Русская фэнтези-2009. Разбить зеркала - Сборник

– Успокойся, юноша. Тебе нужно будет осмыслить, что ты видишь, и дать ответ, чтоб спастись. Послушай, как журчит вода. Эти звуки успокаивают. – Вода все лилась в барабан. Струя разбивалась о груду грязных тряпок внутри машинки. – Знаешь, маленький апостол, я скучаю по Колизею. Бывать там мне нравилось. И не мне одному. – В жестах и словах говорящего проскользнула вальяжность. – Там, на арене, было то, чего так не хватает большинству людей в их мелкой жизни. Не зрелищ, нет – их вполне достаточно в любой эпохе. Там была честность. Жесткая и твердая, как римский меч. Она часто делала жизнь такой же короткой, как сам этот меч, но она БЫЛА. Гладиатор не думает о том, как бы чего не вышло, не заботится о соответствии своих действий общественной морали, не просчитывает карьерные ходы. Вот он, вот его цель, вот его путь к цели, такой какой есть. Дерись или умрешь! Все четко и ясно! И как они дрались! Было на что посмотреть!

Андрей в это время тупо смотрел в дальний темный угол прачечной. Смотрел до тех пор, пока не осознал, что угла-то и нет никакого. Мир заканчивался там, где заканчивался свет от треугольных жестяных абажуров. Дальше была пустота. И она шевелилась. Наступала, проглатывая миллиметры освещенного пространства.

– Кажется, сейчас появились желающие возродить это зрелище, но без кровопролития в целях гуманности. Двуличные отродья – и здесь все испоганят! Моральная проблема и ее решение на острие меча превращается в сублимированную лапшу. – Хозяин ночного кошмара усмехнулся: его умилило собственное сравнение. – Все должно быть честно. Кто боится или начинает сомневаться – гибнет скорее. А ты боишься, мальчик. Или сомневаешься? – и в упор посмотрел.

Этот шаг назад вернул человека к реальности. Его глаза ожили:

– Честность – вот что мы очень ценим, и я, и ОН. Потому что она редко встречается. Большинство лжет даже самим себе, а потом не признается, оправдывая элементарную трусость и лень. И ведь всегда находят благовидные предлоги: мужья изменяют женам, а те это терпят годами ради детей. Маньяки режут глупых малолеток, сбежавших из дома в поисках приключений или назло строгой мамочке. Маньяки делают это в целях борьбы за нравственность молодежи: дети должны сидеть дома и слушаться взрослых! А кое-кто сгноил полстраны в лагерях в борьбе за светлую идею. Все честны и ни в чем не виноваты! Все – хорошие честные люди. Но все они в одном шаге от преступлений против человечества или собственной души. Что важнее? Вот спроси я хорошего честного парня Андрея Каменева, охранника одной из моих прачечных: «Почему ты изучаешь химию, которую терпеть не можешь?»…

Тот в очередной раз обалдел от такого поворота событий.

– …Он ответит: «Так хочет моя мама – ведь за химией же будущее!» Разве не так, мой мальчик?!

– Да, так, но откуда вы знаете?

– Долго объяснять… Но подумай, чем ты отличаешься от военных преступников или от меня: быть не до конца честным – это звенья одной цепи, а потом капля за каплей… И посмотрите на мои руки.

С ладоней капала темно-красная жидкость.

– Знаешь, почему я не умер от потери крови? – не дождавшись ответа, человек продолжил, разочарованно: – Впрочем, чего ждать от людей – перед опасностью все тупеют. Вот как ты сейчас. И всегда двойная мораль как проводник шкурных интересов. Все остальное – страх, лень, ложь и иногда политика. Это не моя кровь, Андрей. Ни о чем тебе не говорит?

Но парень отрицательно качнул головой. И словно туман, напущенный рассуждениями, чуть рассеялся. Он решился спросить своего тюремщика прямо:

– Если вы так цените честность, то, может, хватит лирических отступлений? Что от меня надо? Конкретно? – Незнакомец взглянул на парня с удивлением и даже с некой долей интереса. – Ты только рассуждаешь, а еще ничего не спрашивал.

