Лотосовый Терем - Тэн Пин

Ли Ляньхуа потрясённо уставился на него.

— Желание твоего деда?

— Ты не догадываешься? — покосился на него Фан Добин.

— Нет, конечно, — замотал головой Ли Ляньхуа. Глава клана Фан утопал в роскоши, поддерживал тесные отношения с высокопоставленными чиновниками императорского двора и никогда не интересовался делами цзянху.

— Забыл? У меня есть очаровательная тётушка, которая тоже бросала на тебя кокетливые взгляды… — рассмеялся Фан Добин. — Хотя после назначенного тобой лекарства она три месяца мучилась желудком, но зла не держит.

— А?.. — удивился Ли Ляньхуа.

— Глава семьи тоже считает, что лет ей уже немало, трудно встретить человека, чтобы полюбился с первого взгляда, — беззаботно продолжал Фан Добин. — Поэтому он желает предложить тебе стать моим младшим дядюшкой. Глава семьи решил сам поехать на свадьбу Сяо Цзыцзиня, чтобы высказать уважение, и сказал похитить тебя, чтобы он мог присмотреться…

— Ну уж нет, так не пойдёт, — тут же замотал головой Ли Ляньхуа.

Фан Добин в прекрасном настроении продолжил пить вино и есть мясо.

— Вообще-то, младшая тётушка хоть и очаровательна, но ужасно скучная и та ещё притворщица. Разве что правда очень красивая…

Ли Ляньхуа снова покачал головой, а потом вдруг усмехнулся.

— По правде говоря, я и так собирался на свадьбу Сяо… героя Сяо, но вот твоим дядюшкой ни за что не стану.

Фан Добин такого не ожидал и замер с чашей в руке.

— Ты собираешься поехать?

— Я не только поеду, но ещё и сделаю большой подарок, — с серьёзным видом ответил Ли Ляньхуа.

Фан Добин смерил его взглядом.

— Правда?

— Правда, — кивнул Ли Ляньхуа.

— Что-то тут нечисто, — сказал Фан Добин.

Бяньчжоу, Байцаопо, Павильон дикой зари.

Стояла поздняя осень, трава в Байсаопо на пике Сяоцин почти пожелтела, свистели горные ветра, и хотя близилось радостное событие, оно не слишком скрашивало окружающее уныние. Несколько прядей чёрного дыма рассеялись на ветру, искры от сгоревшей бумаги на миг взметнулись в воздух и кружась унеслись в небесную высь — по запаху дыма, земли и трав было очевидно, что кто-то посещает могилу.

Смеркалось. Неподалёку от ворот Павильона дикой зари в Байцаопо находился каменный лес с большой, непостижимо глубокой заводью, рядом с которой стояло простое надгробие с могильным холмиком позади.

Ритуальные деньги ещё не отгорели, огонь не погас. Мужчина и женщина плечом к плечу молча стояли на коленях перед надгробием, по всей видимости, уже очень долго. Мужчина в фиолетовом одеянии был высоким и стройным, с красивым лицом, глаза его горели огнём, внушающим страх и благоговение; женщина в белом платье была изящной и нежной, её собранные в узел волосы украшали не драгоценные шпильки, а простой белый цветок.

Эти двое были “Избранный в фиолетовом” Сяо Цзыцзинь и сердечная подруга Ли Сянъи Цяо Ваньмянь, которым через пять дней предстояло пожениться. Они преклонили колени перед могилой с одеждой Ли Сянъи и простояли так уже половину большого часа. Оба молчали, только тихо и задумчиво смотрели на начертанные на надгробии слова “Здесь покоится преданный друг, Ли Сянъи”.

— Как быстро… пролетело десять лет… — наконец медленно проговорила Цяо Ваньмянь. — Уже десять лет. — С изящными и строгими чертами лица, она обладала неяркой, но нежной и спокойной красотой, в голосе не слышалось ни печали, ни радости, а лишь глубокое недоумение.

Сяо Цзыцзинь медленно поднялся и отряхнул одежду.

— За эти десять лет мы не оскорбили его память.

Цяо Ваньмянь кивнула, но осталась на коленях перед могилой, опустив голову и закрыв глаза, о чём-то задумавшись. Сяо Цзыцзинь протянул руку, чтобы помочь ей встать, и, опираясь друг на друга, они медленно вернулись в Павильон дикой зари, а затем заперли за собой двери.

Сяо Цзыцзинь познакомился с Ли Сянъи двенадцать лет назад, Ли Сянъи было шестнадцать, а ему — двадцать два. Тогда Ди Фэйшэн ещё не основал секту “Цзиньюань”, в цзянху было спокойно и вольготно, и они с Ли Сянъи, а также с Дань Гудао, который позднее стал вторым главой ордена “Сыгу”, были неразлучными друзьями, часто путешествовали, любуясь красотами природы, пили вино и состязались в силе и ловкости — то были краткие месяцы беззаботной юности.

А затем Ди Фэйшэн обрушил на цзянху бедствия. Ли Сянъи не только обладал выдающимися боевыми навыками, но ещё и превосходил других по уму и способностям, его влияние росло с каждым днём, и Сяо Цзыцзинь с Дань Гудао постепенно превратились в помощников младшего товарища. Через несколько лет Дань Гудао погиб в битве в сосновом бору, Ли Сянъи без вести пропал в море, некогда великий орден “Сыгу” рассеялся как облака, влекомые ветром — каково было в этом безмолвном одиночестве, разве кто-то знает, кроме него?..

Он привёл Цяо Ваньмянь обратно в Павильон дикой зари; комнаты уже украсили лентами и фонариками к торжеству, но снаружи было холодно и безжизненно. Видя потемневшие глаза Цяо Ваньмянь, Сяо Цзыцзинь вдруг спросил:

— Всё ещё не можешь его забыть?

Цяо Ваньмянь слегка вздрогнула и спустя долгое время прошептала:

— Не знаю.

Сяо Цзыцзинь не ожидал другого, отвернулся и встал у окна, заложив руки за спину; горный ветер свистел и покачивал полы его одежд.

— Я лишь знаю, что недостойна тебя, — услышал он тихий голос Цяо Ваньмянь.

— Выходи за меня, — сказал Сяо Цзыцзинь. — Настанет день и ты сможешь его забыть, ты ни в чем перед ним не виновата.

— Я ведь уже согласилась выйти за тебя, — улыбнулась Цяо Ваньмянь. — Да, мы не виноваты перед ним.

Сяо Цзыцзинь повернулся и положил руки ей на плечи.

— Ты честная женщина, и не стоит обращать внимания на чужую болтовню. Через пять дней я всему миру заявлю, что в этой жизни мы с тобой будем вместе до седых волос и никогда не расстанемся.

Цяо Ваньмянь кивнула, встала перед окном рядом с ним. Вечерняя заря окрашивала в золото деревья и осенние травы, придавая всему мягкую гармонию.

Двенадцатое число восьмого лунного месяца.

До свадьбы Сяо Цзыцзиня и Цяо Ваньмянь оставалось три дня. У подножия Сяоцина уже царило невероятное оживление, кабачок “Сяо-Цяо”, постоялый двор “Улинь”, чайная “Пара небожителей” и другие подобные места были битком набиты людьми. Те, кому не удалось урвать местечко, натягивали верёвку и спали на ней, некоторым это не нравилось и они клали на землю шипастую булаву и спали на ней. А коль уж кто-то спал на булаве, то нашлись и люди, спящие на рогатинах, вниз головой, на ветвях деревьев не толще палочек для еды, на поверхности воды, на больших камнях — и на следующий день после пробуждения камень рассыпался в