Дон Кихот. Часть 2 - Мигель де Сервантес

– Не зачем ходить за ними, – возразил паж: – я не умею прясть, за то умею читать и прочитаю вам письмо.

И он действительно прочитал его все, но так как оно уже было приведено выше, то здесь его повторять не зачем. Затем он взял другое письмо, от герцогини, и прочитал следующее:

«Друг мой Тереза, прекрасные сердечные и умственные качества вашего мужа побудили и даже вынудили меня просить герцога, моего мужа, чтоб он даровал ему управление одним из островов, которыми владеет. Я узнала, что он управляет, как орел, и это меня очень радует, и моего господина, герцога, также. Я тысячи раз благодарю Бога, что не ошиблась, выбрав его для этого губернаторства, потому что да будет известно госпоже Терезе, что найти в свете хорошего губернатора очень трудно, и да поможет мне Бог быть такой же хорошей, как Санчо хорошо управляет. Посылаю вам, моя милая, коралловое ожерелье с золотыми застежками. Я желала бы, чтоб оно было из восточных жемчужин, но, как говорит пословица, дающий тебе кость не желает твоей смерти. Придет время, когда мы познакомимся и посетим друг друга, и кто знает, что тогда будет. Кланяйтесь от меня вашей дочери Санчике и скажите ей от моего имени, чтоб она была наготове; я хочу ее выдать замуж за знатного человека, когда она совсем не будет ждать этого. Говорят, что у вас в деревне есть большие сладкие желуди: пошлите мне их дюжины две, мне будет очень приятно получить их от вас. Пишите мне подробно, чтоб я знала о вашем здоровьи и житье-бытье. Если вам что-нибудь понадобится, вы только скажите и все исполнится, как по щучьему веленью. Да хранит вас Бог! Здесь. Ваша любящая вас приятельница

«Ах, Господи! – вскричала Тереза, выслушав письмо. – Какая добрая барыня! Какая простая и не гордая! Ах, я хотела бы, чтоб меня схоронили с такими дамами, а не с женами гидальго, какие встречаются здесь в деревне, они воображают, что если они знатные, так даже ветер не смеет их трогать. И идут в церковь так гордо и спесиво, точно королевы, и считают для себя бесчестием даже взглянуть в лицо крестьянке. А вот эта добрая барыня, хоть она и герцогиня, называет меня своим другом, и пишет мне, как равной. Дай Бог ей так высоко подняться, чтобы быть выше самой высокой колокольни во всей Ламанче. А что до сладких желудей, мой добрый господин, так я пошлю ее милости целый четверик, да таких больших, что все будут сбегаться глядеть на них. А теперь, Санчика, постарайся хорошенько угостить этого господина. Позаботься об этой лошади, сходи в конюшню за яйцами, нарежь побольше сала, и накормим его, как принца, потому что хорошие вести, которые он принес, стоят того, что мы для него сделаем. А я пока схожу расскажу соседкам о нашем счастье, и господину священнику, и цирюльнику дяде Николаю, которые были и остались добрыми друзьями твоего отца.

– Хорошо, маменька, хорошо, я все сделаю, – ответила Санчика. – Но смотри, чтоб ты отдала мне половину этого ожерелья, потому что я не думаю, чтоб госпожа герцогиня была так глупа, что послала его тебе одной.

– Оно все будет твое, дочка, – возразила Тереза, – дай мне только несколько дней поносить его на шее, потому что оно, право, словно радует мое сердце.

– Вы еще более обрадуетесь, когда увидите сверток, который я везу в чемодане. Это платье из тонкого сукна, которое губернатор носил всего один раз на охоте и которое посылает целиком госпоже Санчике.

– Да проживет он тысячу лет! – вскричала Санчина, – а также и тот, кто привез платье, и даже две тысячи, если нужно!

Тут Тереза вышла из своего дома с письмами в руках и ожерельем на шее. Она шла, щелкая по письмам пальцами, точно по барабану. Случайно встретившись со священником и Самсоном Карраско, она принялась плясать перед ними и закричала: – С богатого по нитке, бедному рубашка, и вот у нас есть маленькое губернаторство. Пусть-ка теперь сунется ко мне какая-нибудь спесивая жена гидальго: я ей задам трепку.

– Да что случилось, Тереза Панса? – спросил священник. – Что это за глупости, что за бумаги?

– Только всего и глупостей, – ответила она, – что эти письма от герцогинь и губернаторов, и что это ожерелье у меня на шее из настоящих кораллов, что Богородице Дево, радуйся, и Отче наш из чеканного золота и что я губернаторша!

– Да Бог с вами, Тереза! – вскричал бакалавр. – Вас не поймешь и не разберешь, что вы говорите.

– Вот из этого вы все узнаете, – ответила Тереза, передавая им письма.

