Левиафан. Человеческая природа. О свободе и необходимости - Томас Гоббс

что изложенные мной принципы не являются принципами разума, то я во всяком случае уверен, что они являются принципами, имеющими за собой авторитет Писания, как я это покажу, когда буду говорить о царствовании Бога (при посредстве Моисея) над еврейским народом, принадлежавшим ему на основании заключенного с ним завета.

Возражение против мнения о неспособности простого народа. Говорят еще, что хотя эти принципы правильны, однако простой народ не обладает в достаточной степени умственными способностями, чтобы его можно было просветить на их счет. Я был бы рад, если бы богатые и могущественные подданные какого-либо королевства или те, кто считается наиболее ученым, оказались не менее неспособными, чем простой народ. Но все знают, что помехой признанию этого рода учения служат не трудности его содержания, а интересы тех, кто должен им проникнуться. Сильные люди с трудом переваривают что-либо, клонящееся к установлению власти, которая обуздывала бы их страсти, а ученые люди – с тем, что обнаруживает их ошибки и этим умаляет их авторитет, между тем как умы простых людей, если они не зависят от сильных и не запутаны мнениями ученых, представляют собой чистую бумагу, способную воспринимать все, что государственная власть запечатлеет на ней. Если целым народам можно было внушить убеждение в истинности великих таинств христианской религии, которые выше человеческого разума, а миллионам людей внушить веру в то, что одно и то же тело может находиться одновременно в бесчисленных местах, что противоречит разуму, то разве не могут люди учением и проповедью, покровительствуемыми государством, заставить признать учение, в такой степени согласное с разумом, что всякому непредубежденному человеку стоит лишь прислушаться к нему, чтобы проникнуться им? Поэтому я заключаю, что, пока суверен удерживает за собой всю полноту власти, трудности просвещения народа относительно существенных прав верховной власти, которые являются естественными и основными законами, воздаются лишь ошибками самого суверена или тех, кому доверил управление государством. Следовательно, долг |суверена заставить просвещать народ относительно этих прав: этого требует не только его долг, но и интересы его влага и безопасности, ибо лишь так он может предотвратить опасность, которая грозит ему лично от восстания.

Подданные обязаны понимать бесполезность изменения формы правления. И (чтобы перейти к частностям) суверена следует просвещать насчет того, во-первых, что он не должен увлекаться формами правления соседних народов выше, чем своей формой правления, и что он не должен стремиться к изменению последней, какое бы благоденствие он ни наблюдал у народов, управляемых иначе, чем он. Ибо благоденствие народа, управляемого аристократическим или демократическим собранием, обусловлено не формой правления, а послушанием и согласием подданных, и в монархии народ процветает не потому, что право управлять им принадлежит одному человеку, а потому, что народ повинуется этому человеку. Устраните в каком-либо государстве послушание народа, следовательно, и его внутреннее согласие, и народ не только не будет процветать, но в короткое время погибнет. Те, которые своим неповиновением думают лишь реформировать государство, найдут, что они его этим разрушили, и, таким образом, очутятся в положении глупых дочерей Пелея, которые, как гласит легенда, желая омолодить своего дряхлеющего отца, разрубили его по совету Медеи на куски и сварили вместе с какими-то дикими травами, но этим не сделали из него нового человека. Это стремление к изменению существующей в государстве формы правления есть как бы нарушение первой заповеди Бога, которая гласит: поп habebis Deos alienos – да не будет у тебя Богов других народов; а в другом месте Бог говорит о царях, что они Боги.

И не отдавать предпочтение какому-либо популярному лицу в противовес суверену. Следует, во-вторых, внушать народу, что он не должен поддаваться восторгу перед доблестью кого-нибудь из сограждан, какое бы высокое положение он ни занимал и как бы ярко ни блистала его слава в государстве, или перед доблестью какого-нибудь собрания (за исключением верховного) так, чтобы оказывать им то повиновение и те почести, которые приличествует оказывать лишь суверену, которого они каждый на своем месте представляют, а также что он должен поддаваться их влиянию лишь постольку, поскольку они проводят влияние верховной власти. Ибо нельзя себе представить, чтобы суверен любил свой народ должным образом, если не ревнует его и терпит, чтобы, соблазненный лестью популярных людей, народ отказался от преданности ему, что часто бывало не только тайно, но и открыто, когда народ устами проповедников объявлял брачный союз с этими популярными людьми in facie Ecclesiae и провозглашал его среди улицы. Это можно было без натяжки сравнивать с нарушением второй из десяти заповедей .

И не спорить о верховной власти. В-третьих, вследствие этого народ должен знать, сколь большим преступлением является дурной отзыв о верховном представителе – будь то один человек или собрание людей – или рассуждать и спорить о его власти, или так или иначе непочтительно употреблять его имя, так как всем этим суверен может быть унижен в глазах народа и может быть поколеблено повиновение народа, в котором заключается спасение государства, и таковое учение представляет собой аналогию третьей заповеди.

И иметь время для изучения своего долга по отношению к суверену. В-четвертых, ввиду того что народ не может учиться, а если учился, не может запомнить, а по прошествии поколений не может даже знать, кому принадлежит верховная власть, если время от времени, не отложив в сторону своих обычных занятий, он не послушает тех, кто назначен просвещать его,– ввиду этого необходимо, чтобы было установлено время, когда народ мог бы собираться и по вознесении молитв и хвалы Богу – царю царей слушать поучение о своих обязанностях, а также чтение и толкование положительных законов, поскольку они касаются всех подданных, и напоминание о той власти, благодаря авторитету которой они становятся законами. Для этой цели евреи каждый седьмой день имели субботу, когда им читался и толковался закон и торжественность которого напоминала им, что их царем является Бог, который, сотворив мир в шесть дней, в седьмой почил. Л отдых от всякой работы напоминал им о том, что царем их является тот Бог, который вывел их из Египта, страны рабства, и дал им время, когда они могут после торжественного богослужения сами наслаждаться законным покоем. Первая скрижаль Завета, таким образом, вся заполнена изложением содержания абсолютной власти Бога, не только как Бога, но и как царя в силу завета, заключенного (в отличие от всех других народов) с евреями, и эта скрижаль Завета может служить всем суверенам, имеющим власть в силу их договора с людьми, указанием, чему они должны учить своих подданных.

И почитать