Человек отовсюду - Александр Громов

Видел я разные дыры, но Преисподняя побила все рекорды. Здесь не было даже мобильной связи. Здесь медики то и дело описывали новые, не известные доселе болезни, а краткий перечень опасных для человека макроорганизмов занимал целый том. Здесь нельзя было жить, и здесь по существу не жили. Но работали. Земле требовался рений. Редкоземельные металлы ей тоже требовались, и чем больше, тем лучше. Их добывали в предгорьях широтного хребта, в холодных степях за хребтом и еще где-то на островах. Беда заключалась в том, что над самыми богатыми месторождениями раскинулась сельва. Легла и расползлась – возьми-ка! Мое! Не дам!

Сельва Прокны – это нечто особенное. Сверху она выглядит как обыкновенный тропический лес и здорово напоминает твердианские джунгли. Надо знать, что среди деревьев есть плавучие формы, а есть и такие, что прорастают сквозь болотную толщу, выбрасывая наверх вроде бы полноценное дерево со стволом и развесистой кроной, а на деле – лишь верхушку. Сельва Прокны – это такое место, где удивляешься, если под ногами вдруг оказывается твердая почва, а не вонючая болотная жижа или дрожащий кисель из примитивной органики.

Есть и проплешины, смахивающие на обыкновенные болота. Топография их все время меняется. Много деревьев и кустов – неподвижных, шагающих, ползающих, обыкновенных и плотоядных. Скользящие лианы, прячущиеся в их зарослях, обычно вялы, зато в прилив, особенно в сезон муссонов, они проворны, как настоящие змеи, и более, чем змеи, опасны.

Смежные с Новым Сальвадором территории – Новая Либерия, Новый Эссекс, Новый Валдай и Новый Пфальц – тоже не были подарком, но все-таки они находились на окраине болотистой котловины, тогда как Преисподняя – в самом ее центре. Зря меня таскали по гнилым лесам и ядовитым болотам Новой Гвинеи. Моим инструкторам казалось, что это даст мне какую-никакую подготовку. Куда там! Я и представить себе не мог, что ждет меня на Прокне.

Вначале, правда, планета казалась приемлемой – но то была Международная зона. Оазис. Плоскогорье над океаном сельвы. Никаких болот, гадов, болезней и влажной жары. Правда, воздух мало годился для дыхания, в чем тотчас убедился один контрактник из нашей группы, на одну секунду снявший маску. Не летально, но приятного мало. Нас ждала натурализация, и пока мы ее не прошли, дыхательные маски явились для нас более важным предметом экипировки, чем штаны.

Натурализационная камера… Тем, кто не бывал на Прииске, она казалась чудом биотехники – я же знал, какая это древняя заваль. Чтобы приспособить организм к местным условиям, приходится менять его биохимию, а значит, корректировать геном. Технология тончайшая и должна работать без сбоев. На практике случалось и так, и эдак. Неудачникам контракт сулил всевозможные компенсации – хоть какое-то утешение для навсегда потерявших здоровье. На мелкие проблемы с самочувствием никто не обращал внимания. Почти все завербовавшиеся были молоды, и денежное вознаграждение интересовало их куда больше, чем пугала перспектива инвалидности. «Кто угодно, только не я!» – так думали они, и большинству из них действительно везло. Натурализационные камеры работали все же прилично, несмотря на моральную устарелость и физический износ.

Повезло и мне. Мой организм сносно перенес модификацию. Спустя несколько дней я уже привыкал к местной пище и дивился новым ощущениям. Например, оказалось, что запах аммиака приятен, а озон, напротив, воняет совершенно непотребно. На мой внешний облик натурализация практически не повлияла, разве что мои желтые глаза стали еще желтее, но разве мне есть дело до того, какого цвета у меня глаза?

Нас разделили – кого куда. В Новый Сальвадор отправилось пятеро. Наверное, не одному мне показалось, что на нашу малую группу смотрят с сожалением. И не один я подумал, хорохорясь: а, чепуха, прорвемся!

Через месяц нас осталось трое. Через два месяца – двое: я в «поле» и Гарсиа в госпитале. Его ждала отправка на Землю – с положенной по контракту компенсацией за потерянную правую руку. Ему еще повезло, что выскочившая из жидкой грязи торпедообразная тварь слегка промахнулась и скусила только конечность. Могла бы и голову. Повезло и в том, что пострадавшего удалось доставить в госпиталь раньше, чем он истек кровью.

Третий месяц я занимался картографированием недр Преисподней и был не только жив, но и не ранен. Везение? Пожалуй. Мне повезло, что я родился на Тверди и научился кое-чему еще в детстве, повезло, что я в юности слонялся по Дикой территории, повезло, что джунгли стали мне домом родным, когда мы дрались за независимость… Но и здравый смысл говорил свое. Не имей я полезных навыков, кем я согласился бы завербоваться в Преисподнюю? Разве что клерком. Контрактники, родившиеся на Земле в одном из ее городов-муравейников, здорово ошиблись. Некоторых из них мне было жаль – другие сами заслужили свою участь. Жадность, глупость и романтические бредни – убойная смесь для того, кто носит ее в голове.

Впрочем, и мне довелось полежать две недели в инфекционном отделении с сыпью на безобразно отекшем теле и сильным жаром. На мое счастье, я подцепил всего-навсего болотную водянку, одну из самых известных и безобидных твердианских хвороб, а в госпитале имелся запас сыворотки. Подцепи я пятнистую горячку, мои шансы переселиться на тот свет оценивались бы неизмеримо выше.

Изо дня в день я картографировал недра, а вечерами возился с геолокатором. Мне он не нравился – удобная модель для Земли, но не для Прокны. На Земле нет живых болот и нигде не сыщешь такого количества рудных жил, набитых редчайшими минералами. Когда прибыли модули, заказанные мною в метрополии, я собрал и отладил свой собственный геолокатор. Он был тяжел, неудобен, ненадежен в работе и вообще имел больше недостатков, чем достоинств. Зато с его помощью я мог просвечивать кору Прокны на значительную (коллеги насмехались: избыточную) глубину.

Сначала насмехались, а потом обзавидовались. Когда я состряпал и послал наверх докладную о моем нечаянном открытии, в Межзону прибыла команда ученых с Земли. Открытие радиоактивного горизонта подтвердилось, мне отвалили премию и стали поручать съемку менее гиблых участков. Меня начинали беречь. Из расходного материала я мог превратиться во что-то более ценное.

К чему и стремился.

Помощники мне достались неплохие. Водитель катера знал свое дело. Охранник – тоже. Я работал с ними уже месяц и был доволен. На них почти не приходилось орать.

– Много еще на сегодня? – спросил водитель.

– Нет. Еще одна точка. – Я вывел ему на монитор координаты.

Он присвистнул.

– Ого! У самой границы. Или… может, даже за ней, а?

– За ней, перед ней… какая нам разница? – Я вдохнул мошку, закашлялся и сплюнул в болото. – Кто ее видел, эту границу?