Нежные юноши (сборник) - Фицджеральд Фрэнсис Скотт

Без четверти восемь Бэзил вывел Леонардо Эдварда Дэвиса Де-Винчи из бара гостиницы, оставив чемодан на хранение у бармена.

– Важное дело, – бормотал Скидди, пока они ловили такси.

– Очень важное! – поддакивал Бэзил. – Я позабочусь, чтобы вы обязательно туда добрались!

Когда подъехала машина, Скидди ввалился в салон, а Бэзил назвал водителю адрес.

– Большое спасибо и до свидания! – с жаром крикнул Скидди. – Поехали со мной, выпьем еще разок за лучших друзей человека!

– Нет-нет! – сказал Бэзил. – Это ведь очень важное дело!

– Вы правы! Крайне важное!

Машина отъехала, и Бэзил проводил ее взглядом, пока она не скрылась за поворотом. Скидди поехал на Лонг-Айленд, к могиле Цыпленка.

До этого Бэзил никогда не пил, а теперь в его и без того охваченную ликующей легкостью голову ударило еще и три коктейля, которые ему пришлось в себя опрокинуть. На обратном пути в особняк Дорси он запрокинул голову и во все горло расхохотался. Чувство собственного достоинства, утраченное вчера вечером, вновь оказалось на месте; его собственная уверенная сила внушила ему трепет.

Дверь открыла горничная, а шестое чувство подсказало, что в холле на первом этаже кто-то есть. Он дождался ухода горничной; затем шагнул к двери гардеробной и распахнул ее. Там стоял чемодан, а у чемодана стояла Юбина, выглядевшая и раздраженной, и испуганной. Обмануло ли его радостное возбуждение – или же, когда она его узнала, ее лицо и в самом деле вспыхнуло облегчением?

– Привет!

Она сняла пальто, повесила его, словно бы зашла сюда именно для этого, и вышла на свет. Ее лицо, красивое и бледное, стало спокойным, словно она уселась и сложила руки.

– Тебя Джордж искал, – равнодушно сказала она.

– Правда? А я был у друга.

Она с удивлением принюхалась к легкому запаху алкоголя.

– Но мой друг поехал на могилу своей собаки, так что я ушел домой.

Она внезапно застыла:

– Ты был у Скидди?

– Он рассказывал мне о своей собаке, – серьезным тоном сказал Бэзил. – В конце концов, лучший друг человека – это собака!

Она села и уставилась на него широко раскрытыми от удивления глазами:

– Скидди напился?

– Он поехал навестить могилу своей собаки!

– Вот дурак! – воскликнула она.

– А разве ты его ждала? Это же не твой чемодан, верно?

– Не твое дело!

Бэзил вытащил чемодан из шкафа и унес в лифт.

– Сегодня он тебе не понадобится, – сказал он.

В ее глазах сверкнули крупные слезы отчаяния.

– Не нужно тебе пить, – отрывисто сказала она. – Разве ты не видишь, во что он превратился из-за пьянства?

– Лучший друг человека – это «колючка»!

– Тебе всего шестнадцать! Видимо, все, что ты мне рассказывал позавчера, было шуткой? Я имею в виду, про безупречную жизнь?

– Да, это была шутка, – согласился он.

– А я подумала, что ты серьезно! Неужели никто на свете ничего не говорит серьезно?

– Ты мне очень нравишься, – тихо сказал Бэзил. – Вот это я говорю серьезно.

– Ты тоже мне нравился, пока не стал говорить о том, что я не должна целоваться.

Он подошел, склонился над ней и взял ее за руку:

– Давай перенесем наверх чемодан, пока не пришла горничная?

Они вошли в темную кабину лифта и закрыли дверцу.

– Тут где-то есть выключатель, – сказала она.

Все еще держа ее за руку, он притянул ее к себе и обнял в темноте:

– Свет нам сейчас совсем ни к чему…

В поезде, который вез их обратно в школу, Джордж Дорси внезапно принял решение. Его губы сжались.

– Я, конечно, ничего такого не хотел говорить, Бэзил… – Он запнулся. – Но все же… Ты, случайно, не пил в День благодарения?

Бэзил нахмурился и кивнул.

– Иногда меня тянет! – рассудительным тоном произнес он. – Сам не знаю, что с этим делать. В моей семье все умирают от алкоголизма!

– Ну и ну! – воскликнул Джордж.

– Но теперь это в прошлом! Я обещал Юбине, что не выпью больше ни капли, пока мне не исполнится двадцать один. Она считает, что я погублю себя, если и дальше продолжу вести столь беспутный образ жизни!

Джордж некоторое время молчал.

– А о чем это вы с ней все время болтали? Я ведь, черт возьми, думал, что ты приехал в гости ко мне, а не к ней!

