Дикое царство. О чем поет Север - Евгения Мос

— Ты жива! Ты жива!

Она отстранилась, внимательно вгляделась в меня, увидела волка рядом. В ее глазах блеснуло понимание, но она не отшатнулась. На лице ничего не выдавало страха или омерзения. Нет, только цепко осматривала меня на наличие ран.

— Ясно откуда ты, такая деревенская, — шепнула Кали.

— Как вы?

— Все в порядке. Лаванья, Зара живы. Слуг не трогали. Как вы?

— Люкасса погибла.

— Что?! Как? — в глазах девушки стали собираться слезы. — Почему? Почему она не была с нами?

Как ей объяснить?

— Потом, Кали.

Они с пониманием кивнула и замолчала.

Раздалось рычание из комнаты, громкое… Дверь открылась. Мне казалось, что я перестала дышать. Все смотрели на того, кто выйдет. Вышли двое, Сараби и молодой мужчина из Тигриного Дома, он оглядел всех присутствующих и сказал:

— Бой Каринутус окончен. Мой отец, Шрейден, мертв. Бой проигран, мы обязаны отступить.

Тигриный Дом опустили глаза в пол, я видела разочарование, жалость. Но они молча вставали, чтоб покинуть Дом династии. Я протолкнулась сквозь людей и вошла в комнату. Здесь было тело Солена, тело Шрейдена, павшие тигры и… Шойдра, осматривающая, лежавшего на спине Дария.

Я подбежала, не обращая внимания на удивленный взгляд женщины. Мне было плевать.

— Дарий! — крикнула я.

Он не ответил.

Я присела рядом с ним, и не могла сосчитать раны на его теле. Он еле-еле дышал.

— Прана не вылечит его, — прошептала Шойдра. — От отвоевал наш Дом ценою жизни.

Где-то позади я услышала всхлип, это была Парвати, которая за всей своей броней и сухостью, ощутила горечь потери.

— Нет! — крикнула я. — Он еще жив.

— Ненадолго, Эстер.

Я стала осматривать его раны, кровь была везде. Он еле-еле дышал, глаза были закрыты. Столько глубоких ран, повреждение внутренних органов. Такое не зашепчешь?

— Уходите, — прошептала я.

— Что?

— ВСЕ ПОШЛИ ВОН! ТИШИНА, НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ПОДСЛУШИВАТЬ!

Они решили, что я сумасшедшая, но я вопила, чтоб они ушли, пока не стало поздно. На помощь мне пришел Кори, который стал говорить, чтоб освободили все комнату. И Радж, взявший командование. Как они разобрались мне не было важно. Важно было другое.

Стало тихо.

«Эстер…»

«Да»

Есть шепот, который не должен быть слышен ни одному уху, он предназначается только одному — тому, кого лечат. Я медленно провела по волосам Дария, откинула их со лба. Протерла пот и прислонилась губами к щеке. Я начала шепотом, быстро-быстро:

Солнце встает на востоке,

А на западе — его колыбель.

Ты будешь со мною в горном водном потоке.

Ты будешь со мною петь в параллель.

Я связала нас нитью, прочнее железа и стали.

А в сердцах наших горит огонь на двоих.

Я люблю тебя навечно, как часть своей стаи.

Заклинаю, держись за меня, если нет сил уж твоих.

И если мне скажут: отпусти, не держи, —

При свете Луны оскал мой блеснет.

Ведь ты всех в мире дороже.

Ведь ты мой — полет.

И я не орел, и не ястреб, и вовсе не птица,

Но волки тоже могут летать.

Тихо, бесшумно, словно по небу бежит колесница,

Нашей песни вторит сама Луна-Мать.

Я шептала и шептала ему прямо в ухо. Раны затягивались, но ритм сердца был медленный. Я ощущала одновременно и узор на своем бедре, и у него под сердцем, словно он тоже был на мне. Телесные раны заживали, но внутри… сил не хватало.

«Эстер…»

Я не слушала, как зовет меня Лалону. Я продолжала повторять заученные строки постепенно повышая голос. Я не знала, сколько времени прошло, лишь лунный свет известил меня о том, что уже глубокая ночь.

Но я продолжала.

Шепот исцеления ран плавно превратился в песню жизни. Силы покидали меня, я ощущала, как с каждой строчкой вокруг меня и Дария вспыхивает светло-голубое свечение праны. Лалону передавал мне все свои силы, я слышала, как он тяжело дышит.

Сердце моего волка тоже билось медленнее и медленнее.

«Лалону…»

«Забирай все, Эстер»

Я ощутила, как щеки снова стали влажными от слез, но продолжала петь.

* * *

Черная хромая волчица шла медленно. Но раньше ей и некуда было торопиться, а вот сейчас… Нужно ускориться.

И зачем она притащилась в эту даль? В эту жару… Детеныш ее человека убежал, запретил за ней следовать. Да и она, правда, не поспевала за быстрыми человеческими ножками и белыми лапами Лалону.

Когда-то она была самой быстрой, самой суровой и дикой. В далеком бою ее прозвали диким демоном Ракши. Ох, с каким упоением смеялись те, кто поставил на нее клеймо в бою. И как громко орали, когда она эти же руки откусила.

Саригрид не знала запретов и слова «Нет». Ей было все равно, что Эстер запретила следовать за ней. Это пусть все остальные ее послушались. Но не старая Саригрид…

Ракша взяла с нее обещание заботиться о внучке, пока та не найдет свой путь. И великая белая волчья мать — Луна, шептала, нет, умоляла ускориться трехлапую волчицу. И она спешила изо всех сил.

Когда граница Сонхаура была пересечена, она пряталась в подворотнях, скрывалась в кустах на заднем дворе. Звери Сонхаура пугались черной волчицы, несмотря на то, что часть ее шерсти была седой, а одной лапы не хватало. Глаза Саригрид кричали о том, что она тотем некогда бравой воительницы, и что клыки ее никогда не знали пощады. Но она пришла с миром, и кошки отступали с уважением перед спокойной ныне и ранее дикой волчицей.

Она услышала вой Лалону, когда он спешил к своему человеку. Потому и спешила, все шептало о том, что она нужна.

Дом хищников.

Дом старых врагов. Но она вошла в него, пусть не скользящей походкой. Пусть на нее обращали внимание, на то как тяжело дышит старая волчица. Во взглядах людей был страх, но они пропускали ее, зная, что в комнате за закрытой дверью находится еще один волк и дочь Луны, что прощается со своим любимым.

Демон Ракши. Именно так первые десять лет после битвы у великого озера вспоминали старую Саригрид. Она шла, не склонив головы, не стесняясь потерянной лапы и клейма на боку. Она шла на запах детеныша Ракши. Остановилась перед дверями. Посмотрела на маленького мальчика. Дети же все понимают. И он понял.

Приоткрыл дверь, впуская темного как ночь зверя.

«Здравствуйте, щенятки»

«Саригрид» — услышал ее Лалону.

Его дыхание тоже было тяжелым, как и вздохи Эстер, которая склонилась над мужчиной и пела песню жизни.

* * *

Я услышала шаги тотема своей бабушки и