Незавидный холостяк - Ашира Хаан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Варвара… – медленно говорю я, мысленно удерживая себя над краем пропасти. – Тебе сейчас нехорошо. Давай закажем горячий завтрак, ты выпьешь таблеточку, а когда полегчает поговорим…
– Прекрати разговаривать со мной, как с больной!
Она комкает в пальцах ворот халата, стремясь запахнуть его плотнее, удержать у горла, и так щемяще больно хочется поцеловать эти тонкие нервные пальцы… Вдохнуть ее запах. Обнять. Держать.
Только не время сейчас. Или я разучился успокаивать девушек.
Кирилл: скандал
Все сейчас не к месту, все не так.
Сколько ни нащупываю правильные слова – они уходят в молоко.
– Ты не больная, у тебя просто похмелье, поэтому…
– Я нормальная! Не притворяйся, что я не отвечаю за себя! Тебе этого хочется? Варвара не в себе, можно не слушать, что она там несет!
– Варь, ну хватит, – устало вздыхаю я, снова оступаясь – и разверзается ад.
– Я тебе не Варя! Я Варвара! – взвизгивает она, сгибаясь, как от сильной боли в животе и выпрямляясь уже совершенно другой Варварой. С холодной яростью в глазах.
Я еле успеваю пригнуться. Похмелье похмельем, а разворачивается и запускается в меня бутылкой воды она, как профи. Следом летит букет орхидей, обидно царапая щеку краем жесткой золотой ленты. Потом врезается в стену красивый конус с конфетами, рассыпав их по полу номера. Под ногой хрустит шоколадная оболочка, когда я отпрыгиваю в сторону, чтобы в меня не попал флакон духов. Он лопается о железный порожек номера и в воздухе разливается тяжелый аромат – тот самый, что у тошнотворной брюнетки в офисе вертолетной компании.
И его перебивает новый – от второго флакона, расплескавшегося соленой свежестью моря.
– Это же Том Форд! – ахает в коридоре Викки. – Они сорок тысяч стоят!
– Я уже разбила его «ламбу» за сорок миллионов! – злобно комментирует Варвара. – Ему не привыкать.
– У вас будут самые дорогие вымытые полы в этой гостинице, – ехидно вворачивает Никки.
– У меня вообще дорогой вкус, – киваю я, с опаской глядя, как Варя взвешивает в руке графин с водой, прикидывая направление с азартным огоньком в глазах.
– Она же кошка бешеная! – на секундочку Викки суется в дверной проем, видит графин и быстро отскакивает.
– Каждая женщина имеет право иногда побыть бешеной кошкой, – говорю я, на всякий случай заслоняя дверь собой.
Меня не жалко, а вот девчонки попадут под горячую руку.
– Ах ты большой профессионал в бешеных женщинах! – вскипает Варвара, и графин взрывается осколками у меня под ногами.
Девчонки наконец убираются подальше – в номер в торце коридора. Оттуда доносились тяжелые басы и явно продолжается вечеринка.
У них сработало чувство самосохранения.
А у меня его нет.
Я просто не верю, что Варвара может причинить мне вред.
Даже когда мимо свистят снаряды один другого тяжелее.
Только закипает азарт на донышке сердца и бьет в голову хмельное веселье.
– Поехали домой, – говорю я. – Летала когда-нибудь на вертолете?
– Ты! – шипит Варвара, как убегающее молоко. – Лети, куда хочешь! Хоть вертолетом, хоть на ангельских крыльях! А я тут останусь и догуляю свою неделю отпуска! Настоящую! Без тебя!
– Хорошо, – киваю я и, пока она ищет, чем пополнить боевой арсенал, достаю кредитку из кармана и осторожно кладу на край стола. – Только гуляй, пожалуйста, на мои. Так безопаснее. Чтобы не быть никому должной. Не стесняйся.
Я успеваю выскочить из номера и захлопнуть дверь, прежде чем о нее звонко разбивается тонкостенный стакан. А следом слышатся рыдания. Хочется ворваться обратно, обнять ее, издерганную дурочку, сказать, что я все понимаю. Вообще все понимаю и никогда в жизни на нее не обижусь, пусть не думает. Пусть всегда расчитывает на меня.
Сердце сжимается – но все не к месту и не ко времени, поэтому я просто ухожу. Даже не заглядывая в тот номер, где все еще идет веселье. Я и без того знаю, что там Серега устроил одну из своих «дружеских» тусовок. Без разврата и жести, олдскульная вечеринка с бухлом и фильмами девяностых. Будь там что покруче – Варвара уже сидела у меня на коленях и тряслась от ужаса. А вот добрать недогулянное в юности в таких компаниях идеально. Даже жаль, что я сам не додумался.
Лишь кручу в пальцах изумрудную запонку, спускаясь по мраморной лестнице отеля – и не хочу знать, кому она принадлежит.
По пути вылавливаю уборщицу и прошу, как можно скорее убраться в номере Варвары. Она же сдуру сейчас пробежится по стеклу босиком или руки изрежет.
Обратно еду поездом. Куда торопиться? Да и по времени – те же четыре часа, только без душных сопровождающих.
В наушниках бормочет Дельфин: «Это та, что в белой фате со злобным оскалом по свету рыщет. Я говорю тебе про любовь». И хочется поставить эту песню на вечный повтор, как в шестнадцать. Чтобы напомнить себе, что: «Я держу свою дверь закрытой, чтобы стучалась она перед тем, как ко мне войти, чтобы не оказалась она той, мною давно забытой, той, с которой мне не по пути».
Приходится напомнить себе о любимом девизе моего психолога – не драматизируй!
«Не драматизируй, Кир!»
Все намного проще. Это болезнь роста, это ломка скорлупы, это однажды кончится.
И если я в ней не ошибся – она меня поймет.
А если ошибся – так что ж. Норма – состояние большинства. Она будет в норме. Это же хорошо?
Смс о списании средств начинают лететь на телефон уже через час.
И летят всю неделю, со скоростью света опустошая счет карты. Там большой лимит, но пару раз Варвара умудряется нарваться на превышение – и я закидываю туда все свободные средства.
Пусть. Мне так спокойнее. Пока бьется пульс списаний, пока там фигурируют рестораны, гостиницы и шмоточные магазины
