Моя незнакомая жизнь - Алла Полянская

– Рита!

Игорь наклоняется ко мне, губы его теплые, а глаза встревоженные и испуганные.

– Как ты себя чувствуешь?

– Голова болит. Что это было?

– Человек Мальцева, хотел придать картине достоверности. Им планировалось убить Викторию, а пистолет пристроить тебе в руку. Мол, давняя вражда и все такое. Мы немного опоздали. Он прятался в бочке из-под извести, недомерок. Не заметили…

– Долго я тут?

– Два часа. Томограмма показала, что все в норме – так, небольшое сотрясение мозга, и все.

– А Витка?

– Экспертиза показала, что изъятый у нее нож является орудием убийства Борецкого и Абрамова, а также использовался при покушении на Торопова. Задержанный уже дал показания против Мальцева, но, боюсь, проживет он теперь совсем недолго. Впрочем, прокуратура вцепилась в него не на шутку. Но тут есть еще кое-что интересное.

– Рассказывай, не тяни.

– Кто-то прислал мне невесть как изъятое из архивов бывшего КГБ дело, заведенное в конце восьмидесятых против Олега Петровича Мальцева. А там – целый роман. Папаша нашего заместителя губернатора в составе какой-то делегации посетил Эрмитаж, его увидела сотрудница музея Елена Ивановна Санькова. Пожилая женщина узнала в нем одного из работников музея, в начале войны готовивших экспонаты к эвакуации. Особо ценные вещи смогли вывезти из Ленинграда, но во время транспортировки один вагон исчез, а охранников и сотрудников, сопровождавших раритеты, обнаружили на путях мертвыми – они все были отравлены. И только Семена Карасева, молодого парня из семьи репрессированных, не нашли. Инцидент тогда не смогли расследовать как полагается, не до того было, а потом и подавно. Елена Ивановна отлично помнила Семена, потому что тот ей в юные годы нравился, и узнав, сразу доложила куда надо. Оказалось, что человек, которого Санькова назвала Карасевым, не кто иной, как сотрудник отдела КГБ нашей области Мальцев Олег Петрович. Понимаете, что это значит? Он продал экспонаты немцам! Полковник Венц был назначен для сбора ценностей, а для их хранения был построен бункер. Туда свозились с оккупированной фашистами территории произведения искусства и все такое прочее, чтобы потом вывезти в Германию. Где и как Венц с Карасевым столкнулись, неизвестно, но теперь мы можем с большой долей уверенности утверждать, что именно Карасев подсыпал яд в бак с водой, откуда пили все, кто был в опечатанном вагоне. Думаю, Венц взамен выдал ему надежные документы, и Семен Карасев стал Олегом Мальцевым, выпускником разведшколы. А потом война закружила его, он сразу стал работать в СМЕРШе, и ни у кого его личность не вызывала сомнений.

– И что?

– Дело против Мальцева вели Дановский Александр Иванович и Ступак Яков Григорьевич, давние напарники, работники внутреннего контроля КГБ. Вот так-то. Дальше – еще интереснее. За сравнительно небольшой период времени произошли некие события: погиб в автокатастрофе Дановский вместе с женой, через два года бесследно исчез его сын Игорь, примерно тогда же пропал Мальцев, оставив жену и сына-подростка, а Яков Ступак был найден раненым, но, придя в себя, ничего не мог вспомнить. Дело так и не было закрыто – о судьбе фигурантов ничего не известно.

– Зато теперь известно.

У меня болит голова, и очень хочется спать.

– Рита, ты спи, мы завтра еще придем, – наклоняется Натка ко мне. – Кстати, поздравляю. Игорь – то, что тебе нужно.

– Это же еще не окончательно…

– А вот я смотрю и вижу, что окончательно.

Андрей с Наткой уходят, Игорь остается. Вот сейчас он скажет: знаешь, все было отлично, но ты для меня слишком жестокая. Видел же, что я сделала сегодня, и знает, что сделала когда-то.

– Я заказал ресторан на пятнадцатое. – Панков берет мою ладонь. – Много людей не станем звать, только своих. Родители приедут, твой брат, Коломийцевы. Ну, может, еще кого-то с работы пригласим.

– Человек двадцать наберется все равно.

– И ладно. Женимся-то один раз.

– Ну, да.

– Я пригласительную открытку хотел выбрать. Вот взял несколько штук разных, посмотрим вместе и решим, на какой остановимся.

– Давай потом, а? Игорь, я хочу домой.

– Рита, доктора ведь могут и не отпустить тебя.

– Ты полиция или нет? Покажи им свой пистолет. Не могу здесь больше оставаться!

– Ладно, попробую.

Через полчаса, выслушав кучу рекомендаций медиков, я еду домой. Вот не люблю я ночевать не дома, и все!

– Чур, первая в ванную…

– Осторожно, чтоб голова не закружилась.

Скоро вернется Вадик, и я этому рада. Но до приезда сына мне нужно смотаться в Суходольск. И отправлюсь я туда одна. Решено, завтра же возьму машину и покачу.

– Ты как? – чуть встревоженно интересуется Панков, когда я в халате вхожу в комнату.

– Ничего. Что теперь будет, Игорь?

– А что будет… Мальцев, считай, политический труп. Ума не приложу как, но журналисты пронюхали о его отце, история уже гуляет в Интернете. А супруга горе-кандидата оказалась серийной убийцей, что уже доказано. И всем хорошо, кроме Витки, – та сидит в желтом доме на Седова, 6 в ожидании психиатрической экспертизы. Ну и кроме самого Мальцева, потому что его обвиняют в организации убийства собственной жены. В общем, у журналистов праздник, а деньги, вложенные в Мальцева некоторыми серьезными бизнесменами, приказали долго жить. Думаю, его ждет не казенный дом, а дальняя дорога – последняя. Голосую за скромную автомобильную аварию.

– Думаешь, его уберут?

– Однозначно. Чтобы следующий кандидат помнил свое место. Рита, да дьявол с ними! Нам что, не о чем больше побеседовать?

– Нам всегда есть о чем побеседовать.

Игорь осторожно целует меня, обнимая. Мне хорошо с ним, и я, возможно, попробую собрать свою жизнь более прочно…

– Слушай, а вы и правда нашли тот бункер?

Дудки, у меня после секса мозги остаются там, где были и во время него.

– Нет, конечно, я же тебе уже говорила.

Панков смеется. Хм, думала, рассердится, а он хохочет.

– Ты страшно упрямое создание. Ладно, забудем об этом раз и навсегда.

– Не о чем забывать, бункер Венца – миф.

– Вот и хорошо. – Игорь смотрит на меня с непонятным выражением. – Я могу тебя завтра отвезти.

– Куда?

– К нему.

Я ошарашенно гляжу на него, а мой будущий муж довольно улыбается.

– Как ты…

– На то я и полиция, – гладит он мои волосы. – Ты никогда не разлюбишь его?

– Все в прошлом. Но – нет, не разлюблю.