На границе тучи ходят хмуро... - Алексей Кулаков

– Благодарю за лестные слова, Сергей Юрьевич, но боюсь, это был последний перехваченный караван на данной заставе.

– Вот как? Князь, вы преувеличиваете. Но, право же, мне искренне жаль будет расставаться с вами.

– Дело не в моей скорой отставке, дело в нынешнем командире Олькушской заставы.

Бригадный адъютант недоуменно взглянул на удивленного не меньше его ротмистра и осторожно уточнил:

– Вы не могли бы выразиться… точнее?

– Охотно, Сергей Юрьевич. Приказы, которые издает ротмистр Розуваев, заставляют меня думать, что он очень заботится о безопасности и удобстве для господ контрабандистов. Может, он им сочувствует? Или вообще имеет свой финансовый интерес.

– Что?!

Григорий Анатольевич аж почернел лицом, до того ему стало дурно. Хватая ртом воздух, он не мог решить, что ему делать в первую очередь. Что-то орать, пардон, говорить ему просто не хватало сил и кислорода, молчать же было нельзя. А попытка положить руку на кобуру привела к тому, что на столе перед штаб-ротмистром материализовался штатный «смит-вессон». Недолгое, но очень тяжелое молчание разорвало появление запыхавшегося вестового с пухленькой папкой в руках.

– Вот, вашбродь… Разрешите идти?

– Ступай, голубчик, ступай. А вот, господа, мои доказательства. Это, изволите ли видеть, приказ о прекращении занятий по боевой подготовке с нижними чинами, это запрет на любую стрельбу в сторону границы. Надеюсь, все помнят, откуда к нам поступает контрабанда? Это распоряжение об экономии боеприпасов. Кстати, вы знаете, как именно несуны убили дозорных третьего взвода? Они просто послали одного молодого паренька с небольшой торбой на спине. Он якобы поздно заметил дозорных и бросился убегать, а они, естественно, за ним: им ведь было запрещено стрелять по нарушителям, даже предупредительный в воздух – и то нельзя. Их заманили в засаду и спокойно убили, и так же спокойно провели караван. Кстати, повторить это достаточно легко в любом месте дистанции. Так что потери еще будут. Далее… Вот приказ, запрещающий мне прореживать кустарник, в котором так любят прятаться контрабандисты. А вот, господа, небольшая подборка статистики: численность задержанного контрабандного товара за апрель – июнь прошлого и этого года… Право же, Сергей Юрьевич, не сочтите за лесть, но при вашем командовании дело обстояло куда как лучше.

По мере того как Александр выкладывал все новые и новые листы с подписью ротмистра, последний все больше и больше бледнел. А вот два старших офицера становились все озабоченнее: как-то уж слишком похоже на правду все выглядело.

– По поводу прошений об отставке. Я беседовал с поименованными в этом списке нижними чинами, и все они, как один, высказали одну причину, по которой подали свои прошения – интенсивные строевые занятия, иногда до шести часов в день, вместо положенного им отдыха. Господа, я считал, что на границе требуются несколько иные умения. Или планируется большой смотр-парад? Далее… Ротмистр забыл упомянуть в своем рапорте трехнедельной давности, что утрачено оружие дозорных, а именно два ружья системы Бердана. Вместо этого он приказал отрядному фельдфебелю изыскать замену. Тот, конечно, нашел. Не знаю только, чего это ему стоило. У этой замены полностью расстреляны стволы и крайне изношен ударно-спусковой механизм, то есть они годны исключительно для того, чтобы пугать издали. Как из них в случае надобности будут стрелять солдаты – натуральная загадка…

– Это все, Александр?

Видимо, от волнения или расстройства Блинский позволил себе некоторую фамильярность, но его можно было понять – далеко не каждый день узнаешь такие новости. Подполковник молчал, но бросал на Розуваева такие убийственные взгляды, что того лихорадило.

– Почти, Сергей Юрьевич. Господин ротмистр не так давно заявил, что я позорю честь русского офицера. На это полагается только один ответ. Я к вашим услугам, милостивый государь! Или мне нужно вас оскорбить так же, как вы меня?

Ротмистр величественно встал, обвел всех взглядом загнанной собаки и потерял сознание.

«Устал, сердешный. Или к нему дядя Кондратий пришел?»

В поднявшейся суматохе спокойствие сохранили только князь и бригадный адъютант: первый аккуратно собрал все листы обратно в папку, а второй эту самую папку принял, немного помедлил и приказал:

– Александр Яковлевич, до выяснения всех обстоятельств и выздоровления ротмистра вы – исполняющий должность командира заставы.

– Слушаюсь!

– Вот! Не было печали… до встречи, Александр Яковлевич.

