «Шени траки!..» Финские десантники густо лезли на приступ, забрасывая дружинников гранатами, врывались в здание – но там, в тесноте, дружинники кололи их кинжалами, рубили шашками, обрушивали на головы штурмующих тяжелые прилавки и кассовые аппараты. В темных углах внезапно распахивались люки, и неосторожные финны проваливались в бездонные недра ГУМа.

На прочих участках было хуже. Кутафья башня, до самых зубцов забитая телами, шестой раз переходила из рук в руки после бешеной рукопашной. Финны шли на стены упрямо и зло. Защищаться было некем. Стрелецкие слободы не успели подняться, опричный танковый полк, по слухам, бился в Черемушках в окружении, поражаемый бомбами с вертолетов, без толку расходуя драгоценное горючее. Государь велел отходить.

Царевы стольники и жильцы, увешанные гранатами, как новогодние елки, прошли через Спасские ворота и, стреляя из гранатометов даже в отдельных финнов, пробили государеву поезду дорогу из Кремля. Колонна двинулась: впереди и позади – по танку, между ними – КамАЗы с казной, государев бронированный лимузин и восемнадцать бензовозов. Налетевший было на колонну финский вертолет был сбит плотным огнем охраны и рухнул, ломая лопасти, на замыкающий танк. С колокольни Ивана Великого, захлебываясь, строчил пулемет, сдерживая прорвавшихся наконец в Кремль финнов. Вот он замолк, с колокольни с воплем полетело чье-то тело…