Священник прочел их вслух Самсону Карраско, потом они переглянулись, удивленные прочитанным. Наконец, бакалавр спросил, кто привез письма. Тереза ответила, что им стоит только пойти к ней, и они увидит там посла, молодого парня, красивого, как архангел, привезшего ей еще один подарок, еще богаче этого. Священник снял с ее шеи ожерелье, поворачивал и переворачивал его во все стороны, рассматривал кораллы и, убедившись, что они настоящие, снова изумился.

– Клянусь рясой, которую ношу, – вскричал он, – я не знаю, что и подумать об этих письмах и этих подарках. С одной стороны я вижу и ощущаю изящество этих кораллов, а с другой читаю, что герцогиня просит две дюжины желудей!

– Согласуйте это, как хотите, – заметил Карраско, – но пойдемте посмотрим на принесшего эти послания: мы порасспросим его, чтоб разъяснить все, что нас затрудняет.

Оба отправились вместе с Терезой к ее дому. Они нашли пажа просевающим овес для своей лошади, а Санчику отрезающую большой кусок сала, чтоб испечь его с яйцами и угостить пажа, приятная наружность и изящный наряд которого очень понравились обоим друзьям. Обменявшись с пажом учтивыми поклонами, Самсон попросил его рассказать им что-нибудь как о Дон-Кихоте, так и о Санчо Панса.

– Потому что, – прибавил он, – хотя мы и прочитали письма от Санчо и от госпожи герцогини, но ничуть не вышли из затруднения и не можем понять, что это за история с губернаторством Санчо, особенно на острове, когда все или почти все острова, находящиеся в Средиземном море, принадлежат его величеству.

– Что господин Санчо Панса губернатор, – ответил нам, – в этом сомневаться нельзя. Островом ли он управляет или нет – дело не мое. Достаточно, что это местечко с тысячью слишком жителей. Что же касается сладких желудей, то я могу сказать, что госпожа герцогиня такая простая, что не только посылает просить у крестьянки желудей, но иногда даже посылает к соседям просить одолжить ей гребенку. Ваши милости должны знать, что наши аррагонские дамы, хотя очень благородные и знатные, не так горды и чванны, как кастильские: они не так заносчиво обращаются с людьми.

В это время прибежала Санчика с корзиной яиц и спросила пажа: – Скажите мне, сударь, мой господин отец носит брюки, с тех пор, как он губернатором?

– Я не заметил, – отвечал паж, – но должно быть носит.

– Ах, Боже мой! – вскричала Санчика. Как я хотела бы посмотреть на отца в шушуне![190] Как это смешно, что с тех пор как я родилась, мне все хочется посмотреть на отца в брюках.

– Да разве ваша милость не увидите его в таком наряде! – вскричал паж. – Ей-Богу он скоро будет путешествовать с маской на носу,[191] если губернаторство его продлится хоть два месяца.

Священник и бакалавр прекрасно видели, что паж говорит все в насмешку; но изящество кораллов и охотничье платье, которое прислал Санчо (Тереза уже успела показать им это) сбивали их с толку. Это не помешало им, однако, посмеяться над мечтой Санчний, и еще более, когда Тереза сказала: «господин священник, разузнайте, пожалуйста, не едет ли кто отсюда в Мадрид или Толедо: я хочу поручить кому-нибудь купить мне круглые фижмы, сшитые, как следует, по моде, и самые лучшие, какие найдутся. Право же, право, я не могу ударить лицом в грязь, когда мой муж губернатор: я должна во всем, в чем могу, оказывать ему честь. Я даже могу, не во гнев как будь сказано, поехать ко двору, сидя в карете, как другие, потому что у кого муж губернатор, тот может раскошелиться и купить себе карету.

– Конечно, маменька! – вскричала Санчика. – Ах, если б сегодня, а не завтра, все говорили, видя, как я сижу в карете рядом с госпожей моей матерью: «Скажите, пожалуйста! Посмотрите-ка на эту дурочку, на эту дочку чесночника, как она развалилась в карете, словно папесса». А мне что, лишь бы они шлепали по грязи, а я ехала бы в карете, задравши ноги! Будь прокляты на этом и на том свете все злые языки, какие только есть на земле! Пусть их смеются бездельники, только бы мне ездить в карете. Так я говорю, маменька?

– Так, так, дочка, – ответила Тереза. – Все это счастье и еще многое другое мой добрый Санчо мне предсказывал, и увидишь, дочка, что он не успокоится, пока не сделает меня графиней. Нужно только начать, чтоб счастье повалило, и я много раз слыхала от твоего отца, который столько же отец пословицам, как и тебе, что если тебе дадут телку, так привяжи ее, если тебе дадут губернаторство, так бери его, если графство, так хватай его, а если тебе скажут про хороший подарок: «бери, бери!» так вскочи на него. А не то спите себе и не отвечайте счастью и удачам, когда они будут стучаться в двери вашего дома.