Зловещий собеседник вскинул бровь от неожиданности, он не ожидал дерзкого тона:

– Не перебивай старших, мальчик. Вот ты смотришь на меня, и единственное твое желание – сбежать, уцелев. Но чтоб признаться себе в этом, тебе понадобится психоаналитик. Это проявление двойственной натуры человека. А ты вдруг расхрабрился… Но в целом ты прав – я поступлю с тобой честно, насколько это возможно. Мне нужна от тебя одна простая вещь – мое имя. Скажи мне кто я, скажи…

– …И правда сделает нас свободными… – произнес Каменев, первое что пришло в голову.

Глаза человека вдруг наполнились слезами, руки побагровели от кровавых пятен.

– Ты… уже догадался?

– Я ни хрена не понял, – честно признался Андрей и почувствовал запах серы.

Задние ряды машинок стали обваливаться куда-то вниз.

– Извините, – какой нервный он стал. Устает на работе, она ж у него без выходных и без подмены. Фи, какая я злая девочка! Отдаю свиток, скрутив его потуже. А вот и прачечная показалась.

– Тебе туда зачем, в такой час?

– На смену, – отвечаю. Опять говорю чистую правду. Обожаю человеческие слова: они настолько многозначны.

– И я туда на работу.

– Мусор забираете?

– Можно и так сказать.

Я всегда ценила его чувство юмора. Вся жизнь – конвейер по переработке праха в прах.

– А мне вот всегда трудно с чем-то расставаться. Особенно с тем, что очень нравилось. И мусора у меня практически нет. – Наверное, со стороны кажется, что я с водителем заигрываю.

Обстановка располагает: дождь, ночь, капли на стекле светятся. Любопытные, заглядывают в кабину, зависают на трещинах стекла, словно прислушиваясь к разговору. Но все не так, как думаете, дождинки.

Глупо болтая без умолку, я прячу свой страх. Нет, не перед бледным попутчиком слева. Что мне его бояться? Он – мой старый знакомый. Меня страшит сегодняшняя ночь, то, что произойдет, если не вмешаюсь. И знаю ведь, что вмешаюсь. Потому что должна.

Но как страшно-то, как страшно!

Это действительно ужасно – потерять то, к чему так стремился. Что полюбил и что очень, до звездочек в глазах нравится. И не просто потерять, а отдать добровольно. Своей рукой отстегнуть те ремни, что держат сознание в этом мире.

Отбросить от себя навечно запахи и прикосновения, волнения и ветер в волосах. Не перебирать зернышки фасоли в руках, не намыливать себе спину в душе, не чувствовать вкуса ягод. Не замирать от запаха выпечки, плакать от лука. Ни с кем не говорить, не пить вина. Забыть мечты, потерять сны. Не танцевать, не дышать. Разлюбить духи, не обрывать черемуху в палисаднике. Не здороваться за руку, не целовать. Не различать на ощупь шелк и шоколад. Не сосать леденцов и не брызгаться в жару из водяного пистолета. Буду ли я вообще различать цвета завтра утром? И наступит ли это утро для меня и для всех, кто сейчас спит?

Грустнее всего, обидно даже как-то, что за все те годы, что провела на этом свете, я так и не научилась напиваться вдрызг. Людям помогает, но то – люди! Но я тут на днях вспомнила, что не к ним принадлежу. Хотя они меня честно в «свои» приняли и ничем не попрекали. А меня вот зачем-то задело волной от схватки между настоящими «своими» и собственные крылья прорвались-таки. Сейчас под плащом сильно чешутся, разрастаясь. Я не хочу покидать этот запутанный и скрученный, как моток проволоки, как кружева, как кроны деревьев, мир. Он такой… многозначный. Я люблю его, мне в нем так интересно! Видно, что в завитках этой проволоки столько дивных изгибов, смыслов, вариантов, замыслов!