Артефакты древних могильников (СИ) - Раиса Николаева

Саннаэтель принялся освобождать Даххарста от штырей, Миранэль стала ему помогать.

Светлый делал это бережно, стараясь не причинять боли, Миранэль же дергала изо всех сил, а поскольку ее магические силы были малы, то выдирая штыри, она еще больше ранила Темного. Даххарсту не перед кем было «держать лицо», поэтому он, не сдерживаясь, заорал от боли.

Стражник, услышавший этот крик, содрогнулся от ужаса, представив, что Миранэль делает с пленником. До этого Даххарст ни то, что кричать, даже не стонал ни разу, выдерживая все пытки Исилите и Наставника.

Наконец, Даххарста освободили, оставив на его руках имитацию, в случае, если кому-нибудь придет в голову взглянуть на него. Миранэль вызвала Таггерта, чтобы он забрал Саннаэтеля, сама же она, как ни в чем ни бывало, собиралась из камеры, чтобы не вызвать у охраны подозрений. Таггерт протянул ей что-то завернутое в тонкую шелковистую бумагу, глаза его при этом так светились, в предвкушении чего-то, что Саннаэтель, заметивший это, сильно удивился, еще больше он удивился, увидев, как покраснела Миранэль под таким взглядом Темного.

Когда Таггерт и Саннаэтель исчезли, Миранэль, напоследок, предупредила Даххарста.

— У тебя времени разыскать и вытащить Ализе, только до утра. Учти, она ранена, возможно, даже серьезно, — он кивнул в ответ, подтверждая, что хорошо ее понял. Она толкнула дверь камеры, и вышла из нее с гордо поднятой головой. Охранники, стоявшие у выхода, шарахнулись от нее в разные стороны. Миранэль довольно улыбнулась. На всякий случай, она снова пошла к дому Наставника, небезосновательно подозревая, что Исилите следит за ней. Демонстративно она открыла сумочку и вытащила из нее завернутые в бумагу предметы, потом бережно положила их обратно, заметив краем глаза удаляющуюся фигуру женщины.

«Так тебе и надо! — со злорадством, думала она, до сих пор не простив Исилите за жестокие, обидные и несправедливые слова, что та когда-то бросила ей в лицо. — Интересно, — подумала Миранэль, — зачем Исилите вышла замуж за Эллентиэля? Ведь и слепому ясно, что она без памяти любит Сибилла. — Миранэль взвесила все обстоятельства, прикидывая эту ситуацию на себя, — Наверно, она хотела отомстить Наставнику, сделать ему больно, надеясь, что этот брак покажет ему, насколько тот был не прав, отталкивая Исилите. Да, — окончательно решила Миранэль, — так все и было! Вот только страдать она заставила не Сибилла, а Эллентиэля, Ализе, Саннаэтеля, и скорее всего себя!»

Миранэль тряхнула головой, отбрасывая ненужные мысли о ненавистной сопернице, и бодро протопала к дому Наставника.

Сибилл все еще был без сознания, Миранэль улыбнулась, подумав про себя, что Таггерт хорошо его приложил. Она потерла печать, вызывая любимого. Когда он появился, Миранэль затащила его в ванную.

— Не хочу, чтобы Сибилл даже случайно увидел нас вместе, — шепотом объяснила она. — Мало ли что? А так у меня всегда будет отговорка, что я была не я, а Темный, наложивший на себя мою иллюзию. А то, что амулеты Светлых этого не распознали, объясню тем, что амулеты иллюзий Темных, взяты из Древних Могильников. Сибилл поверит, я в этом уверена.

Довольно засмеявшись, они исчезли.

Глава 16

Ализе лежала, скорчившись на полу возле стены в камере, в которую ее затащила мать. Боли уже не было, но это ничего не меняло. Ализе больше не хотела жить. Она отказалась от пищи, отказалась от воды, которую ей заботливо подсунул один из охранников, искренне сочувствующий девушке. Она не плакала, уже не плакала, все слезы были выплаканы еще после ухода мамы. Мамы? Ализе теперь никогда не назовет эту страшную женщину даже в мыслях мамой. В голове постоянно звучал последний разговор, что произошел между ними.

Когда Ализе прикрыла собой мужа, приняв магический удар матери, она от боли потеряла сознание. Очнулась, когда ей в лицо кто-то плеснул воду. Ализе открыла глаза и обнаружила, что находится в камере. Здесь не было ни мягкой постели, ни матраца, ни подушки, только голый холодный пол. Встать она не смогла, ноги не держали, поэтому она села, привалившись к стене.

— Что, ноги не держат? — услышала она холодный равнодушный голос. Ализе подняла глаза, и тут же отвела, испугавшись того, что прочла во взгляде матери. — На что ты надеялась, совершая свой глупый бессмысленный поступок? — вопрос звучал риторически, и Ализе не стала и пытаться на него ответить. — Я спрашиваю, чего ты добивалась своими действиями? — Исилите повысила голос, гневно глядя на дочь.

— Я… я хотела… я не могла смотреть на то, как мучается Даххарст, — наконец, выдавила она из себя.

— Ты не хотела видеть, как мы справедливо — я подчеркиваю: справедливо — наказываем негодяя за все те мерзости, что он совершил?!

— Он не негодяй, — едва слышно прошептала Ализе.

— Что?! — возмущению Исилите не было предела. — Ты мне говоришь, что он не негодяй, после всего того, что он тебе сделал? Ты забыла, как он тебя покалечил, и как ты десять лет страдала и мучилась? — Исилите, действительно не понимала свою дочь и хотела услышать ответ.

— Он нечаянно, он не хотел, так получилось, — залепетала, пытаясь оправдать мужа, Ализе. — К тому же и я его тоже покалечила, он тоже страдал десять лет.

Но для Исилите такие аргументы не были оправданием, гнев буквально клокотал в ее глазах.

— Его поступкам нет оправдания, нет прощения, и он за них ответит!

— Мама, я его простила, и я не хочу, чтобы он страдал, — Ализе тихо заплакала, не зная, как еще оправдать мужа.

Ее слезы и слова просто взбесили Исилите.

— Ты его простила?! Да где же твоя женская гордость, где твое самоуважение? Ты, как половая тряпка, позволяешь вытирать о себя ноги!

— Я не тряпка, — от таких слов слезы на глазах Ализе мгновенно высохли. — Я не тряпка, — повторила она, — наши отношения — только наши, и больше никого не касаются. Если я простила его, значит, для этого были основания.

Но Исилите ее не слушала. Она в ярости смотрела на дочь, не в силах поверить, что это ее плоть и кровь.

— Ты, что не понимаешь, что я тебе говорю? — потрясенно спросила она. — Твой муж не только поднял на тебя руку, главное — он не любит тебя! Понимаешь, не любит, и никогда, никогда не полюбит! Так зачем ты пыталась его спасти?

Ализе видела, что мать искренне не понимает ее, не понимает мотивов ее поступка, не понимает ничего, и тогда Ализе сказала мягко, спокойно, как говорят с маленьким, глупым несмышленышем:

— Я знаю и понимаю, что он меня не любит. Я это очень хорошо поняла и осознала благодаря вам. Но дело в том, что я люблю его! Люблю настолько сильно, что воспринимаю его боль, как свою собственную. Если бы было можно, я отдала бы все мои оставшиеся годы только, чтобы спасти его. Я отдала бы жизнь, чтобы помочь ему. Я жалею, что ушла от него, когда мне было так хорошо рядом с ним. Ушла, узнав, что он женился на мне не по любви, а по долгу чести. Ушла, даже не попытавшись бороться за него, не попытавшись вызвать ответных чувств.