Москва в эпоху Средневековья: очерки политической истории XII-XV столетий - Юрий Владимирович Кривошеев

По мнению В. Н. Бочкарева, также и откликом на опасность внешних вторжений стало появление в обществе «громадного дружного порыва всех прогрессивных сил страны сплотиться и объединиться вокруг наиболее сильного феодала и поддержать его в борьбе как с феодальным сепаратизмом, так и с татарской агрессией» [Бочкарев 1947б: 10].

К сожалению, работа В. Н. Бочкарева не была издана, а формат научных статей не позволял в полной мере отразить содержание диссертационного исследования[236]. Выводы В. Н. Бочкарева были восприняты в советской историографии в основном благодаря Л. В. Черепнину. В «Очерках истории СССР», вышедших под редакцией Л. В. Черепнина, «феодальная война второй четверти XV века» была подробно описана в одноименном параграфе [Черепнин 1953: 248–270].

В раскрытии понятия «феодальная война» особое внимание Л. В. Черепнина было сосредоточено на исследовании социальных предпосылок конфликтов [Черепнин 1960: 743]. Восприняв основные положения и, с некоторыми изменениями, периодизацию В. Н. Бочкарева, Л. В. Черепнин вписал феодальную войну в историю России XV в., наполнив ее содержание чертами, отражающими классовый характер усобиц.

Исследователь предложил деление войны на три этапа. Первым этапом была война Василия II c Юрием Дмитриевичем 1425–1434 гг. Это столкновение показало, с одной стороны, возможность «галицких князей собирать значительные силы и бросать их на борьбу», с другой – достижения политики централизации в Московском княжестве и силу великокняжеского двора [Черепнин 1960: 762–763]. Следующий этап (1434–1436) – война Василия Косого – отразил то, что «борьба сторонников феодальной раздробленности против политики государственной централизации проходит уже в неприкрытом виде» [Черепнин 1960: 763]. Расширяется арена военных действий, вовлекаются новые территории. С 1445 по 1453 г. длился третий этап – усобица Василия II и Дмитрия Шемяки. Для этого времени Л. В. Черепнин вслед за В. Н. Бочкаревым подчеркивал обострение классовых отношений [Черепнин 1960: 787; Бочкарев 1944, т. I: 321].

Одновременно с утверждением понятия «феодальная война» ко второй половине XX в. в советской историографии произошло оформление взглядов на развитие русского средневекового города. Город был признан «узлом феодальной власти» [Смирнов 1947: 30]. И. У. Будовниц отмечал потребность горожан в сильной власти великого князя, служащей защитой интересов города [Будовниц 1952: 116–122]. Анализ позиции горожан в XV в. способствовал эволюции понятия «феодальная война».

К середине XX в. вышли научные монографии об отдельных городах и землях, в которых освещалось значение княжеских усобиц второй половины XV в. для регионов [Эммаусский 1949; Смирнов 1948: 84–105; Тихомиров 1957; 1973]. В книге А. М. Сахарова горожане были представлены в качестве активных участников событий второй четверти XV в., выступавших против объединительной политики московского князя и за нее [Сахаров 1959: 228–230]. Л. В. Черепнин писал о «сложности и противоречивости» такого явления, как поддержка горожанами объединительной политики, о расколе городского населения на два противоборствующих лагеря [Черепнин 1966: 106]. Книга Черепнина «Образование русского централизованного государства в XIV–XV вв.» послужила новым стимулом к исследованию Северо-Восточной Руси в период складывания единого государства [Кучкин 1984; Кизилов 1984; Ивина 1985].

Выводы отечественных историков были восприняты в иностранной англоязычной историографии, хотя само понятие «феодальная война» в ней не использовалось. Усобицы второй четверти XV в. характеризовались в них чаще как civil war («гражданская война») или dinastic wars («династические войны»). Изучению различных аспектов времени правления Василия II посвятил свои работы Г. Алеф [Alef 1959: 11–20; 1978: 1–20; 1986]. Он оценивал его княжение как «период зарождения представлений о монархии, независимости и даже империи» [Alef 1986: 40].

