Улица Райских Дев - Барбара Вуд

Дахиба не захотела отправлять мужа в больницу, даже в частную, и Хакима перевезли в квартиру Камилии в аристократическом квартале Замалек, недоступном для фанатиков. Двенадцатикомнатная роскошная квартира помещалась в надстройке на крыше на высоте восемнадцати этажей над Каиром, с замечательным видом на город, на Нил и, в отдалении, на пирамиды. Камилия подкатила к окну кресло, в котором полулежал Хаким.

– Как вы напугали нас, дорогой дядя! – сказала она со слезами на глазах.

Он улыбнулся ей – говорить ему еще было трудно.

– Какие жестокие эти христиане, – гневно воскликнула Камилия. – Как могли они наброситься на вас, вы такой добрый, такой чудесный! Недаром они поклоняются человеку, которого гвоздями прибили к кресту, – видно, наслаждаются зрелищем страданий! Я их ненавижу!

Слуга принес чай и печенье. Камилия включила для Хакима и Дахибы программу «Даллес», которую смотрели вечером по четвергам все каирцы. Правительство обычно передавало в этот же вечер важные сообщения, поскольку аудитория была обеспечена – все телевизоры города включены. Дахиба и Хаким прослушали призыв министра здравоохранения к молодым женщинам пользоваться советами врачей для сокращения рождаемости; приводилась цитата из Корана: «небольшая семья – счастливая семья».

В ожидании начала программы «Даллес» Дахиба просматривала вечерние газеты, которые принес на подносе слуга.

– Вот оно, – воскликнула она, – нападение коптских студентов-христиан на кинорежиссера. Мотивы не выяснены.

– Дядя ничего не сделал плохого коптам, – возмущенно отозвалась Камилия. – Какие могут быть «мотивы»?

Но Дахиба уже читала другую заметку.

– О, какая неожиданность! – удивилась она. – Прочитай, Камилия, эти строчки нам с тобой знакомы. Это напечатано в небольшой газете, кажется, ее издают интеллектуалы радикального толка.

– «Мужчины господствуют над нами, потому что им удалось запугать нас, – прочитала Камилия. – Они ненавидят нас, потому что желают нас». – Она посмотрела на Дахибу: – Это же из моего эссе-послесловия к вашей книге!

Камилия узнала слова, написанные ею десять лет назад: «Наша сексуальность бросает вызов их мужскому превосходству, – читала она, – и они подавляют нас, оставляя женщинам только три, по их мнению, достойных ипостаси: юная девственница, покорная и плодоносная супруга и пожилая матрона, миновавшая возраст деторождения. Они перекрыли нам все другие пути. Незамужняя женщина, имеющая возлюбленного, для них – шлюха. Одинокая женщина без любовника – лесбиянка. Они оскорбляют женщину, пытающуюся жить независимо, восстающую против мужского превосходства. Ибо в натуре мужчины подавлять то, что им угрожает или внушает страх».

– Боже, – хрипло простонал Хаким, – за что ты послал мне двух чересчур умных женщин!

– Это твое эссе, слово в слово, – заметила Дахиба Камилии. – А твое имя упомянуто?

– Нет. Подписано: Якуб Мансур.

– А, Мансур, – прошептал Хаким, поглаживая рукой саднящую шею. – Знаю. Он был арестован недавно за публикацию рассказа, в котором выражалось сочувствие Израилю.

– Должно быть, еврей, – решила Дахиба. – Евреям в наши дни в Египте трудновато.

Камилия вдруг вспомнила, почему имя показалось ей таким знакомым. Она вышла в соседнюю комнату и вернулась с одним из своих досье газетных и журнальных вырезок. Найдя пожелтевшую страничку с датой: 1966, она увидела слова «газель», «бабочка» и подпись «Якуб Мансур». Это была заметка о первом концерте Камилии.

– Он самый! – воскликнула Камилия. – Почему он напечатал мое эссе?

– Смелый поступок, – возразила Дахиба. Камилия посмотрела на часы:

– Где находится редакция этой газеты? Хаким отпил глоток чаю и хрипло сообщил:

– Аллея идет от улицы Эль-Бустан, это недалеко от Торговой палаты…

– Стоит ли тебе ехать туда? – забеспокоилась Дахиба.

– Не беспокойтесь, я возьму с собой Радвана.

Скромный офис небольшой газеты размещался в двух смежных комнатках. Одно из окон, выходящее на аллею, было разбито и заставлено фанерой. За письменными столами сидели двое мужчин, у дверей смежной комнаты стояла молодая женщина. Все трое обернулись к Камилии.

– Аль хамду лиллах! – приветливо сказала женщина, придвигая Камилии стул: – Мир и благополучие вам, саида! Мы рады вас видеть. Она позвала: – Азиз! – Из смежной комнаты вышел конторский мальчик. – Принеси чаю из лавки мистера Шафика.

– Да пребудут с вами мир, благополучие и благословение Бога! – вежливо ответила Камилия. – Могу я видеть мистера Мансура?

Из-за письменного стола встал мужчина лет сорока, полный, в мятой рубашке, лысеющий, в очках с металлической оправой. Он напомнил Камилии Сулеймана Мисрахи, и она подумала – как мало евреев осталось в Каире.

– Вы оказали нам большую честь, мисс Рашид, – сказал он с улыбкой.

Камилия не удивилась, что он назвал ее по имени – она привыкла к тому, что ее узнают незнакомые люди.

– Вы слишком добры, мистер Мансур, – возразила она.

– А вы знаете, что я писал рецензию о вашем первом концерте, четырнадцать лет назад? Мне тогда было тридцать, и я был убежден, что вы самая очаровательная танцовщица из всех, кто украшал наш мир. – Он бросил взгляд на стоящего в дверях Радвана и добавил: – Я и сейчас так думаю.

Камилия тоже обернулась к Радвану, надеясь, что он не счел пылкий комплимент нарушением пристойности: сириец считал своей обязанностью ограждать свою хозяйку от всяких проявлений фамильярности со стороны поклонников.

Появился мальчик с двумя стаканами мятного чая на подносе. Соблюдая этикет, собеседники обменялись фразами о погоде, о футбольных матчах, об экономических выгодах, которые принесла Египту Ассуанская плотина. Наконец, Камилия могла перейти к интересующему ее вопросу; достав из сумочки вырезку, она спросила Мансура:

– Откуда вы это перепечатали?

– Из книги вашей тети, – ответил он. – Я знал, что автор этого эссе – вы. Я решил, что сейчас это нужно напечатать, чтобы взбудоражить умы.

– Но ведь книга запрещена в Египте!

Мансур молча достал из ящика письменного стола книгу «Приговор: ты – Женщина».

– Вас могут арестовать, если книгу найдут у вас или догадаются, что вы сделали из нее перепечатку!

Он улыбнулся:

– Президент Саадат твердит о демократии, о свободе слова в Египте. Я предоставляю ему возможность доказать, что это не пустые слова.

Камилии импонировала мягкая ироничная манера Мансура, его непринужденное и вместе с тем уважительное обращение к собеседнице. Услышав о радикальной газете, она ожидала встретить громкоголосого агитатора и была приятно разочарована.