– Да так, о всяких… О всяких духовных вещах, – безмятежно ответил Бэзил. – Слушай! Если опоздаем на ужин, давай попросим Сэма, чтобы не запирал на ночь окно в буфетной?

Жозефина

Первая кровь

– Я помню, как вы пришли ко мне в отчаянии, когда Жозефине было три года, – говорила миссис Брэй. – Джордж тогда безумствовал, потому что никак не мог найти подходящую работу и вымещал злость на маленькой Жозефине.

– Да, я тоже это помню, – сказала мать Жозефины.

– А вот и она – Жозефина!

И это была действительно Жозефина! Она улыбнулась миссис Брэй, и во взгляде миссис Брэй появилась какая-то тяжесть. Жозефина продолжала улыбаться.

– Сколько вам лет, Жозефина?

– Недавно исполнилось шестнадцать.

– Надо же! Мне показалось, что вы немного старше.

Как только представился случай вставить словечко в разговор, Жозефина спросила у миссис Перри:

– Можно, я схожу сегодня с Лилиан в кино?

– Нет, дорогая, ты должна сделать уроки.

И миссис Перри повернулась к миссис Брэй, как бы дав понять, что разговор окончен, но Жозефина вполголоса пробормотала: «Дура проклятая!»

Миссис Брэй тут же затараторила, пытаясь сменить тему разговора, но миссис Перри конечно же не смогла обойтись без выговора Жозефине.

– Как ты назвала маму, Жозефина?

– Я не понимаю, почему я не могу сходить в кино с Лилиан?

Казалось, что мама почла бы за благо закончить на этом разговор.

– Потому что ты должна учиться! Ты каждый день куда-нибудь ходишь, и твоему отцу это совсем не нравится.

– Вы оба сошли с ума! – заявила Жозефина и с жаром добавила: – Полнейший идиотизм! Наш папочка, наверное, просто маньяк. Скоро он начнет рвать на себе волосы и думать, что он Наполеон или что-то в этом роде.

– Нет! – рассмеялась миссис Брэй, в то время как миссис Перри начала краснеть от злости. – Хотя, может, она и права? Возможно, Джордж и сумасшедший – лично я уверена, что мой муж сошел с ума. Это все война!

Но на самом деле ей вовсе не было весело – она подумала, что Жозефину стоило бы выпороть розгами.

В разговоре прозвучало имя Энтони Харкера – ровесника старшей сестры Жозефины.

– Он восхитителен! – без всякого желания навязать свою точку зрения вмешалась в разговор Жозефина.

Она вовсе не была грубиянкой; она крайне редко переходила границы обычной светской беседы, хотя легко теряла беспечное расположение духа, встречаясь с какой-либо несправедливостью или глупостью со стороны собеседника.

– Он совершенно…

– Он пользуется большим успехом. Но лично я не вижу в нем ничего особенного. Он какой-то поверхностный.

– О, нет, мама! – сказала Жозефина. – Он вовсе не такой. Любой тебе скажет, что он – настоящая личность, не чета тем недотепам, которых хоть пруд пруди. Любая девушка была бы рада прибрать его к рукам. Я бы не раздумывая вышла за него замуж!

На самом деле она никогда не думала об этом раньше. Фраза предназначалась, вообще-то, для выражения ее чувств к Трэвису Де-Коппету. И вскоре, когда подали чай, она извинилась и ушла к себе в комнату.

Несмотря на то что дом был совсем новым, Перри вовсе не были нуворишами. Принадлежа к высшему чикагскому обществу (что предполагало весьма солидные доходы), они не выглядели невежами вроде тех, что вломились в высшее общество после 1914 года. Жозефина невольно стала одним из пионеров поколения, которому было суждено «отбиться от рук».

Она одевалась в своей комнате, собираясь пойти к Лилиан и думая время от времени то о Трэвисе Де-Коппете, то о том, как она вчера ехала домой с бала у Дэвидсонов. Трэвис носил под смокингом свободную накидку синего цвета, унаследованную им от какого-то старого дядюшки. Трэвис был высок, худощав, превосходно танцевал; его глаза часто описывались ровесницами противоположного пола как «очень глубокие и темные», хотя взрослые видели обыкновенные карие глаза, обведенные темными, похожими на синяки кругами. Область, их окружавшая, казалась то пурпурной, то коричневой, то малиновой; бросив мимолетный взгляд на Трэвиса, это было первым, что вы замечали, и – не считая ослепительно-белых зубов – последним. Как и Жозефина, он тоже был человеком нового типа. Хотя в Чикаго в те времена новым было все, в скобках, чтобы не потерять нити повествования, заметим: Жозефина была «новейшей из новых».