Княжеские войны второй четверти XV в. нашли освещение в работах зарубежных ученых, посвященных средневековой истории Руси, в частности проблеме становления Московской земли [Grummey 1987: 68–83; Kollmann 1987: 134, 156; Martin 1995: 237–245].

Попытка переосмысления периода второй четверти XV в. была предпринята в отечественной науке в конце 1980-х годов. Новый взгляд на события находил опору в идее противостояния двух тенденций развития землевладения: крестьянского «капиталистического» севера и «крепостнического» центра [Носов 1969: 12; 1970: 12]. На основании гипотезы Н. Е. Носова о возможности образования единого Русского государства на базисе буржуазных отношений А. А. Зимин представил новое понимание времени княжения Василия Темного в своей книге «Витязь на распутье» [Зимин 1982: 75–90; 1991]. Заслуга Зимина состояла в том, что он первым в советской историографии увидел «узел эпохи “великой замятни”, из которого исходили импульсы, существенно влиявшие на ход и направление исторического процесса, не в классовой борьбе» [Панеях 2005: 109]. Независимость взглядов исследователя привела к тому, что он отказался от поиска участников «феодальной войны», как делали его предшественники (Л. В. Черепнин и др.), и рассмотрел роль населения намного шире [Алексеева 2012: 94–98; Гусева (Алексеева) 2017: 41–72]. Москвичи, галичане, вятичи в его блестящей монографии выступили как активные действующие лица политической жизни русских земель.

Зимин представил Россию второй четверти XV в. как конгломерат княжеств и земель с разными путями развития. Историк писал: «Многочисленные государственные образования представляли три тенденции, или силы, поступательного развития. Первая из них – Новгород и Тверь… Вторую силу составляли Север и отчасти Поволжье, точнее, Галич, Вятка, Углич и Устюг» [Зимин 1991: 200]. Соответственно, к третьей силе принадлежала Москва. Зимин показал противников великого князя носителями иной формы государственности, а не мятежниками. Только Г. В. Вернадский, исследователь, работавший в эмиграции, придерживался подобных выводов, считая, что Юрий Звенигородский и его сыновья предпочитали «федеративную организацию Руси позднего киевского типа верховенству великого князя московского над всеми другими князьями» [Вернадский 1997: 302].

Зимин предложил деление «феодальной войны» на два этапа: 1425–1446 гг. и 1446–1451 гг., подчеркивая значение на каждом из них занятых противниками территорий [Зимин 1991: 198–200]. В его оценках позиция населения признавалась активной: «В борьбе Василия II с галицкими князьями, во всяком случае на первом этапе, т. е. до конца 1446 г., горожане Северо-Восточной Руси поддерживали князя Юрия и его сыновей. Это можно сказать не только о северных городах, находившихся в сфере влияния Галича, но и о посадских людях, во всяком случае о гостях и суконниках Москвы» [Зимин 1982: 86]. Хотя авторская концепция Зимина не привела к отказу от сложившегося в исторической науке видения эпохи и от самого понятия «феодальная война», но она получила отклик среди исследователей и поставила новые вопросы в изучении темы [Дворниченко, Кривошеев 1992: 57–62; Ковин 1994: 57–62].

Можно прийти к заключению, что в последние десятилетия процесс образования единого Русского государства, одним из важнейших этапов которого были княжеские усобицы второй четверти XV в., стал рассматриваться в двух направлениях: как сложение московского великокняжеского деспотизма наподобие восточной монархии и как создание земского и служилого государства.

Согласно концепции «восточного деспотизма» понятие «феодальная война второй четверти XV в.» продолжает нести свое смысловое значение. События усобицы рассматриваются как столкновение великого князя с удельными вассалами в целях узурпации и централизации власти в государстве. Объединительная политика московского великого князя характеризуется как жесткая, построенная преимущественно на силовых методах [Власть и реформы