Сороковник. Части 1-4 - Вероника Горбачева

— А вы? — беспокоится сэр. — Где же вы будете спать?

— Не проблема. Тут, — киваю на укладку. — Брошу перину, и таких, как я, здесь две поместится, не беспокойтесь.

Он увлекает меня на кухню, где можно говорить в полный голос.

— Простите, что взваливаю на вас такую заботу, дорогая, — говорит он озабоченно, — но, думаю, первое время нашей новой подопечной лучше побыть под вашим присмотром, ведь теперь нет необходимости в вашем отъезде. Очень скоро мы постараемся для неё что-нибудь придумать…

Он продолжает, но я не слушаю.

«…ведь теперь нет необходимости в вашем отъезде…»

И вы, сэр Майкл, туда же. Всё-таки, и вы…

— Иоанна, — окликает он с беспокойством. — Вы меня слышите? С вами всё в порядке?

— Да, — отвечаю. — Да, сэр Майкл. Я вас слышу. — У меня прорывается небольшой истерический смешок. — Конечно, всё в порядке. Не считая того, что утром уехал Васюта, днём у меня на руках умерла Гала, вечером появилась совершенно неадекватная девочка, а завтра вы с воеводой на пару, чего доброго, запрёте меня здесь, в своей комнате, чтобы я не сбежала. А в остальном всё в порядке, дорогой сэр. Можете не волноваться.

— Я вас не совсем понимаю, — он проверяет мой лоб. — Вы здоровы? Почему вас нужно запирать?

— Потому что я не отдаю Васюте свой Сороковник, — поясняю я терпеливо. — Уведомляю вас об этом официально, сэр. Он остаётся при мне.

Я хочу окончательно убедиться в его намерениях.

Взгляд его из сочувствующего становится строгим:

— Это недопустимо, дорогая. Так рисковать собой? Подумайте, ведь вы можете быть… Иоанна?

У меня кружится голова, мне нехорошо. Он заставляет меня присесть и предлагает воды, на которую я смотрю с отвращением: меня явно подташнивает. От него перехлёстывает ко мне тёплая аура: похоже, он сканирует, чтобы выяснить причину недомогания.

— Слишком много на вас обрушилось, дорогая. Вы переутомлены, поэтому отложим наш разговор на завтра. Уже вечер, прилягте, отдохните. Мне остаться, побыть с вами?

Таким тоном я спрашивала девочек, укладывая спать: вам оставить свет, малышки?

— Я справлюсь, — заверяю и даже улыбаюсь. Искренне, между прочим, ведь, в сущности, его отношение ко мне остаётся прежним, трогательно-заботливым, и наши мелкие трения — от его излишнего чувства ответственности. Подумать только: он не может позволить мне рисковать! Это умиляет. Уезжает он успокоенный, а мне того и надо.

Мага исчез ещё раньше.

Ян перетаскивает в мою комнату перину, одеяло и пару подушек. Очень даже у меня неплохое лежбище получается на укладке. Советует:

— Может, отдохнёшь? На тебе ж лица нет…

Качаю головой. Боюсь, что, как вчера, не усну от усталости.

— Тогда поешь.

От одной мысли о еде меня снова тошнит.

— Нет, Ян, не хочется. Лучше подумаем, чем нашу спящую красавицу кормить?

Он с недоумением смотрит на Гелю. А что, мол, не так? Чем она от нас отличается? Приходится пояснить:

— Она же, считай, семь суток ничего не ела. Желудок от еды отвык, его постепенно запускать надо, а то загубим девочку.

— Так бульон нужен, всех больных и раненых им отпаивают. В леднике пара кур, пойду, принесу.

— Умница. А молоко осталось?

— Есть, но тронулось уже.

— Вот и хорошо. Поставлю в тёплое место, пусть на простоквашу скисается. Ей это тоже будет полезно.

Будем отпаивать нашу больную жиденьким, по крайней мере — первый день, а там начнём твёрдую пищу добавлять малыми порциями. Вот только времени до отъезда у меня остаётся мало. Что же нам дальше с ней делать? Не бросать же!

— Вот что, Ваня, — говорит Ян. Он уже притащил кур, отрубает когтистые лапы, кидает Норе. Та с благодарностью тянет угощение под стол. — С ней, с Гелей, надо что-то решать, нам ведь ехать скоро Я так думаю: надо бы её в семью хорошую да большую, чтоб пожила у них, пока в себя придёт.

— В семью — это правильно, — говорю с облегчением. — Чтобы кто-то, на мать-отца похожий, рядом был, и братья, и сестрички… Чем сильней жизнь вокруг кипит, тем быстрее память включится. Молодец, Ян, ты хорошо придумал. У тебя уже есть кто на примете?

— К соседям зайду, — говорит он. — У дядьки Петра недавно дочерей замуж выдали, скучают без девок, вот их и попрошу. Хорошие люди, не откажут.

— Постой, — спохватываюсь. — А что ты ещё сказал? Насчёт того, чтобы НАМ ехать?

Он смотрит на меня, как на чумовую.

— Ну, так, — говорит. — От меня ж Васюта мокрого места не оставит, когда узнает, что ты уехала. Ладно, бить-то не будет, но как я ему в глаза посмотрю? Врать, что не устерёг? Да я тебя и сам одну не отпущу, не надейся. Я ж не Наставник, мне с тобой можно ехать.

— Ян, — говорю, и чувствую, как на лице расползается глупейшая улыбка. — Я-ан! Это же опасно!

Он с грохотом ставит на стол кастрюлю. Берёт курицу и несколькими быстрыми ударами тесака отсекает лапки, крылья, отделяет грудку и спинку, то же самое делает со второй. Кидает птичек в посудину.

— Ну, опасно. А ты думаешь, чему меня дядька учил? воинскому делу — или крестиком вышивать? Ты не гляди, что я пока мелкий: от твоего ящера уж точно отбился бы. Васюта меня в походы брал, я там многому научился. Как в дороге себя вести, где привалы устраивать, костры разводить… Ты, поди, сама-то этого не умеешь?

Всё моё знакомство с живой природой ограничивается несколькими туристическими вылазками, и я невольно признаю доводы Яна. Но всё же колеблюсь. И в то же время восхищаюсь им. Зря он себя называет мелким: поступки у него мужские.

— Орлик мой в казарменной конюшне стоит, — продолжает он. — Надо будет и тебе коня справить, ведь если Лютика начать снаряжать — сэр обо всём догадается да в самом деле запрёт тебя. Такой он, — неожиданно с теплом в голосе добавляет Ян. — Ты уж не серчай.

— Да с чего ты взял? — говорю. — Он так устроен, что по-другому не может. Но ведь и мы не можем, правда?

И больше не отговариваю его от задумки. Даже если заставлю дома сидеть — согласится для виду, а сам втихаря за мной отправится. Я бы, например, так и сделала.

Часа через три просыпается Геля и мы идём купаться. Горячая вода вызывает у неё изумление и восторг, дитятко лупит ладошками по водной поверхности, забрызгивая и стены, и меня, плещется… Я уже говорила о размерах здешней ванны? Она под Васютины габариты заточена, что хорошая джакузи; и я замечаю, между прочим, что в воде наша девочка постепенно оживает. И движения стали энергичнее, и щёки разгорелись, и глаза засияли. Я мою ей голову, она, наклонившись, окунает лицо в воду и пускает пузыри… сознательно, между прочим, балуясь. А вот это уже хорошо! Если считать, что уровень интеллекта у неё недавно был, как у трёхлетнего младенца, то сейчас она стремительно набрала в развитии год, не меньше.