Чиновник, закончивший оценку контрабандного товара, слегка удивился, когда увидел «вынос тела» так и не пришедшего в сознание Розуваева, но тем не менее быстро сориентировался и подсунул свои бумаги на подпись штаб-ротмистру Агреневу:

– Прошу-с… И вот на этом листе… Благодарю-с, вот это вам, и всего наилучшего!

Вернувшись в опустевшую канцелярию (корнета Дымкова князь приказным порядком отправил отсыпаться), Александр еще раз посмотрел итоговую цифру, довольно улыбнулся и, вызвав вестового, приказал выпустить из «холодной» старшего и младшего унтеров. Сидельцы, явившись в канцелярию, сильно удивились отсутствию «любимого» командира заставы, а еще больше – поведению и внешнему виду своего непосредственного командира: без фуражки, с расстегнутым воротничком на кителе, расслабленно-спокойный… Как кот, добравшийся до вожделенного куска рыбы.

– По вашему приказанию…

– Вольно. Значит, так. Младший унтер Кошин, быть тебе старшим через три дня. Приказ будет, не сомневайся. Вот тебе увольнительная, явиться в расположение до двенадцати следующего дня. А это десять рублей в счет премии. Свободен!

– Благодарствую!

– Ну а ты, старший унтер Долгин… – Офицер подождал, пока окрыленный Кошин испарится, и продолжил: – Чай будешь?

– Чего ж не буду. А где рот… господин ротмистр?

– Да приболел малость, я теперь за него.

Григорий окончательно расслабился и проворчал себе под нос, подсаживаясь за стол к командиру и так же, как и он, расстегивая воротничок.

– Шоб его черти взяли, гниду…

– Может, и возьмут, кто знает? Вот полюбуйся, сколько мы с тобой настреляли вчера.

– Ух! Тридцать восемь тыщ! Вот это да! Это… ух!

– Ты только сразу такое не брякни бойцам, помереть от радости могут. Так. Держи полусотенную и – восстанавливать душевное равновесие в… Где там дорогими духами пользуются? Ну ты хоть чай допей…

Через полчаса после отбытия офицеров-пограничников появились другие, так сказать, по линии жандармского управления. Передав Сурикову всех доживших до этого светлого часа контрабандистов и коротко пересказав официальную версию событий, подкрепленную копиями официальных же бумаг, напоследок князь предположил вслух и пофамильно, кто же именно мог быть получателем контрабанды.

– Я непременно проверю ваши предположения, князь. Скажите, а поименованные вами господа никак не связанны с недавним убийством некоего Збигнева Грабовского? Насколько я знаю, он как раз был посредником.

– Увы, тут я вам ничем помочь не могу. Но наверняка связь есть.

Слегка проводив служителей закона, на обратном пути штаб-ротмистр увидел ротного фельдфебеля, мнущегося в сомнениях прямо на крыльце канцелярии.

– Александр Яковлевич, дозвольте вопрос? Кто ж теперь на заставе начальствует?

– Я и начальствую, Трифон Андреич. Да вы садитесь. А что, требуется бумагу какую подписать?

– Не то чтобы… кха! Какие будут распоряжения, ваше благородие?!

– Устройте в казармах все, как раньше было. Если денег надо – обращайтесь, выделю.

– Вашбродь, а нельзя ли как в прошлый год… с лесом? Чтобы, значит, не из казенных сумм…

– Отчего же нельзя, можно. Даже нужно! Пока есть такая возможность, Трифон Андреевич, расчищайте от леса и кустарника подходы к линии дозоров. Ну а «отходы» сами сообразите.

– Слушаюсь.

– И вот еще что. Как вы думаете, нам не пора устроить новую баню для нижних чинов? Старая заметно подгнила. Побольше, получше… Места, правда, займет многовато, ну так мы ее взамен нынешнего плаца поставим. Как думаете, Трифон Андреевич?

– Так точно, ваше благородие! Будет исполнено!

Отрядный фельдфебель так торопился приступить к выполнению приказов штаб-ротмистра Агренева (особенно перекопать ненавистный плац), что начал распоряжаться, еще не закрыв за собой дверь канцелярии.

«Как мало человеку нужно для счастья. Ну а мне осталось потерпеть полтора месяца – и на свободу…»

Эпилог

Когда в дверь квартиры Александра постучались, он как раз пытался натянуть на себя свой первый парадно-выходной мундир. Не потому, что одеть было нечего – боже упаси! Просто любопытство заело. Китель хоть и натягивался, но категорически не желал застегиваться, а штаны отчетливо потрескивали в разных местах и отчасти напоминали лосины, до того туго обтягивали тело в области гульфика.