Ложные надежды (СИ) - "Нельма"

— Ты хочешь, чтобы он возбудился или приревновал? — интересуюсь у неё, бросая быстрый взгляд в сторону Лирицкого, на чьём лице впервые не заметно привычного выражения беззаботного веселья.

— Я хочу всё и сразу!

Синий луч падает ей на лицо, и непривычно маленькие и хрупкие ладони опускаются мне на талию, сжимают неожиданно сильно, провокационно скользят вниз на ускорении играющей музыки, а потом медленно, чувственно возвращаются на прежнее место, наконец позволяя мне выдохнуть.

Жёлтый бьёт по глазам, и мы одновременно прикрываем веки, и мои пальцы ведут по шелковистой, чуть влажной коже её голого плеча, тут же покрывающего мурашками, а потом случайно ловят одну непослушную прядь тёмных волос и накручивают на ладонь.

Зелёный вспыхивает в тот же момент, когда я придвигаюсь к ней ещё ближе, и наши движения становятся более медленными, синхронными, развратными, превращаясь в пьянящую прелюдию.

Красный блестит в её волосах, и я зарываюсь в них пальцами, прихватываю в кулак у неё на затылке и растворяюсь в рваном ритме, дрожью проходящем сквозь наши похотливо выгибающиеся тела.

— Он смотрит, — её шёпот вплетается в тонкую вуаль, отделяющую меня от реальности и удерживающую в коконе собственных неправильных желаний, будоражащих фантазий, сладких ощущений. Там я чувствую на себе его руки, его жар, его скользящее по шее дыхание, и его ненавистный, мрачный взгляд, не отпускающий меня как невидимый поводок.

Мне становится плевать, о ком именно говорила Вика. Потому что и так знаю, что он смотрит.

Он смотрит, смотрит, смотрит.

Я впиваюсь взглядом в её чёрные, блестящие азартом и возбуждением глаза, и мы одновременно подаёмся друг другу навстречу. Так мучительно неторопливо, вязко, жарко, как под удушливым июльским зноем, плавящим целые города. Становимся ближе и теснее, оказываемся на самом краю допустимого, где нервы раскалены до предела и каждый следующий миллиметр как маленький шажок к пропасти.

Смотри!

Я прикрываю глаза, расплываюсь в улыбке и ощущаю мимолётное прикосновение её мягких губ к своей нижней губе. Запрокидываю голову назад и тихо смеюсь, и Вика смеётся вместе со мной, только громко и звонко.

На этот раз меня прожигают сразу два взгляда, и если оголодавшего по нашей взаимной ненависти Кирилла мне вполне успешно удаётся игнорировать, ещё сильнее раскачивая его на эмоциональных качелях и подводя к той же точке кипения, в которой я варюсь все последние дни, то откровенно взбешённого Лирицкого приходится как-то принимать во внимание.

Поэтому я оставляю Вику и иду к нашему столику, где Юля сидит, как приклеенная, наблюдая за всеми и не оставляя ни единого шанса перекинуться хотя бы парой слов без лишних ушей.

Только уже на подходе меня чуть не сбивает с ног Кирилл, и огромного усилия стоит сразу же отойти от него на шаг назад и лишь уколоть быстрым взглядом, заточенным моим недоумением и показательным презрением, когда достаточно чуть наклониться, чтобы впиться зубами прямо ему в шею.

— Прикидываться неуклюжим ты не умеешь, Кирилл, — замечаю вскользь, и он склоняет голову вниз, пряча от всех не усмешку привыкшего защищаться от всех парня, не гаденькую ухмылку владельца многомиллионного состояния, а настоящую, самую искреннюю улыбку.

Меня трясёт от странного желания обернуться, обхватить его лицо ладонями и заставить смотреть прямо себе в глаза, чтобы мне удобнее стало искать то самое потухшее когда-то яркое пламя в глубине раскинувшегося под хмурым небом хвойного леса, раскапывать землю, лишь бы вытащить из-под неё не успевшие истлеть угли, найти хоть одну искорку жизни в могильном холоде.

Брось это, Маша. Ты всё равно никогда не сможешь его простить.

Тело движется в нужном направлении по инерции, но разум напрочь отключается, и какой-то заковыристый комплимент со стороны гения рекламы я просто пропускаю мимо ушей и просто не очень-то тактично киваю в ответ. Мне Лирицкий ничего не говорит, зато отводит в сторону Антона и тоже совсем не тактично несколько раз кивает на нас, что-то ему с напором втолковывая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я откровенно наблюдаю за ними, напрочь игнорируя и укоризненный взгляд Юли в свой адрес, и умело подобранную ей тему для непринуждённой беседы, в которой на этот раз никто не торопится принять участие: Кирилл следит за своими друзьями ещё более пристально, чем я, сцепив пальцы в замок и чуть подёргивая коленом от нетерпения.

Нервы стали ни к чёрту, да, Кирилл?

У Антона получается увести Юлю быстро и ловко, и я задерживаю дыхание, как перед прыжком на огромную глубину, когда блестящие нити занавески опускаются за их спинами. Мы остаёмся вдвоём, за непробиваемыми невидимыми стенами, отгораживающими нас от всего мира, запирающими в собственную маленькую эко-систему, где грохот электронной музыки сменяется на завораживающую тишину, а вспотевшие тела обдаёт прохладной свежестью надвигающейся грозы. И только цветные огни перед глазами служат последним раздражающим напоминанием о том, где мы на самом деле находимся.

Синий. Жёлтый. Зелёный.

Красный. Он выдыхает судорожно, резко, выталкивает из себя задержанный нами обоими спёртый воздух с терпким и пьянящим привкусом ложных надежд. Решительно поднимается с дивана, и я поднимаю голову следом, только тогда понимая, что давно уже не отрываю от него взгляда.

— На выход. Быстро, — лёд его голоса трещит под разгорающимся внутри огоньком предвкушения, а тело беззастенчиво выдаёт все истинные желания, напрягается в ожидании момента, когда ему придётся сломить моё сопротивление.

Я вопросительно приподнимаю одну бровь, задерживаюсь ровно на несколько рваных, поверхностных вдохов, чтобы подарить ему новую порцию надежды на то, что сегодня у него выйдет победить, и резко встаю с дивана в ту же секунду, как он делает рывок мне навстречу.

Мы почти врезаемся друг в друга, и его дикую ярость я любезно подкармливаю ехидной ухмылкой, полностью отдавая себе отчёт в том, что дразню бешеного зверя свежей кровью.

— Поторопись, — бросает он, стараясь по кусочкам собрать обратно свою маску непроницаемости и хладнокровия, рассыпающуюся в пыль прямо у меня на глазах.

И даже следуя за ним по пятам, прорезая взглядом ничтожно маленькие участки доступной мне смуглой кожи, зарываясь пальцами в его затылок, впиваясь, вцепляясь, врастая в него до той самой пугающе-влекущей тёмной сердцевины, я пытаюсь убедить себя, что это ничего не значит.

Не получается.

У меня нет ни единой причины его простить. У меня нет ни единого шанса забыть о том, что было между нами. У меня нет ни одного оправдания, зачем я сама разгоняю это абсолютное безумие до той скорости, на которой уже нельзя будет остановиться.

В салоне его машины стоит плотный, тёплый запах кедра вперемешку с табаком, и кончик моего языка быстро пробегается по губам и собирает с них частички этой возбуждающей горечи. Волна жара проходится от груди к низу живота, между ногами становится мучительно горячо, и мне приходится прикрыть глаза и стискивать пальцами так кстати не надетый на себя плащ.

Пиздец тебе, Ма-шень-ка.

— Ну и какого чёрта, Кирилл? — интересуюсь насмешливо, как только он грубо вдавливает педаль газа до упора и мы даже не трогаемся с места, а буквально взлетаем, моментально оказываясь уже на оживлённой дороге.

— А что, лимит Кирилла Андреевича уже закончился? — хмыкает Зайцев, исподтишка подглядывая за мной.

— Просто мой рабочий день закончился и больше нет надобности прикидываться, что я тебя уважаю.

— Зато самое время прикидываться, что ты понятия не имеешь о том, что твоя подружка спит с Ильей?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Чтобы получать правильные ответы, нужно задавать правильные вопросы, — открыто передразниваю его, сдерживая желание рявкнуть, чтобы он перестал пялиться на меня и обратил хоть раз внимание на дорогу. — Ты спрашивал, что я знаю про Лирицкого, а не знаю ли я, с кем он спит.

Он лишь хмыкает и отворачивается, выруливает на одну из набережных, позволяя догадаться, что едем мы вовсе не на съёмную квартиру, и столь часто восхваляемое мной хладнокровие внезапно оказывается удавкой на моей шее.